– Отчасти ты прав, – всё же согласилась Таисия, зная, каким невыносимым может быть отец в некоторые моменты.
– А ты очень похожа на него, особенно глазами, когда злишься и выходишь из себя.
– Была бы рада услышать это намного раньше, а сейчас уже не особо волнует…
Артём уже потушил костёр, заставив её переместиться в палатку на спальник, укрыл одеялом и улёгся рядом, перебирая светлые пряди волос пальцами, слушая её. Лёгкая дрёма сначала сомкнула усталые веки, а после и вовсе заставила их незаметно для самих себя уснуть.
Поутру Таисии стало зябко и особенно остро чувствовалась пустота там, где должен был лежать Артём. Едва раскрыла сонные глаза, слепо шаря рукой по тесному пространству палатки, понимая, что такой крупный мужчина никак не мог спрятаться где-нибудь в углу, но всё равно провела рукой в потёмках, окончательно просыпаясь и вылезая из палатки наружу. Ещё даже не рассвело и стояла особенная тишина, бывающая только ранним утром, когда всё живое словно замерло в ожидании наступления нового дня. Уже далеко не ночь, но ещё и не утро: всё кажется зыбким и непривычным, полнится таинственностью и наполняет душу странным трепетом. Она ополоснула лицо водой, оставшейся в котелке, холодной настолько, что мгновенно свело челюсти, побродила вокруг, не обнаружив следов присутствия Артёма, чувствуя, как против воли внутрь неё закрадывается липкая холодная паника. Попыталась стряхнуть её, но не получалось, она крепко вцепилась в грудь и повисла на ней, словно притягивая её вниз, к земле. Едва нашла в себе силы успокоиться и пройти немного дальше, к ручью, надеясь обнаружить там мужчину и, только заметив его, как ни в чём не бывало плескавшегося в ледяной воде ручья, облегченно выдохнула.
– Я тебя потеряла, – произнесла Таисия с лёгкой укоризной.
– Привычка не даёт долго спать, иди ложись, ещё совсем рано и холодно…
Отрицательно мотнула головой и подошла к нему, обнимая за талию, прижимаясь всем своим стройным телом. По коже побежали мурашки от соприкосновения с его холодной грудью, покрытой каплями воды.
– Замёрзнешь, дурочка, – прошептал он, целуя её в макушку, – сейчас приду к тебе.
А сам уже сжал в объятиях так крепко, что вздохнуть тяжело, и не отпускает, наслаждаясь хрупким моментом нежности в серой хмари холодного раннего утра. Оторвал от себя со вздохом и заставил нырнуть в нутро палатки, укрывая одеялом, обещая вернуться совсем скоро, передвигался снаружи, хрустел сломанными ветками и производил ещё какие-то действия, едва ли понятные для неё, но приятные на слух, потому что перед закрытыми глазами стояло его спокойное, сосредоточенное лицо с плотно сжатыми губами и тёмно-карими глазами, менявшими своё выражение как только взгляд их останавливался на ней. Едва успела лёгкая дрёма завладеть краешком сознания, как рядом появился Артём, скользнув под одеяло, Таисия сразу же прижалась к нему, запуская руки под футболку, гладя рельефные мышцы груди и живота.
– Спи, – усмехнулся в губы, крепче обнимая её, пробормотал Артём, – нам ещё в столицу возвращаться. Надо немного отдохнуть перед дорогой, а то я тебя совсем замучил своими приставаниями.
– Так скоро? Ты же говорил, на пару дней?
– Хватит с тебя и этих полутора суток. Как раз вернёмся только к вечеру. Ты и без того уже умаялась с непривычки в подобной обстановке.
– Неет, – прикоснулась губами к подбородку, уже немного колючему, пытаясь прогнать слабость и лёгкие прикосновения сна, медленно овладевающего телом.
– Спи, коварная соблазнительница, успеется ещё, – заставил прижаться головой к груди, медленно перебирая пряди светлых сильными пальцами, зарываясь ими в густые волосы и легонько массируя кожу головы, – спи, родная.
В столицу они вернулись, как и говорил Артём, только ближе к вечеру. Мужчина наотрез отказался везти девушку к ней на квартиру и просто оставил её у себя дома, вернувшись через некоторое время с Лимоном, нетерпеливо повизгивающим при виде своей хозяйки.
– И всё же нам гораздо привычнее было бы у себя, – проронила Тася, поглаживая пса, – он не будет знать, где ему улечься и начнёт скулить.
– Ищешь благовидный предлог для того, чтобы сбежать прочь, прикрываясь заботой о своём псе? Может, скажешь прямо, что успел тебе надоесть за эти полтора суток?
– Ты становишься параноиком. Не думала, что ты настолько неуверен в себе.
– В себе и своих желаниях я уверен, чего не могу сказать о тебе. Порой кажется, что всё взаимно, а порой, что я просто временное развлечение, уже начавшее тебе надоедать…
– И откуда у тебя в голове берутся такие мысли? Всё было так замечательно, но стоило вернуться в столицу, как ты опять выискиваешь в любых моих словах какой-то скрытый подтекст, видимый и понятный только тебе одному.
– Ты просто сама порой не замечаешь пренебрежения, сквозящего в твоих словах, – усмехнулся Артём.
– Нет, Артём, просто ты хочешь всего и сразу, – обняла мужчину, легонько коснувшись его губ, – разве тебе мало того, что есть у нас сейчас?
– Мало. Ты даже не представляешь себе, насколько…
Глава 29. Июнь
Таисия разгуливала по торговому центру, бездумно разглядывая витрины, пребывая в лёгкой досаде от очередного телефонного звонка матери, центральной темой в разговоре которого являлось её временное бездействие. Мать время от времени поднимала этот вопрос ещё с мая месяца, иногда вскользь, иногда чуть настойчивее. А сейчас и вовсе принялась учить её жизни. Таисия слушала свою мать вполуха, отмечая знакомые поворотные точки и крючки, закидываемые ею в ожидании, что рыбка клюнет на наживку.
– Может, всё же поможешь мне с работой? Отец сказал, что ты теперь абсолютно свободна и все свое время посвящаешь воспитанию питомца. Мне кажется, стоит потратить его на что-то более полезное?
– На нынешний момент я могу назвать это самым полезным времяпрепровождением и не намерена ничего менять в ближайшие месяц, а то и два.
– Не слишком ли затянулось твоё безделье? – продолжала гнуть свою линию мать, – неужели двух с половиной месяцев было недостаточно, чтобы привести в порядок свои личные дела?
– Мои личные дела не касаются никого, кроме меня, чего бы вы там с отцом себе не напридумывали. Что, папочка опять плакался на нерадивую и неблагодарную дочь?
– Ты перегибаешь палку, Тася. Я всего лишь прошу тебя о помощи, а ты выставляешь всё в совершенно ином свете.
– Просишь? Ты умеешь просить? Ты всегда предъявляешь свои требования и подводишь под них условия выгодной сделки, вот и всего…
– Отец был прав… Ты стала чересчур прямолинейной, забывая о воспитании и правилах приличия. Неужто новый знакомый на тебя так сильно влияет?
– Если воспитание обязывает ущемлять свои собственные интересы в угоду чужим представлениям о правилах приличия, то я позволю себе пренебречь им.
– Ты эгоистка, Тася.
– Вероятно, что так оно и есть. Но ничего с этим не поделаешь, я училась у лучших.
Разговор вышел более резким, чем того хотелось бы. Возможно, не стоило отвечать матери в подобном тоне, но порой она чувствовала себя так, словно оба родителя по очереди начинали уделять внимание "воспитанию своей взрослой дочери", всё ещё действуя по устоявшейся договорённости и чёткому графику, с выделенными ярким цветом графами, днями и часами "родительской любви". И она, несмотря ни на что, до сих пор носившая внутри себя некую обиду на них, не собиралась постоянно действовать согласно их ожиданиям. В особенности в области, касавшейся её личной жизни и отношения с мужчинами. Отец успел заразить и мать своей неприязнью к Артёму? Особенно смешно выглядели бы наставления об устройстве личной жизни от матери, до сих пор не нашедшей себе постоянного ухажёра, меняющей их по сезонам года или по месяцам. И она не собиралась прислушиваться к мнению ни одного, ни второго родителя, а собиралась жить так, как того хотелось бы ей самой. А сейчас ей больше всего хотелось увидеться с Артёмом, который всё ещё немного обижался на то, что она всё же решила вернуться к себе в квартиру после их совместной поездки, уйдя от вопроса о совместном проживании. Подобная перспектива её отчего-то страшила, и она старалась не думать лишний раз о ней, забивая себе голову другими, более насущными проблемами.
Они договаривались встретиться пообедать в одном из кафе, и Артём, как всегда, явился чётко в срок, но отчего-то создавалось ощущение, будто он куда-то торопится или его мысли заняты чем-то иным.
– Не хотела тебе мешать, Тёма, если ты сильно занят, мог бы сказать мне об этом сразу.
– Ты мне не мешаешь, Тая. Кто ещё из нас обидчивее? Просто нужно заехать в одно место, не самое радостное из всех, о которых можно подумать. Поневоле начинаешь грузиться разными мыслями.
– Мне оставить тебя наедине с твоими думками?
– Нет, вообще не хочу, чтобы ты куда-то пропадала. Даже на несколько минут. Съездишь со мной? Это не займёт много времени, а после отправимся ещё куда-нибудь?
– Хорошо, – легко согласилась она, догадываясь, что ему нужно посетить кладбище, возможно, кого-то из своих усопших родственников или знакомых, не думая, что это как-то в корне повлияет на их отношения, но зная, что он обрадуется подобному вниманию в её стороны. Так и произошло – Артём поначалу словно немного оттаял, став разговорчивее, но чем ближе становилась цель поездки, тем угрюмее он становился, словно на него сильно давил груз обязательств. Она не стала оставаться сидеть в салоне автомобиля и последовала за ним, не навязывая своё присутствие, молча шагая рядом с ним между рядами кладбищенских крестов, пока он не остановился у одной из могил. Взгляд сам по себе сразу же зацепился за годы жизни той девушки, чей портрет был высечен на памятнике из чёрного гранита: лет на десять старше неё… Артём молча положил пару цветов на могилку, оставшись стоять и раздумывать о чём-то своём, а она не смогла сдержать поспешно выскользнувших слов:
– Кто это? Она была твоей женой? – вопрос, может, был задан не столь тактично, как следовало бы, но похоже, что она начинала перенимать привычки Артёма, спрашивая об интересующем прямо в лоб, не юля и не прячась под иным благовидным предлогом.