Напичканный идеологией кандидат, поступал на службу в «трудовой лагерь» или вермахт, и если служба эта проходила успешно, то его принимали в СС «с испытательным сроком на месяц». Подступало новое 9 ноября, и на торжественной церемонии он приносил еще одну клятву. На этот раз он связывал себя и свою будущую семью изданным рейхсфюрером указом о браке. Гиммлер постановил, что член СС может и жениться «только при соблюдении необходимых условий расовой чистоты и получения здорового потомства» и только с разрешения РуСХА или лично рейхсфюрера.
Уже после этого молодой член СС получал эсэсовский кинжал и был допущен в то особое братство, в котором фанатизм религиозной секты, ритуалы феодальной эпохи и романтический культ германизма самым причудливым образом переплелись с современным предпринимательством и хладнокровием политиков у власти.
Финальной фазой программы Гиммлера было взращивание корпоративного духа. В этом случае он взял за образец прусскую офицерскую касту. Каждый его приказ, каждая деталь служебных отношений продумывались так, чтобы в эсэсовцах укоренилось убеждение: они принадлежат к элите, СС – это совсем не то, что остальные партийные формирования. Гиммлеру хотелось добиться такого же престижа для своего ордена, каким обладало средневековое рыцарство.
Шарфе, глава юридической службы СС, объяснил, почему СС стоят особняком внутри партии: «По сравнению с обычным членом партии эсэсовец, естественно, занимает особое место, потому что его долг – защищать все движения в целом и своего фюрера, причем, если необходимо, даже ценой своей жизни. Это особое положение, конечно, подразумевает, что с эсэсовцем нужно и обращаться иначе, чем с остальными». А из этого Шарфе делал вывод, что ни государственный, ни даже партийный суд не вправе судить эсэсовца. Это исключительно прерогатива эсэсовских судей и высших офицеров. Таким образом, была введена специальная юрисдикция внутри СС: для ВТ, для отрядов «Мертвая голова» (охрана концлагерей), для СД и кадетских школ. Вековые традиции европейского права были отброшены: у СС собственные законы. Кроме того, в 1935 году Гиммлер провозгласил: «Каждый эсэсовец имеет право и даже обязанность защищать свою честь с оружием в руках». Таким образом, вернулась к жизни дуэль, обычай надменных аристократов.
С согласия рейхсфюрера любой эсэсовец мог вызвать другого на поединок. С обычным педантизмом Гиммлер изложил все детали в приказе. Оскорбленная сторона должна «в течение 3-24 часов, кроме воскресных и праздничных дней, предпринять шаги с целью продемонстрировать свое желание получить объяснение или сатисфакцию». Если он не получал удовлетворительных объяснений или извинений, ему предписывалось предупредить противника, что направляет к нему своего представителя (секунданта), от которого противник «услышит дальнейшее». Секунданта следовало выбирать «по возможности соответствующего ранга»; он должен являться для выполнения своей миссии в форме. Его обязанность – передать вызов, согласовать время и место дуэли и вид оружия. Если вызов на дуэль посылался в письменном виде (это разрешалось в порядке исключения), то письмо непременно следовало зарегистрировать.
Согласно этике Гиммлера, кодекс чести должен допускать и самоубийство. Порядок был также закреплен с бюрократической тщательностью. Иллюстрацией служит дело оберштурмфюрера Бухольда, который был приговорен к смерти за истязания подчиненных. 22 июня 1943 года гауптштурмфюрер Блейль написал рапорт: «Я сообщил Бухольду о приказе рейхсфюрера оставить в его камере револьвер с одним патроном сроком на шесть часов, чтобы дать ему возможность самому искупить преступление, в котором он обвиняется. Я вручил ему револьвер калибра 0,8 с одним патроном, с взведенным курком и снятый с предохранителя, затем я ушел». Преступника заставили дать и расписку в том, что ему был сообщен приказ о «милости» Гиммлера. Вот комментарий рейхсфюрера по этому поводу: «Своей смертью Бухольд искупил вину. Тело следует передать родственникам. Им нужно сообщить, что он погиб в бою».
Однако одинаковая юрисдикция, под которую подпадали все ранги СС, могла, как опасался Гиммлер, привести к уравниловке и повредить военной дисциплине в целом. Поэтому он провел горизонтальную линию, отделяющую высшее жречество от просто жречества и от рядовых братьев. От масонства, перед которым рейхсфюрер испытывал почти суеверный трепет ужаса, он перенял и ввел в своем ордене некие «особые знаки», одаряющие внутрикастовую иерархию – опять же по мнению масонов – мистической силой. Серебряный перстень с печаткой в виде черепа сначала имели право носить только старые борцы, но потом этот круг был расширен. К 1939 году кольцо носил уже каждый командир, занимающий свою должность не менее трех лет. А вот кинжал превратился в один из важнейших символов «нового германского рыцарства». Его вручали эсэсовцам не ниже унтерштурмфюрера, и то не всем. В отличие от перстня с печаткой «статус» кинжала не был расписан в общем уставе, его удостаивались только по распоряжению рейхсфюрера. Лишь выпускники эсэсовских кадетских школ получали кинжал автоматически, после сдачи последних экзаменов. Кинжал подчеркивал значительность его обладателя, и среди высших чинов число удостоенных кинжала возрастало пропорционально. К концу войны кинжалы имели 362 из 621 штандартенфюрера, 230 из 276 оберфюреров, 88 из 96 группенфюреров, 91 из 92 обергруппенфюреров и каждый из четырех оберстгруппенфюреров. Кроме того, очевидно, под впечатлением предания о 12 рыцарях Круглого стола Гиммлер никогда не сажал за свой стол больше 12 гостей и по примеру короля Артура, который выбрал 12 храбрейших, назначил 12 лучших обергруппенфюреров на высшие посты в своем ордене.
Для немногих избранных Гиммлер хотел иметь особые знаки отличия. В 1937 году профессор Карл Дибич, глава эсэсовского отдела, имевший отношение к искусству получил от рейхсфюрера задание разработать гербы для нескольких видных лидеров СС. Не успел Дибич развернуться, как у Гиммлера родилась новая идея и возникла целая группа «Наследие предков», которая занялась изучением и раскопками германских древностей по всей стране. Они же дали материал и Дибичу, базируясь на племенных эмблемах древних германцев.
В замке Вевельсбург Гиммлер обрел свою Валгаллу, где он мог собирать за круглым дубовым столом своих рыцарей и разместить их подобающим образом. Они встречались в обширном зале, 100 на 145 футов, где у каждого был свой стул, обтянутый свиной кожей, с высокой спинкой и серебряной табличкой с именем хозяина. Они часами сидели вокруг стола, совещались или занимались медитацией, напоминавшей спиритический сеанс. Каждый из этих избранных имел в замке свои покои, выдержанные в стиле разных эпох и посвященные определенным историческим лицам.
Хозяин замка – по отзыву министра вооружений, «то педант-учитель, а то откровенный чудак» – продумал даже церемонию кончины для своих рыцарей. Внизу, под обеденным залом, находилась крипта, окруженная каменными стенами толщиной в пять футов. Каменные ступени вели в углубление наподобие колодца, там стояли у стен 12 каменных пьедесталов. В случае кончины обергруппенфюрера его герб подлежал сожжению в этом царстве смерти, а урна с пеплом должна была стоять на одном из пьедесталов. Четыре отверстия в потолке были устроены таким образом, чтобы дым во время церемонии сожжения поднимался одной ровной струйкой.
Рассказывали, что Гиммлер обыскал всю Вестфалию, потому что, по преданию, там стоит замок, который должен уцелеть среди всеобщего разрушения во время нового нашествия с Востока, и вот наконец натолкнулся на Вевельсбург. Этот старинный замок в горах, названный по имени одного из первых владельцев – полулегендарного рыцаря-разбойника Вевеля – и в свое время ставший центром сопротивления гуннам, не мог не произвести впечатления на рейхсфюрера: ведь его жизнь в равной степени принадлежала настоящему и прошлому.
Прагматик, живущий в настоящем времени, воспользовался трудностями местных властей, на чьих плечах лежала забота о содержании замка. Они были только рады свалить эту обузу на Гиммлера. Став в июле 1934 года владельцем замка за чисто номинальную ренту – 1 марка в год, он обратился к министру экономики: «Я предполагаю использовать Вевельсбург как всегерманскую школу командного состава СС… для этого требуется максимально возможная субсидия государства на покрытие расходов по зданию». Внутри своего личного штаба он выделил управление Вевельсбурга под началом штандартенфюрера Зигфрида Тауберга (в 1937-м он стал именоваться комендантом крепости); эсэсовскому архитектору была поручена реконструкция, а работу выполнили отряды Трудового фронта.
Личные апартаменты самого рейхсфюрера находились в южном крыле над обеденным залом и включали зал для его обширной коллекции оружия, библиотеку, в которой насчитывалось 12 тысяч книг, зал для приемов, а также помещения для заседаний Верховного суда СС. В том же крыле находились комнаты для Гитлера, но он, впрочем, никогда не появлялся в Вевельсбурге – отчего, видимо, и пошла молва, что ему суждено тут быть погребенным.
К концу войны Вевельсбург стоил уже 13 миллионов марок, но замок этот, со всеми ритуальными затеями, был для Гиммлера не просто игрой в «живые картины». Он считал, что история (или его собственная версия истории) может стать одновременно и объединяющей и движущей силой в СС. И Вевельсбург был не единственным эсэсовским замком в стране. В 1937 году Гиммлер заявил: «Моя цель состоит в том, чтобы, по возможности, в каждом округе СС был создан подобный культурный центр, памятник германского величия и германской истории. Они должны быть восстановлены и приведены в состояние, достойное культурной нации». В 1936 году Гиммлер основал Общество освоения и реставрации памятников немецкой истории и культуры, и приоритеты были отданы любимым периодам рейхсфюрера – эпохе германского язычества и колонизации немцами Востока. Памятники и документы такого рода наиболее соответствовали антиславянским и антихристианским идеям СС. Гиммлер заметил: «Такие вещи в высшей степени важны в политической борьбе».