США – угроза миру — страница 30 из 141

рые в свое время не могли отважиться страны континентальной Европы".

После провозглашения доктрины Монро США существенно расширили активность своих военно-морских сил в Западном полушарии. В 1831 – 1832 гг. американское судно "Лексингтон" высадилось на Фолклендских (Мальвинских) островах. Предлогом для десанта был спор вокруг трех американских промысловых судов, занимавшихся охотой на тюленей. Однако знаменательно, что в то время Фолкленды были "бесхозными" и именно в это время Великобритания и Аргентина стали предъявлять свои претензии на этот архипелаг. В 1833 году Британия объявила Фолклендские острова своей колонией. Видимо США тогда пришлось смириться с тем, что вопреки доктрине Монро колониальные владения европейского государства в Западном полушарии расширились.

В том же 1833 году с 31 октября по 15 ноября США направили свои вооруженные силы в Буэнос-Айрес, чтобы "защитить интересы Соединенных Штатов и других стран во время восстания". По сути США выступили в защиту диктатуры Росаса, крупнейшего помещика провинции Буэнос-Айрес, пришедшего к власти в 1829 году. Так США открыли длинный перечень своего вмешательства на стороне латиноамериканских диктаторов.

США дважды вмешивались и в дела Перу, высаживая десанты морской пехоты с 10 декабря 1835 года по 24 января 1836 года, а также с 31 августа по 7 декабря 1836 года. Всякий раз предлогом для высадки американских войск являлась "защита американских интересов в Кальяо и Лиме во время попыток осуществить революцию".

В то же время стало ясно и то, что доктрина Монро не стала эффективным средством отражения вмешательства европейских стран в дела Латинской Америки. Уже в 1825 году шестой президент США Д. К. Адамс (1825 – 1829) заявил предстоящему конгрессу всех американских республик в Панаме, что возможно "каждая страна будет самостоятельно защищать себя от попыток европейских держав образовать колонии на ее территории".

Историк Луис Кинтанилья в своей книге "Говорит латиноамериканец" привел длинный перечень случаев вмешательства европейских держав, которые не встретили противодействия со стороны США, даже в тех случаев, когда пострадавшие к ним обращались за помощью, как это делали Колумбия в 1824 году, Венесуэла, Перу и Эквадор в 1846 году, Никарагуа в 1848 году, Никарагуа совместно с Сальвадором и Гондурасом в 1849 году, Мексика в 1862 году, Венесуэла – пять раз: в 1876, 1880, 1881, 1884, 1887 годах, Доминиканская республика в 1905 году и Аргентина в 1902 – 1903 годах.

Кроме того, как писал У. Фостер, "Соединенные Штаты… не поддержали правительств республик Центральной Америки, выступавших против превращения Гондураса в английскую колонию в 1835 году. В 1837 году английский флот блокировал Картахену; в 1838 году французы блокировали Вера-Крус, но Соединенные Штаты опять не оказали никакого сопротивления. В 1861 году Испания захватила Доминиканскую республику; в 1864 году испанцы обстреляли Вальпарайсо. Можно привести еще много подобных нападений европейских государств на молодые латиноамериканские республики, но наиболее серьезный случай нарушения их суверенитета произошел в 1864 году, когда французы вторглись в Мексику, свергли мексиканское правительство и посадили на трон свою марионетку – австрийского эрцгерцога Максимиллиана". И в этом случае США не вспомнили о доктрине Монро.

Еще одним испытанием для доктрины Монро стали события в Канаде, где осенью 1837 году вспыхнуло восстание во главе с У. Маккензи. Многим американцам это восстание напомнило их собственную историю. В штатах Нью-Йорк и Вермонт, граничивших с очагами восстания, были созданы опорные пункты повстанцев. Маккензи получал существенную поддержку оружием и деньгами, а в ряды повстанцев вступали американские добровольцы. Важным центром сил Маккензи стал остров Нейви, расположенный на реке Ниагара. 30 декабря 1837 года канадский отряд переправился через Ниагару и атаковал американское судно "Каролина", которое использовали повстанцы. Канадцы убили одного американца и сожгли судно.

Тем временем в США распространялись слухи о гибели десятков американцев на "Каролине" и страна оказалась на грани войны с Англией. Однако президент США М. Ван Бурен старался избежать конфликта. Морисон и Коммаджер замечали: "Возможности президента действовать на длинной и плохо защищенной границе были незначительны, а правительство штата (Нью-Йорка. Авт.) занимало нерешительную позицию и не обладало достаточными ресурсами".

На первых порах Англия отрицала свою причастность к поджогу "Каролины", но в 1840 году канадец Маклеод в пылу пьяного разговора в нью-йоркском баре признался, что он убил американца на "Каролине". Маклеод был арестован и ему было предъявлено обвинение в убийстве. Тогда премьер-министр Великобритании Пальмерстон заявил, что уничтожение "Каролины" было совершено по приказам британских колониальных властей в ходе борьбы с "американскими пиратами". Пальмерстон предупредил, что казнь Маклеода "вызовет войну, войну немедленную и ужасную, потому что это будет войной ответной и мстительной". Как отмечали Морисон и Коммаджер, "президент Тайлер (десятый президент США в 1841 – 1845 гг.. Он возглавил страну после смерти девятого президента США У. Гаррисона, правившего всего один месяц с 4 марта по 4 апреля 1841 года. Авт.) и государственный секретарь Уэбстер, как и Ван Бурен, старались сохранить мир и они также были ограничены слабыми возможностями федеральной власти". Маклеод был освобожден, а американцы перестали помогать делу независимости Канады.

События вокруг Канады не помешали американцам верить, что им ничего не стоило бы побить Великобританию, если бы они только захотели. Оказавшись в США в 1842 году, Чарльз Диккенс с удивлением прочитал статью в газете провинциального американского городка Сандуски, в которой содержались призывы к войне "с Англией насмерть", говорилось, что "Британию следует еще раз высечь" и что "не далее чем через два года американцы будут распевать "Янки Дудль" в Гайд-парке и "Слава Колумбии" в залах Вестминстера". Однако было очевидно, что несмотря на амбициозные планы и громкую риторику, руководители США сознавали, что тогдашняя военная и экономическая слабость их страны не позволяла им добиться установления власти над американским континентом. Но это не означало, что они отказались от своих планов.

Глава 11. «Защитница Латинской Америки» захватывает половину Мексики.

Не решаясь прибегать к доктрине Монро против Великобритании и других сильных европейских держав, США были готовы применить силу против более слабых латиноамериканских соседей, расширяя свои границы за их счет. Примером этого стала война против Мексики 1846 – 1848 гг., которая началась из-за Техаса.

Сразу же после подписания американо-испанского договора 1819 года о Флориде в США стали обвинять государственного секретаря Д. К. Адамса в том, что он "упустил Техас". Поэтому уже через три недели после подписания договора 1819 года Адамс отдал распоряжение американским дипломатам добиться покупки части техасской территории, выдвинув удивительный аргумент: если Техас будет передан Мексике, то мексиканская столица окажется ближе к центру своих земель.

Тем временем из западных штатов в Техас переселялись американские колонисты. По словам Морисона и Комаджера, "американскому колонисту нравилось умение мексиканцев ездить на лошади. Они переняли мексиканское седло и упряжь – а иногда, к сожалению, захватывали и его лошадь. Но в целом его отношение к Мексике было смесью из насмешливого презрения к людям и нетерпимостью к ограничениям, которые устанавливало мексиканское правительство. Время шло, а презрение и раздражение увеличивались".

Американские колонисты из западных штатов были нелегкими людьми в общении. Каждый из них гордился своей привычкой к трудной жизни пионера, покорителя лесов, прерий и их обитателей, и не стеснялся объяснять окружающим, почему он считал себя выше других. Типичного жителя западных штатов тех лет запечатлел Чарльз Диккенс в своих "Американских заметках", написанных после его поездки по США в 1842 году. Недовольный тем, что палуба на речном пароходе переполнена, пассажир "произнес следующий монолог: – Возможно, это устраивает вас, возможно, но меня это не устраивает. С этим, возможно, могут мириться те, кто из Восточных Штатов или кто учился в Бостоне, но не я – уж это бесспорно, и я вам прямо заявляю. Да. Я из красных лесов Миссисипи – вот я откуда, и солнце у нас, когда палит, так уж палит. Там, где я живу, оно не тусклое, ничуть не тусклое. Нет. Я житель красных лесов, вот я кто. Я не какой-нибудь белоручка. У нас нет неженок, где я живу. Мы народ грубый. Очень грубый. Если людям из Восточных Штатов и тем, кто учился в Бостоне, это нравится – прекрасно, а я не из такого теста и не так воспитан. Нет. Этой компании не мешает вправить мозги, вот что. Я им покажу – не на такого напали. Я им не понравлюсь, никак не понравлюсь. Напихали народу – прямо скажем, через край".

Диккенс замечал: "Не берусь судить, какой грозный смысл таился в словах этого жителя красных лесов, – знаю только, что все остальные пассажиры с восхищением и ужасом взирали на него. Баркас вскоре вернулся к причалу, и нас избавили от всех "пионеров", каких лаской или таской удалось убедить сойти на берег".

Если такое раздражение и такой поток агрессивных речей вызывали у пионера Запада свои соотечественники, то не трудно представить себе, как кипели у него страсти при встречах с людьми иной культуры и расы, которых, по его мнению, "напихали через край". Как писали Морисон и Коммаджер, в Техасе постоянно вспыхивали "конфликты с мексиканскими гарнизонами, гордые офицеры которых возмущались грубым юмором поселенцев и их неукротимым индивидуализмом". К тому же среди новых колонистов, по словам двух историков, все чаще появлялись "сорви-головы… , вроде братьев Бауи, контрабандистов работорговли, Дэви Крокетта, Сэма Хьюстона…, которые покинули свой родной край и тем самым принесли ему лишь благо".