– Диспетчерская Уиллоуби, говорит флотский корабль Жало-Шесть-Два, – сообщает Халли. – Я в сорока девяти километрах к северу от вас, запрашиваю посадку по САП.
В ответ слышна только статика, и Халли дважды повторяет передачу, а потом сдается и пожимает плечами:
– Местное навигационное оборудование работает. Я вижу радиомаяк и луч САП. Что бы там ни случилось, энергия у них еще есть.
Мы пробиваем облачный покров, и земля не так близка, как в тот раз, когда мы подбирали старпома. Ливень превратился в морось. Когда Халли выравнивает корабль, до поверхности еще шестьсот метров, и окружение просматривается на полкилометра вперед.
– Погода выправляется, – говорит Халли. – Может, САП нам и не понадобится.
Я изгибаю шею и смотрю на землю под нами, пытаясь заметить инопланетян, которые должны быть видны даже с такой высоты, но внизу ничего не двигается. Пейзаж выглядит таким же унылым и монотонным, как каменистые холмы и плато возле станции.
– Осталось тридцать километров, – объявляет Халли. – Внизу пусто. Радар и ИК-сенсоры ничего не видят.
Все, что я вижу впереди, – радиомаяк.
– Не расслабляйся, – говорит в наушниках старпом. – При первом же намеке на неприятности поднимай нас над тучами.
– А то, блин, я без тебя не догадаюсь, – бормочет Халли себе под нос, не зажимая кнопку связи на своем джойстике.
Город, вынырнувший из тумана в полукилометре от нас, выглядит нетронутым. Когда мы подлетаем ближе, становятся видны ряды блочных строений, квадратных модулей из стали и бетона с толстыми поликарбонатными окнами. Дома расположены в ячейках аккуратной сетки бетонных дорог. Администратор станции терраформирования называл это поселение Уиллоуби-Сити, но это чересчур претенциозное имя. Почва здесь бледно-охристого оттенка. Видны участки, где колонисты высадили растения, чтобы они приспособились к местным условиям, но, судя по виду сверху, Уиллоуби не слишком дружелюбна к земной траве.
Халли пролетает высоко над поселком, вводит «Осу» в крутой спиральный вираж, чтобы взглянуть на землю. Я выглядываю в толстое бронированное окно с ее стороны кабины, но не замечаю ничего необычного. Дома и дороги, кажется, не повреждены. Во многих окнах горит свет.
– Вроде все нормально, – говорит Халли. – Давай-ка спустимся и взглянем поближе.
Мы делаем еще один променад над Уиллоуби-Сити, на этот раз куда ниже и медленнее. И теперь я замечаю внизу кое-что еще, чего нельзя было разглядеть с высоты шестисот метров. Внизу все-таки есть люди, но они не реагируют на десантный корабль, пролетающий прямо над поселком. Они лежат на бетонном кружеве дорожной сетки, у стен зданий, и лицом вниз в охряной пыли на земле между домами. Лежат поодиночке или в парах, на спине или на животе, как будто вся колония решила вздремнуть. У меня во рту немедленно пересыхает, и сердце начинает колотиться в груди. Когда я смотрю на Халли, то замечаю, что она прикусила нижнюю губу, разглядывая картину внизу.
– Командир, надо бы вам сюда подойти и взглянуть на это, – говорит она в микрофон.
Вскоре из люка за нашими спинами появляется капитан-лейтенант Кэмпбелл. Он хватается за наши кресла, чтобы не упасть, и наклоняется к окну с моей стороны кабины. Без единого слова Халли мягко наклоняет корабль влево, чтобы он лучше разглядел кладбище, в которое превратилась колония.
– Господи боже, – деревянным голосом произносит старпом.
– Здания нетронуты, – говорю я. – Я вообще не вижу никаких повреждений. Что за чертовщина с ними стряслась?
– Да чтоб я знала, – отвечает Халли. – Но, командир, если вы не возражаете, я предпочла бы не садиться и не рисковать заражением.
Я и не задумывался, что это может быть химическая атака, но теперь, когда Халли озвучила свое беспокойство, меня очень тревожит небольшая высота нашего полета. Я знаю, что это просто игра моего гиперактивного и напуганного воображения, но мне представляется, как двигатели корабля обратной тягой всасывают облако отравляющего вещества. На занятиях по химзащите нам показывали видео химических и биологических атак, снятое во время последней большой стычки с китайцами и корейцами, и крупные планы неудачливых бойцов САС, захлебнувшихся кровавой рвотой, навсегда отпечатались в моей памяти.
– Не будем, конечно, – соглашается старпом. – Не хочется мне сегодня выблевывать свои легкие. Поднимайся выше, и давай включим радио, посмотрим, не выбрался ли кто отсюда. Может, местные десантники успели надеть защитные костюмы.
Некоторое время мы кружим над поселком на большой высоте, пытаясь связаться с десантниками, которые могли покинуть город. Халли двадцать минут передает сообщения на полевой частоте десанта, не переставая нарезать круги, но снова не получает ответа.
– Если они в пределах пятидесяти километров, то должны нас слышать, – говорит она. – Я недолго еще смогу продолжать, если мы хотим вернуться к станции на том, что осталось в баках.
– Понял, – говорит старпом. – Сверни еще раз на юг, а потом полетим обратно.
– Как-то многовато бестолкового кружения, – тихо говорю я Халли, держа пальцы как можно дальше от кнопки интеркома. Она пожимает плечами.
– Все лучше, чем сидеть на жопе и ждать, когда нас подберет следующий корабль.
Консоль ТакЛинк мягко чирикает, и Халли отвлекается на нее. Она тыкает пальцем в экран, вглядывается в дисплей, а потом резко выпрямляется.
– Что такое? – спрашиваю я, опасаясь новых дурных новостей.
– Аварийный маячок, – говорит она. – Это второй десантный корабль с «Версаля», Жало-Шесть-Один.
Ее пальцы выбивают чечетку на консоли коммуникатора, и она переходит на другую частоту:
– Жало-Шесть-Один, это Халли в Жало-Шесть-Два. Я засекла ваш маячок в двадцати девяти километрах к югу. Если кто-то меня слышит, пожалуйста, ответьте.
И снова нам никто не отвечает. Халли дважды повторяет передачу, а потом утомленно фыркает:
– Это просто Планета Сломанных Радио какая-то. Мне уже поднадоело разговаривать с собой.
Она включает интерком:
– Командир, я засекла аварийный маячок нашей второй «Осы». Я подлечу и взгляну на нее, проверю, уцелел ли кто-нибудь.
– Разрешаю, – говорит старпом.
Когда мы возвращаемся в облака, Халли сканирует поверхность перед нами. Я смотрю на ее сенсорный экран, на котором отображается клиновидный сегмент планеты под нами и впереди нас: его через короткие интервалы прочесывает сфокусированным лучом корабельный радар.
– Обычно мы непрерывное сканирование не делаем, – говорит Халли, заметив, что я смотрю на экран. – От этого радара системы оповещения вспыхивают, как рождественские елки. Если бы внизу были солдаты СРА, мы с тем же успехом могли повесить на себя мишень с надписью «СБЕЙ МЕНЯ».
– Знаешь, что? Я уже мечтаю, чтобы внизу были попросту солдаты СРА, – говорю я, и она улыбается.
– Да уж. Кто бы мог подумать, что мы будем об этом мечтать, да?
Внезапно облачный покров заканчивается без всякого предупреждения. Только что мы летели среди дрейфующих дождевых туч при нулевой видимости – и сразу же оказались под чистым небом. Я удивленно выглядываю в боковое окно и вижу за кораблем удаляющуюся облачную стену. В нескольких километрах под нами земля. Похоже, мы только что попали в глаз бури. Вокруг нас огромная чаша спокойной погоды шириной километров двадцать, если не больше.
– Да чтоб мне сдохнуть, – говорит Халли голосом, полным изумления и трепета.
Перед кораблем, в самом центре безоблачного участка, в небо устремляется грандиозных размеров башня. Она цвета грязного снега и так высока, что я не могу разглядеть вершины, даже задрав голову и выглянув в верхнюю оконную панель кабины. Башня выглядит невероятно тонкой для подобной высоты, но даже с этого расстояния очевидно, что диаметр ее – несколько сотен метров. У земли она расширяется, словно древесный ствол.
– Что это еще за хрень?
– Сэр, вам нужно на это взглянуть, – сообщает Халли старпому, который немедленно выбирается из кресла и снова возвращается в кабину.
– Иисусе, – говорит он, увидев перед нами уходящую в темные облака башню.
– На радаре ничего нет, – говорит ошеломленная Халли.
– Что-что?
– Радар ее не видит, – отвечает она и перебирает режимы отображения на экране. – Ни наземный радар, ни «воздух-воздух», даже в миллиметровом диапазоне пусто. Если бы облака вдруг не разошлись, мы впаялись бы прямо в эту штуку, не заметив ее.
– А они времени зря не теряли, – говорит старпом. – Построить такую громадину меньше чем за месяц?
По мне так поднимающаяся с поверхности планеты структура вовсе не выглядит построенной. Ни опор, ни выступов, ни швов. Поверхность башни выглядит ровной и гладкой. Она похожа на дерево, с которого сняли кору.
– Аварийный маячок в четырех километрах от нас, на пять градусов правее, – говорит Халли. – У самого основания этого.
– Пока просто облети ее, – приказывает старпом. – Держись подальше. Не хочу, чтобы рядом с ней появился и второй маячок.
Безоблачное пятно выглядит идеально круглым, и высокая белая структура стоит в самом его центре. Халли поворачивает «Осу» влево, ложась на курс, параллельный стенам этого странного глаза бури.
– ИК-сенсоры ее видят, – говорит она. – Она не раскаленная, конечно, но какое-то тепло выделяет.
– Да, но что это?
Я снова выглядываю через верхнюю оконную панель. Тучи над нами светлее, чем мрачная стена по левую руку, и, поднимая глаза, я улавливаю быстрое движение, словно штормовые облака гонит по небу стремительный ветер. Поток свинцово-серых туч рождается в самом центре глаза бури и несется к его границе.
– Это терраформировщик, – говорю я. – Или атмокорректор, не знаю уж, как они его называют. Взгляните-ка.
Халли следует за моим взглядом, а старпому приходится изогнуться над центральной консолью, чтобы понять, на что мы смотрим.
– Думаю, мистер Грейсон, вы правы, – говорит он. – И если это так, то нам на этой планете делать больше нечего.