Троцкий не был бы убеждённым большевиком, если бы не рассматривал проект объединения Европы всего лишь как «политическую форму революционной диктатуры европейского пролетариата»:
«Мы объединим Европу. Мы её объединим против враждебного нам капиталистического мира. Мы сделаем её могущественным плацдармом воинствующего социализма. Мы сделаем её краеугольным камнем мировой социалистической федерации».
Эти идеи не пропали даром. Через много лет Збигнев Бжезинский, видимо, начитавшись Троцкого, тоже предложил сделать из Европы плацдарм, но предназначен он был «для дальнейшего продвижения демократии вглубь Евразии». Здесь речь идёт уже не о воинствующем социализме, но о воинствующей демократии.
Следует напомнить, что появление этого термина (militant democracy), придуманного Карлом Лёвенштейном в 1937 году, стало следствием разочарования в способности европейских стран сдержать фашистскую угрозу, не допустить ограничения гражданских и политических свобод. Лёвенштейн допускал возможность нарушения принципов демократии, если возникает угроза её существованию.
Заботой о сохранении демократии было продиктовано появление в Конституции ФРГ статьи, согласно которой любой человек, использующий демократические права и свободы «для борьбы против основ свободного демократического строя, утрачивает эти основные права». При этом не уточняется, идёт ли речь о борьбе лишь мирными средствами или о попытках насильственного изменения государственного строя.
Казалось бы, в случае, когда речь идёт о США, термин «воинствующая демократия» вряд ли применим, поскольку на территории США, как принято считать, действует либеральная демократия, гарантией которой является первая поправка к американской Конституции. Однако в книге Бжезинского речь идёт о продвижении демократии за пределы США, причём весьма настойчивом, активном, нередко с применением силы, так что термин «воинствующая демократия» вполне соответствует такому продвижению.
Самое удивительное, что процитированное выше предсказание Льва Троцкого в значительной степени сбылось. По результатам второй мировой войны Восточная Европа в течение сорока лет фактически была протекторатом СССР, однако, по мнению Збигнева Бжезинского, после распада СССР теперь уже вся Европа фактически стала протекторатом США, в перспективе претендуя на роль некоего плацдарма. Если бы Лев Давидович был жив, он мог порадоваться тому, что его теоретические изыскания воплотились в жизнь, хотя бы и в рамках совершенно иной идеологии.
Напрашивается следующий вывод: то, что не получилось у большевиков, теперь пытаются реализовать власти США. Для этого есть весомые аргументы, которые американский военный историк Элиот Коэн изложил 18 ноября 2004 года в статье для Global Affairs:
«Европейские силы НАТО в военном отношении не играют сколько-нибудь существенной роли ни в одной из сфер, кроме территориальной обороны, миротворчества и участия в некоторых специализированных подразделениях. США первенствуют буквально во всём, что связано с боевыми действиями, – беспрецедентное явление в военной истории. <…> Сейчас американским легионам нет равных, и разрыв между вооруженными силами США и других стран только увеличивается».
Эйфория после распада СССР была характерна в те годы для работ многих американских политологов, но здесь она зашкаливает. В России таких сладкоголосых аналитиков принято называть «ура-патриотами». Однако Элиота Коэна можно понять – в кои-то веки Соединённые Штаты получили явную возможность диктовать свою волю, ни у кого не спрашивая разрешения, даже у Совета Безопасности ООН. Здесь обращает на себя внимание и пренебрежительный взгляд на европейских партнёров США – хорошо хоть официальные лица не допускали ничего подобного в своих публичных выступлениях.
Но факт остаётся фактом – в первые годы нынешнего столетия власти Соединённых Штатов могли делать всё, что только в голову взбредёт, особенно не задумываясь о последствиях. Хронология вмешательства в дела других стран известна. «Цветные революции» в Европе и в Северной Африке здесь как бы ни при чём, хотя злые языки утверждают, что и там не обошлось без участия США. Однако поди попробуй докажи, что инициаторы этих процессов, то есть различные фонды и некоммерческие организации, спонсируются госдепартаментом или ЦРУ, хотя подобные выводы напрашиваются, если исходить из логики событий.
Хотелось бы понять, насколько пожелания Бжезинского соответствуют мнению официального Вашингтона. Вот отрывок из «Стратегии национальной безопасности США» 2010 года:
«Мы знаем, что международный порядок, когда каждая нация сама защищает свои права и обязанности, недостижим. Сила иногда необходима, чтобы противостоять угрозам».
Довольно странное соседство: в одной фразе речь идёт о суверенных правах, а в другой – совсем некстати возникают сила и угроза. Причём в «Стратегии» говорится не о непосредственной угрозе Соединённым Штатам – тогда применение силы было бы оправдано, – но об угрозе международному порядку. Следует ли понимать процитированный тезис так, что Соединённые Штаты считают себя вправе совершить агрессию против любой страны, если сочтут это необходимым?
На самом деле, главный смысл приведённого отрывка состоит в том, что США не устраивает такой порядок в мире, когда власти какого-либо государства самостоятельно определяют, существует ли угроза их национальной безопасности и какими методами следует с ней бороться. Америка, как старший брат и мудрый наставник, могла бы подсказать, что нужно делать, и даже предложить военную помощь тем странам, которые в ней нуждаются. Надо признать, что иногда так и происходит. Однако гораздо чаще в Вашингтоне предпочитают принимать решения, не утруждая себя переговорами с властями суверенных государств, особенно, если считают их не вполне демократическими. Когда-то для наведения должного порядка в какой-нибудь банановой республике достаточно было направить туда несколько военных кораблей с морскими пехотинцами. Увы, в последние годы использование «твёрдой силы» не приносит нужных результатов, да и повод для вооружённого вторжения всё труднее отыскать. Поэтому ставка делается на финансовую и методическую поддержку оппозиции. Эта так называемая «мягкая сила» оказывается более эффективной, поскольку в результате активных протестов и столкновений с властью появляется повод для использования «твёрдой силы» под предлогом защиты населения.
Читаем следующий отрывок из «Стратегии» 2010 года:
«Соединённые Штаты поддерживают расширение демократии и прав человека за рубежом, потому что правительства, которые уважают эти ценности, являются более справедливыми, мирными и законными. Мы также делаем так, потому что их успех за рубежом способствует созданию среды, которая поддерживает национальные интересы Америки».
Это ещё более загадочная, с трудом поддающаяся расшифровке фраза. Неужто цель Америки состоит в создании именно такой среды? Имеют ли право жители других стран выступать против интересов США, а их правительства предпринимать действия в защиту собственных интересов в ущерб интересам США – скажем, если речь идёт о конкуренции в глобальной экономике? Судя по всему, американское правительство не собирается запрещать такие действия – и на том спасибо! Но вот какое возникает предположение: в Вашингтоне считают справедливыми, законными и демократическими избранными лишь те правительства, которые способствуют обеспечению национальных интересов США. Так ли это? Или же во всём виновата неоднозначная трактовка содержания «Стратегии»?
В текстах «Стратегии национальной безопасности» 2015 и 2018 года уже нет таких фраз, которые могут навести на подозрение, будто Соединённые Штаты намерены защищать свои интересы на территории других стран с помощью военной силы. В «Стратегии» 2015 года упор сделан на формирование нового глобального экономического порядка, основанного на трансатлантическом и транстихоокеанском партнёрстве. Отказ от политики вооружённого вмешательства можно было бы приветствовать, но вот какую фразу обнаруживаем в тексте:
«Американское лидерство является глобальной силой добра [global force for good], но его основой являются наши национальные интересы, как сказано в "Стратегии национальной безопасности" 2010 года».
Как видим, реального отказа от политики воинствующей демократии при президенте Обаме не произошло, только теперь это более тщательно закамуфлировано туманной ссылкой на «Стратегию» 2010 года. К тому же, сила, несущая добро – это весьма неоднозначное понятие. Есть христианские заповеди, которые помогают составить представление о добре, однако в международных отношениях гораздо чаще речь идёт о выгоде. «Национальная выгода» – это словосочетание вполне способно заменить такое выражение как «национальные интересы». И нечего стесняться – следует сказать прямо и без обиняков, что США во всех делах стремятся к своей выгоде. Что в этом странного? На этом построена вся либеральная экономика, которая обеспечила процветание большинству американцев.
Итак, ссылка на «Стратегию» 2010 года наводит на некоторые предположения, но не более того. Однако в речи президента Обамы на Генеральной ассамблее ООН в сентябре 2015 года находим более откровенное признание:
«Мы не можем стоять в стороне, когда совершается неприкрытое нарушение суверенитета и территориальной целостности любого государства».
Эти слова были сказаны в контексте анализа событий на Украине – там, к счастью, до военного вмешательства Соединённых Штатов дело не дошло, но вместо этого последовали санкции против России, которые тоже можно рассматривать как оружие. К счастью, оружие не летальное, однако способное нанести немалый вред населению страны, против которой применяется.
Анализируя текст речи президента Обамы в ООН, приходим к выводу, что США не могут стоять в стороне при любом из следующих условий: если возникает угроза их национальной безопасности в какой-либо другой стране, если там нарушаются права человека, если там нет «подлинной демократии», если там не уважают «универсальные ценности», если кто-то где-то нарушает чей-