И все-таки вызывает сомнения, что Трумэн правильно изложил Комптону свои соображения в пользу атомной бомбардировки в начале августа. С одной стороны, Трумэн на самом деле стремился, чтобы бомбардировки совпали с началом советского наступления и заставили Японию капитулировать. С другой стороны, он старался сделать так, чтобы советские войска не успели далеко продвинуться от границ СССР и занять значительную часть территории Китая, Японии, Кореи. Трумэн боялся весьма вероятного грандиозного успеха Красной Армии в войне против японских войск. Для подобных мыслей имелись веские основания. Весь предшествовавший ход войны свидетельствовал о том, что Красная Армия воевала гораздо успешнее, чем англо-американские союзники.
В то же время к началу наступления советских войск существовал ряд неблагоприятных факторов, осложнявших их боевые действия на Дальнем Востоке и делавших их значительно труднее, чем операции американцев в Тихом океане. Во-первых, отсутствовал фактор внезапности. Понятно, что американцы не оповещали японцев заранее о начале своих десантов, а старались обеспечить внезапность наносимых ими ударов. Советское же правительство объявило войну Японии за сутки до начала боевых действий.
Во-вторых, в отличие от американцев, штурмовавших отдельные небольшие острова, Красной Армии предстояло развернуть наступление на огромном протяжении фронта в Маньчжурии и одновременно осуществлять многочисленные десанты на островах Курильской гряды.
В-третьих, следует учесть, что японская оборона на многих островах, которые атаковали американцы, была плохо подготовлена, потому что японцы овладели этими островами за 1–2 года до американских десантов. Оборонительные же сооружения на всем протяжении границы в Маньчжурии создавались японцами 14 лет, а на Сахалине и Курилах в течение нескольких десятков лет. Эти сооружения казались неприступными. Против Красной Армии стояла Квантунская армия, которая давно готовилась к войне против СССР и была превосходно вооружена и укомплектована.
Наконец, в последние часы перед началом боевых действий возник еще один отрицательный фактор. На значительной части фронта в ночь с 8 на 9 августа внезапно разразился тропический ливень, который сорвал авиаудары и артподготовку перед наступлением. Пришлось отказаться и от использования прожекторов, которые были с успехом применены в ходе наступления Красной Армии на Берлин 16 апреля.
В ночь с 8 на 9 августа войска Забайкальского и двух Дальневосточных фронтов развернули наступательные операции против долговременной обороны противника, состоявшей из многих полос и оборудованной многочисленными артиллерийскими дотами, артиллерийско-пулеметными точками, пулеметными гнездами и другими оборонительными сооружениями. Как и американцам, красноармейцам нередко встречались «смертники». Командующий 1 — м Дальневосточным фронтом Маршал Советского Союза К.Л. Мерецков вспоминал: «В боях под станцией Мадаоши мы насчитали до двухсот смертников, которые, обвязавшись сумками с толом и с ручными гранатами, ползали по полю в зарослях густого гаоляна и бросались под наши танки. Эти «живые мины» были, конечно, достаточно опасны».
Несмотря на все эти неблагоприятные обстоятельства, Красная Армия в первые же часы боевых операций сумела прорвать оборону противника. К.А. Мерецков вспоминал: «Неправильно было бы думать, что японцы заботились только об отходе и не оказывали серьезного сопротивления. Напротив, я ежедневно получал доклады о том, что они яростно сражались и не сдавали без боя ни одного укрепленного пункта, ни одной высоты».
Преодолевая упорное сопротивление противника, Красная Армия за считаные дни прошла сотни километров в глубь Маньчжурии, овладев ее крупными городами, осуществила десанты в Северной Корее и на Курильских островах, овладела Южным Сахалином. Такие масштабы и темпы наступления были немыслимы для американцев, которые зачастую не могли месяцами овладеть каким-нибудь крохотным островком. Совершенно очевидно, что, действуя такими темпами, Красная Армия могла бы до 1 ноября 1945 года, дня, на который было запланировано вторжение американских войск в Японию, занять весь Корейский полуостров, а может быть, и значительную часть Японских островов.
По этой причине все надежды американцев на захват ими Японии, Кореи и части Китая были связаны с применением атомного оружия до того, как успехи Красной Армии сорвут американские планы. Это осознавали и в советском руководстве. Именно это объясняет внезапный телефонный звонок И.В. Сталина в Читу в штаб Главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке A.M. Василевскому 16 июля. Сталин спросил у Василевского, «как идет подготовка операции и поинтересовался, нельзя ли ее дней на десять ускорить». Василевский ответил, что «сосредоточение войск и подвоз всего самого необходимого не позволят сделать этого, и попросил оставить прежний срок. Сталин дал на это согласие». Не исключено, что, узнав через нашу разведку в США об успешном испытании атомного оружия 15 июля в Аламогордо и о планах правительства США немедленно применить это оружие в Японии после первого же успешного испытания, Сталин решил ускорить развитие событий на Дальнем Востоке и завладеть здесь инициативой до атомных бомбардировок японских городов.
Но американцы тоже спешили. Несмотря на то, что первый атомный взрыв был стационарным (бомба была закреплена на башне) и у американских военных не было уверенности в том, что упавшая с самолета бомба взорвется (в этом очень сомневался влиятельный адмирал Леги), было решено немедленно доставить оставшиеся две бомбы на тихоокеанские базы ВВС США, чтобы сбросить их на Японию до начала советского наступления. Как это часто случалось и прежде, американские правители действовали как азартные картежники. Они поставили все на атомные козыри.
О рискованности задуманной авантюры свидетельствовало то обстоятельство, что крейсер «Индианополис», на котором в конце июня на военную базу на острове Ти-ниан была доставлена взрывчатка для атомной бомбы, был торпедирован японцами через неделю после этого рейса по пути на Филиппины. Вместе с крейсером погибла и вся его команда. Если бы это случилось на неделю раньше, то, по крайней мере, одной бомбы американцы бы лишились.
Риск усугубился тем, что за день до намеченной первой бомбардировки в конце взлетной дорожки подряд разбились и сгорели четыре бомбардировщика Б-29. Официальный хроникер проекта «Манхэттен» У. Лоуренс писал: «Если бы это случилось с Б-29, на борту которого была атомная бомба… весь Тиниан, наша крупнейшая военно-воздушная база на Тихом океане с двумя тысячами Б-29 и 150 тысячами военнослужащих, мог превратиться в облако радиоактивной пыли». Поэтому было принято еще одно рискованное решение: произвести окончательную сборку бомбы, когда самолет будет находиться в воздухе в нескольких тысячах километров от Тиниана. По словам У. Лоуренса, ответственный за операцию генерал Фаррел спросил техника, отвечавшего за сборку бомбы: «Вы когда-либо собирали механизм подобной бомбы раньше?» Ответ техника гласил: «Нет, но у меня целый день впереди». Он успел собрать бомбу за час сорок пять минут до того, как самолет приблизился к Хиросиме.
Проявляя крайний авантюризм в своем стремлении перехватить инициативу у СССР, американцы в то же время предпринимали максимум усилий для того, чтобы сделать бомбардировку японских городов внезапной, а потому максимально разрушительной.
За несколько месяцев до рокового налета на Хиросиму авиагруппа из трех Б-29 под командованием полковника Тиббетса не раз выполняла учебные полеты с моделью атомной бомбы на борту. Эти три бомбардировщика ничего не бомбили. Поэтому, когда прозвучала сирена, никто в Хиросиме не обратил внимание на появившиеся самолеты, так как жители знали, что в это время обычно летала разведывательная авиация. Сначала к Хиросиме приблизились самолеты метеонаблюдения. Управляемый полковником Тиббетсом самолет «Энола Гей» с атомной бомбой получил сообщение, что над Хиросимой облаков нет. Тем временем в городе прозвучал сигнал отбоя. В 9 часов 11 минут утра, когда самолет достиг города, майор Фереби нацелил бомбу на Хиросиму и сбросил ее.
Художники Ири и Тосико Маруки, ставшие очевидцами взрыва в Хиросиме, свидетельствовали: «Ослепительная зеленоватая вспышка, взрыв, сознание подавлено, волна горячего ветра, и в следующий момент все вокруг загорается. Тишина, наступившая вслед за грохотом ни с чем не сравнимой, дотоле неслыханной силы, нарушается треском разгорающегося огня. Под обломками рухнувшего дома гибнут люди, гибнут в огненном кольце очнувшиеся и пытающиеся спастись… Миг — и с людей падает вспыхнувшая одежда, вздуваются руки, лицо, грудь, лопаются багровые волдыри, лохмотья кожи сползают на землю… Это привидения. С поднятыми руками они движутся толпой, оглашая воздух криками боли. На земле грудной ребенок, мать мертва. Но ни у кого нет сил прийти на помощь. Оглушенные и обожженные люди, обезумев, сбились ревущей толпой и слепо тычутся, ища выхода… Ни с чем не сравнимая, трагическая картина: люди утратили последние признаки человеческого разума… На искалеченных людей хлынули черные потоки дождя. Потом ветер принес удушающий смрад».
Японская поэтесса Юкио Ота писала: «Хиросима походила не на город, разрушенный войной, а на фрагмент картины светопреставления. Человечество подвергло себя самоуничтожению, и люди, пережившие ядерный взрыв, чувствовали себя, как после неудавшегося самоубийства. Жертвы атомной бомбы потеряли желание жить».
В Хиросиме сразу же погибло 240 тысяч человек. Пострадало же от взрыва 163 тысячи. В книге «Хиросима» (авторы — А.И. Иойрыш и И.Д. Морохов) говорится: «Лучевой болезнью в тяжелой форме заболели все находившиеся в радиусе 500 метров от эпицентра взрыва. Больные метались в горячке, пытались бежать, потом лежали апатичные, слабые, безразличные ко всему. У многих была рвота, у всех поднялась температура… пульс участился до 120–150 ударов в минуту, снизилось кровяное давление, появилась одышка. Начались кровотечения… На бледной и отечной коже появились кровоизлияния, а затем язвы. Выпали волосы. Резко изменился со