– Тебе, наверное, адски скучно в этом офисе, бедняга, – говорит она. – Жалко, что в офицерском душе на третьей палубе камер нет, там я выгляжу получше, чем когда таскаюсь по коридорам в зеленом комбинезоне, в котором у меня страшная задница.
– Нормальная у тебя задница в комбинезоне, – говорю я. Мы сидим в ЦНС, где Халли стала прятаться, когда ей нужно спокойно разобраться с документами или поговорить о чем-то кроме десантных кораблей, векторов приближения и стыковочных процедур.
– Ты так думаешь? Кажется, лейтенант Фостер с тобой согласен. Так и норовит цапнуть в последнее время.
– Кто-нибудь из твоих дружков-офицеров говорит что-нибудь о том, что ты путаешься с младшим составом?
– А то, – отвечает она. – Только у них и самих рыльце в пушку. Фостер и Рикман оба тем же занимаются. Фостер трахает кого-то из младших офицеров-энергетиков, а Рикман обжимается с кем-то из фиолетовых с взлетной палубы.
– Фиолетовые – это кто, служба заправки?
– Ага, топливники. У пушкарей красные рубашки, у гаечников – желтые.
– Какой элитизм. А как вы, крутые пилоты, зовете админов нейросетей?
– Не знаю, как остальных, а вот тебя лейтенант Рикман зовет «удачливым засранцем».
– Ну, рад слышать, что хоть в чем-то я лучше него, – говорю я.
Планшет Халли вибрирует на столе, и она со вздохом подбирает его и читает сообщение:
– Легок на помине. Меня зовут в комнату инструктажа пилотов. Встретимся вечером после твоей вахты?
– Конечно, – говорю я. Мы не можем ужинать вместе, потому что едим в разных местах – на нее косо посматривали бы в столовой для младшего состава, а меня вышвырнули бы из офицерской, – зато у меня есть личная каюта, редкая роскошь на военном корабле, и мы проводим там кучу свободного времени.
– До скорого, компьютерный ас, – говорит она и легко целует меня.
– До скорого, крошка-пилот, – отвечаю я.
Я наблюдаю, как она проходит в коридор через люк. В комбинезоне ее задница смотрится правда неплохо.
Янаправляюсь в столовую для младшего состава, когда слышу свою должность в объявлении по громкой связи:
– Старший помощник вызывает администратора нейронных сетей в БИЦ. Старший помощник вызывает администратора нейронных сетей в БИЦ.
Я изменяю курс и направляюсь к лестнице на пятую палубу.
В БИЦ больше народу, чем в мой первый визит. Старпом снова стоит у голостола, просматривая стопку распечаток. Я подхожу к столу и отдаю честь.
– NN2 Грейсон явился согласно приказу, сэр.
Капитан-лейтенант отрывается от распечаток:
– А, мистер Грейсон.
Он откладывает бумаги в сторону и жестом приглашает меня подойти ближе.
– Вольно. Мистер Грейсон, как далеко сейчас находится наш корабль от ближайшего узла связи?
– Три с половиной световых минуты, сэр. Узел на орбите Марса.
– Отлично, – говорит он. Я уверен, что он и так знал ответ на свой вопрос и просто хотел проверить, насколько новый админ в курсе дела. – Мы скоро входим в канал Алькубьерре до Капеллы. Убедитесь, что провели все положенные процедуры перед превышением скорости света и что все базы данных полностью синхронизированы с главной сетью, прежде чем мы пойдем на БСС.
– Есть, сэр, – говорю я. – Немедленно приступаю.
– Хорошо. Пожалуйста, доложите о готовности сети лично мне к восемнадцати ноль-ноль.
– Слушаюсь, сэр.
Яне слишком хорошо знаком с нашими двигателями для межзвездных путешествий. Я знаю, что они называются «двигатели Алькубьерре» и что корабль, путешествующий в пузыре Алькубьерре, не может отправлять и принимать никаких сообщений, потому что обгоняет даже близкие к скорости света потоки данных. Перед таким переходом каждый корабль флота синхронизирует все данные на борту с общей сетью. Я изучал этот процесс в техшколе, и от меня требуется только отдать команду компьютеру, но устав флота все равно требует, чтобы результаты синхронизации дважды были перепроверены дежурным админом и подтверждены следующим по старшинству начальником службы. Я обнаружил, что бо́льшая часть моих ежедневных задач сводится к тому, чтобы присматривать за автоматизированными процессами и быть готовым поплатиться головой, если я упущу в них какие-то сбои.
Вернувшись в ЦНС, я открываю админскую деку, подключаюсь к системе и запускаю автоматический протокол подготовки к входу в пузырь Алькубьерре. Пока базы данных синхронизируются с ближайшим флотским узлом связи – это гарантирует, что мы случайно не привезем почту за прошлый месяц, – я пробегаю глазами руководство, убеждаясь, что все идет как надо. Наверное, я должен быть испуган или ошеломлен тем, что заведую службой, которая должна быть укомплектована двумя админами из младшего состава и старшиной, но на деле все настолько автоматизировано, что любой человек, способный прочитать пару инструкций, может управлять ЦНС, не вставая с койки. Однако мне не хочется давать старпому повод невзлюбить меня, так что я делаю все по уставу и, когда компьютер сигналит, что процесс завершен, вручную проверяю каждую временну́ю отметку о копировании базы данных. Потом я жму на кнопку коммуникатора на консоли рядом со столом:
– БИЦ, это ЦНС.
– ЦНС, это БИЦ. Слушаю, – отвечают мне.
– ЦНС закончил подготовку к входу в пузырь Алькубьерре. Синхронизация баз данных закончена и подтверждена.
– Вас понял, ЦНС, подготовка завершена.
Учитывая уровень компьютеризации корабля, я не сомневаюсь, что в БИЦ узнали о состоянии сети в ту же секунду, как завершилось обновление, но это армия, где для всего есть своя процедура и ритуал – похоже на театр Кабуки с униформами. Необходимо совершать положенные жесты и движения, произносить нужные реплики, и это делают все, потому что так уж повелось.
Я приказываю админской консоли найти радиочастотный сигнал жетона ХАЛЛИ Д. Система находит ее РЧ-чип в офицерской столовой, и на видео с камеры я вижу, как она сидит за столиком с друзьями-офицерами, поедая сэндвичи и о чем-то болтая. Я достаю ПП и быстро набираю текст:
«Можешь пересесть на другой конец стола, чтобы задницу было лучше видно? У камеры ракурс фиговый».
Я отправляю сообщение и с ухмылкой смотрю на монитор. Халли слегка приподнимается и достает свой ПП из кармана на штанине комбинезона, не прерывая разговора с сидящим по соседству лейтенантом. Я наблюдаю, как она читает текст на экране. Потом Халли поднимает голову, находит на потолке линзу камеры и почесывает нос средним пальцем.
Я улыбаюсь и отправляю еще одно сообщение:
«Боюсь, тебе придется подождать, пока моя вахта не кончится».
Переход на БСС мне не нравится. Когда корабль входит в канал и включает двигатель Алькубьерре, в каждой кости и каждом мускуле внезапно появляется небольшое неприятное ощущение – не то чтобы боль, но растяжение, словно какая-то мягкая, но неодолимая сила пытается тащить каждую молекулу моего тела во все стороны сразу. Мои суставы и зубы как будто расшатываются, а кожа приобретает болезненную чувствительность. Наверное, несколько часов неудобства вытерпеть проще, чем годы скуки космического путешествия, но я уже осознаю, что полеты в пузыре станут для меня самой нелюбимой частью пребывания на звездолете.
В начале и конце перехода по каналу Алькубьерре корабли находятся в боевой готовности, потому что положение точек входа и выхода неизменно. Их координаты, конечно, засекречены, чтобы СРА не устраивал на выходе засаду для наших звездолетов, но у каждой армии есть разведка, так что шанс наткнуться на приветственный комитет русско-китайских миноносцев при выходе в нормальное пространство есть всегда. За тридцать минут до конца перехода Алькубьерре на «Версале» снова объявляют боевую готовность.
– Приготовиться к выходу, – приказывает БИЦ всему экипажу. – Выход через десять… девять… восемь… семь…
Мы снова оказываемся в нормальном пространстве, всего в двадцати световых минутах от Капеллы А и в сорока двух световых годах от Терры. Приветственного комитета кораблей СРА, жаждущих разнести нас на кусочки, не обнаружено. Я чувствую, когда отключаются двигателя Алькубьерре, потому что неожиданно исчезает то неудобство, которое я испытывал все эти двенадцать часов. Монитор админской деки передо мной показывает, что нейросеть корабля уже запустила постпереходные проверки целостности. Я пользуюсь небольшим кусочком системного времени, чтобы взглянуть на видео с оптических систем снаружи корабля, но там почти не на что смотреть. Капелла А очень похожа на наше Солнце – маленький, бледно-желтый шарик в отдалении, – а других небесных тел я вообще разглядеть не могу. Система не сильно отличается от нашей родной системы – широко раскинувшаяся пустота, испещренная искорками далеких звезд.
Из интереса я проверяю навигационную карту. Точка выхода из канала Алькубьерре гораздо ближе к месту назначения, чем точка входа к Земле. Мы всего в пятнадцати световых минутах от Капеллы А – Уиллоуби – и выйдем на орбиту через несколько часов. Корабельные сенсоры дальнего контроля говорят, что между нами и Уиллоуби – целое море ничего. Похоже, мы единственный в округе корабль САС – да и вообще, единственный корабль.
– Всей команде – отбой боевой готовности. Возобновить вахтенное расписание, – объявляет по громкой связи старпом. – Добро пожаловать в систему Капеллы.
Мы подходим к орбите Уиллоуби как раз в конце моей вахты. Я устал и проголодался, но решаю задержаться в ЦНС еще на несколько минут, чтобы увидеть подлет к первой моей планете вне Солнечной системы.
Я смотрю видео с верхнефюзеляжных камер, когда в дверь звонят. Я подхожу к ней, заглядываю в смотровое окно и вижу там лицо Халли.
– Привет, – говорит она, когда я отпираю для нее дверь. – Не возражаешь, если я забегу на пару минут? Хочу заполнить бортжурнал где-нибудь, где лейтенант Рикман не будет стоять у меня над душой.
– Конечно, – говорю я и впускаю ее. Она перешагивает порог и роняет себя на один из стульев перед админской консолью.