Но пропаганда – это для других; самому-то Гиммлеру было ясно, что он движется к катастрофе. Суеверный сверх меры, даже более чем кто-либо другой в нацистской верхушке, он верил астрологам и прорицателям и сейчас считал, что звезды не благоприятствуют ему. Он послал 10-й корпус СС сдерживать советское наступление на Одер, но эта операция была обречена на провал. 29 января войска маршала Жукова вышли к Одеру и быстро сломили немецкую оборону. Гиммлер в отчаянии пытался контратаковать. Он двинул лучшие части СС на фланги Жукова в районе Шнайдемюля – изначально бесполезная затея. Немцев снова отбросили. Преследуемый поражениями, больше не уверенный в расположении фюрера, военачальник Гиммлер нашел убежище в болезни. Он зачастил в эсэсовский госпиталь в Гогенлихене, к своему старому товарищу доктору Гебхардту. Командующий группой армий появлялся в штабе всего на несколько часов в день, а в десять часов вечера война для него заканчивалась – он засыпал, и ни один офицер не рискнул бы его разбудить.
Теперь, когда Гиммлер в какой-то мере самоустранился. Гудериан решил сам нанести последний удар силами группы «Висла». Его план состоял во внезапности нападения на советские войска в районе Арнсвальде: оттеснить их на юг от Варты, освободить Померанию и таким образом обеспечить линии связи с Западной Пруссией. Для этого он предложил прикомандировать к штабу «Вислы» генерала Вальтера Венка и поручить ему руководство операцией, а на деле надеялся таким образом вовсе отстранить Гиммлера от командования. 13 февраля Гудериан изложил этот план Гитлеру в рейхсканцелярии, но диктатор быстро раскусил его игру. Гиммлер, бледный и растерянный, присутствовал при этом и вынужден был слушать, как фюрер и начальник штаба обсуждают его стратегические способности. Этот разговор велся на повышенных тонах, обе стороны не считали нужным скрывать своих эмоций.
Гудериан:
– К штабу рейхсфюрера надо прикомандировать генерала Венка, иначе успешное наступление там просто невозможно.
Гитлер:
– Рейхсфюрер в состоянии и сам руководить наступлением.
Гудериан:
– У рейхсфюрера нет ни опыта, ни достаточно компетентного человека в штабе, чтобы руководить наступлением единолично. Присутствие генерала Венка необходимо.
Гитлер:
– Я не разрешаю вам говорить мне, будто рейхсфюрер неспособен выполнять свои обязанности.
Гудериан:
– Все же я настаиваю на прикомандировании генерала Венка, чтобы вся операция могла быть успешно завершена.
Гитлер и Гудериан кричали, не желая уступать друг другу. Разгневанный фюрер ходил взад-вперед, потом вдруг остановился перед Гиммлером и сказал:
– Ну вот что, Гиммлер, генерал Венк прибудет в ваш штаб сегодня вечером и возьмет на себя руководство наступлением. – Обернувшись к Гудериану, Гитлер сухо улыбнулся: – Итак, продолжим совещание. Сегодняшнюю битву выиграл Генштаб.
Конец власти Гиммлера был уже близок, хотя этот план Гудериана и лопнул из-за того, что Венк попал в автомобильную аварию. Начальник Генштаба продолжал попытки отделаться от Гиммлера. Дважды он просил Гитлера сменить командующего группой «Висла» и дважды получал отказ. Отчаявшись, Гудериан решил сам обратиться к Гиммлеру с предложением оставить этот пост, но когда попал в Ставку рейхсфюрера, то узнал, что Гиммлер уже неделю лежит в клинике у своего друга Гебхардта, страдая от «жестокой инфлюэнцы». Бригадефюрер Ламмердинг спросил: «Не могли бы вы избавить нас от нашего командующего?»
Гудериан смог. 18 марта он явился к Гиммлеру в госпиталь. Узнав визитера, Гиммлер съежился под одеялом и закашлялся. Гудериан стал его утешать: конечно же вполне понятно, что рейхсфюрер при такой чудовищной занятости едва ли может уделять достаточное внимание еще и командованию группой армий, особенно теперь, когда здоровье пошатнулось. До Гиммлера дошло, и он тут же опять закашлялся. «А что скажет фюрер?» – пробормотал он. Гудериан выразил готовность помочь. Если рейхсфюрер не возражает, то он, Гудериан, сам отправится к фюреру и попросит освободить рейхсфюрера от должности командующего. Так и случилось.
20 марта 1945 года Гитлер почти без ворчания согласился заменить рейхсфюрера в группе «Висла» генералом Гейнрики, который командовал 1-й танковой армией. Гиммлер больше не претендовал на лавры полководца.
И никто не заметил, что день 20 марта стал поворотным для Гиммлера – днем отречения от идола, которому он поклонялся долгие годы и готов был приносить страшные кровавые жертвы, днем пробуждения от величайшего самообмана. Отныне Гиммлер преисполнился решимости спасти все то, что, как он думал, возможно еще спасти: собственную жизнь, свой орден СС и иллюзии своей мрачной карьеры. Гиммлер не был бы самим собой, если бы не впал в новую иллюзию – что именно он должен принести в Европу мир и руководить переходом послевоенной, освобожденной от Гитлера Германии в новую эру.
Первым, кто узнал об этой перемене, был генерал-полковник Гейнрики, прибывший 22 марта принимать командование. Гиммлер в некотором смущении стал объяснять ему, что оставляет после себя, но преемник попросил «обрисовать общую политическую линию». Гиммлер сразу оживился, и вся былая уверенность вернулась к нему. Глава СС взял гостя за руку, с заговорщическим видом отвел к дивану в углу и там только прошептал: «Настал момент для переговоров с нашими западными противниками. Я уже предпринял первые шаги. Мои представители налаживают контакт».
Впервые Гиммлер раскрыл постороннему секрет, до той поры так тщательно оберегаемый. Немцы знали только одно из двух лиц СС. Теперь, пусть поначалу для немногих, приоткрылось второе лицо СС, и зрелище это было трагичным и фарсовым одновременно. Эсэсовцы беспощадно подавляли всех, кто сомневался в окончательной победе. Своими пафосными призывами и самоубийственными операциями они побуждали немцев сопротивляться до конца. И вот оказывается, что те же самые СС пытаются спасти свою шкуру посредством тайной сделки с врагами, потому что сами больше не верят в победу. В этой перемене был и своеобразный черный юмор: желая поскорее капитулировать, руководители СС искали спасения у людей, которых сами же обрекли на полное уничтожение. Их еврейские заложники, по расчетам, могли стать посредниками и гарантами, рычагом для начала дискуссии с Западом.
То обстоятельство, что Гиммлер и многие другие вожаки СС предавались таким мечтаниям, во многом следует отнести на счет деятельного и немного хвастливого толстяка, бонвивана и филантропа Феликса Керстена, не упускавшего случая уговорить рейхсфюрера порвать с Гитлером.
Этот человек в течение нескольких лет оказывал на Гиммлера очень сильное влияние. Он родился в 1898 году и в юности изучал в Финляндии мануальную терапию, в основе которой лежит учение о том, что причиной многих болезней является нервное напряжение, а потому лечить их следует, снимая это напряжение. Получив там квалификацию массажиста, обладатель «чудодейственных рук» (по отзыву Йозефа Кесселя) перебрался в Берлин, где скоро вошел в моду. Доктор Ко, китайский авторитет в области массажа, однажды проверил на себе способности Керстена и воскликнул: «Мой юный друг, вы пока еще ничего в этом не смыслите, но такого человека, как вы, я ждал тридцать лет. У вас талант».
Руки Керстена творили чудеса, и его искусство приносило ему самые выгодные предложения, на которые только мог рассчитывать берлинский медик в 20-х годах. Он завоевал европейскую известность – искусные руки и адекватная плата за труды отлично сочетались с его светскими, аристократическими манерами. Керстену очень шла роль лейб-медика высоких особ – недаром одним из его патронов был Александр Вестберг, личный врач русского царя. В 1928 году Керстен стал придворным врачом голландской королевской семьи, а через одиннадцать лет он принял ответственность за здоровье одного из самых опасных пациентов в Третьем рейхе – рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.
Их познакомил один из пациентов Керстена – богатый промышленник, член Общества друзей рейхсфюрера. По описанию биографа Керстена, «в марте 1939 года он установил, что Гиммлер страдает сильнейшим нервным расстройством, вызывающим почти непереносимо болезненные спазмы кишечника; у него был тяжелый приступ, но Керстен снял боль за несколько минут». Гиммлеру даже показалось невероятным это мгновенное исцеление, и он сказал: «Я консультировался у многих немецких профессоров, но никто ничего не мог поделать. Прошу вас помочь мне профессор». Керстен объяснил, что он никакой не профессор и даже не врач. Тем не менее дал себя уговорить и поступил на службу к людоеду в качестве личного медика.
Керстен теперь почти не покидал Гиммлера. Он скоро осознал, что его чудо-руки дают ему над Гиммлером громадную власть – она кончалась только там, где начиналась гипнотическая сила Адольфа Гитлера.
Едва пальцы массажиста дотрагивались до измученного болью тела, как даже сам Гиммлер проявлял признаки человечности. Он был открыт для любого предложения Керстена. Однажды он согласился выпустить кого-то из концлагеря, в другой раз разрешил каким-то беглецам покинуть Германию, а то и избавлял тысячи евреев от мясорубки «Окончательного решения». Керстен всегда был рядом, всегда готов был помочь и часто добивался невозможного. Список людей, обязанных ему жизнью, постоянно рос. Например, он предотвратил казнь Теодора Штельцера (будущего премьер-министра Шлезвиг-Гольштейна), спас от уничтожения финских евреев, переправлял заключенных из скандинавских концлагерей в нейтральную Швецию. Он же помешал похищению голландских шедевров искусства. Гиммлер так ему доверял, что с 1943 года Керстен получил возможность действовать совершенно самостоятельно и даже выезжать в Стокгольм. Пользуясь кодовым номером 145, он имел право звонить патрону в любой момент.
В послевоенной Европе историю Керстена сочли неправдоподобной; в 1947 году голландское правительство образовало даже специальную ученую комиссию под руководством директора Института военной истории профессора Николаса Постумуса, чтобы покопаться в деятельности бывшего придворного медика. Комиссия работала три года: были опрошены друзья и враги Керстена, прочитан его 800-страничный дневник, изучены архивы многих стран. В 1950 году глава комиссии объявил: Феликс Керстен оказал выдающуюся услугу человечеству и делу мира, и лично он, профессор Постумус, не знает в истории другого примера столь мужественного человеколюбия. Больше всего поразило ученого, что Керстен ухитрился вселить в Гиммлера уверенность: единственный способ добиться благожелательного отношения западных союзников – это остановить эсэсовскую машину смерти. Используя колебания Гиммлера между преданностью Гитлеру и решительным намерением выжить, его врач убедил рейхсфюрера, что прекращение уничтожения евреев автоматически раскроет дверь для переговоров с западными державами. Гиммлер вполне готов был в это поверить.