Осознавая реальный вес США в мировых делах, который значительно превышал их сравнительно скромный вклад в военные действия Первой мировой войны, канцлер Германии принц Макс Баденский направил 5 октября 1918 года просьбу о перемирии и мира на основе 14 пунктов Вильсона. В течение некоторого времени союзники США возражали против переговоров с Германии на основе вильсонских пунктов. Тогда Вильсон пригрозил подписать с Германией сепаратный мир. Испугавшись ухода американских войск с Западного фронта, союзники согласились с Вильсоном. 11 ноября 1918 года в Компьене (Франция) было подписано перемирие.
Так как США вступили в Первую войну под самый ее конец, то их людские потери – 53 тысячи убитыми – были значительно меньше, чем у других крупных стран: Россия потеряла 2 миллиона 300 тысяч солдат, Германия – 2 миллиона, Австро-Венгрия – 1 миллион 440 тысяч, Франция – 1 миллион 583, Англия – 744 тысячи, Италия – около 700 тысяч.
Хотя и на сей раз гораздо больше американских солдат умерло от болезней, главным образом от "испанки" – вирусного гриппа, чем в сражениях, США никогда прежде не несли таких потерь в войне за пределами своей страны за всю свою историю. Возращавшихся на родину из Европы солдат радостно приветствовали дома как героев, но скоро, они осознавали, что война, которую они вели за "победу демократии" не привела к существенным переменам в стране. Они не могли найти работу, а жизнь стала труднее, чем до войны. Как отмечал Х. Зинн, "по всей стране даже среди патриотов распространились настроения горечи и разочарования. Это отразилось в послевоенной литературе".
Популярность книг Дос Пассоса, Хемингуэя и других авторов отражала крушение жизненных ценностей и целей, упадок духа у значительной части молодых людей, переживших войну. Их стали называть "потерянным поколением". И это также стало одной из крупных утрат Америки, понесенной ей в ходе Первой мировой войны.
Среди книг, пронизанных настроениями "горечи и разочарования", Зинн упоминал романы Дос Пассоса "1919" и Хемингуэя "Прощай, оружие!". В этих произведениях (а также в романе "Три солдата" Дос Пассоса) оба американских автора, побывавших на фронтах Первой мировой войны, изображали современную войну без романтического ореола, показывали жестокую гибель людей, невыносимые мучения раненых. Их герои становились свидетелями разговоров о том, как страшна и бессмысленна война. Герой романа Хемингуэя слышит слова простых итальянцев: "Мы тут в санитарных частях даже не можем понять, какая это страшная штука – война. А те, кто поймет, как это страшно, те уже не могут помешать этому, потому что сходят с ума… Все ненавидят эту войну… Страной правит класс, который глуп и не ничего не понимает и не поймет никогда. Вот почему мы воюем… Эти люди еще наживаются на войне".
Война показала для многих ее американских участников глубокую фальшь трескучих политических лозунгов, торжественных деклараций о защите демократии и свобод, великой миссии США и каждого американца, которыми пичкали американцев с детства и которыми сопровождались все войны их страны. В романе Дос Пассоса "Три солдата" герой, ожидающий ежесекундно нападения еще невидимого им противника тупо без конца повторяет про себя политический лозунг "Сделать мир безопасным для торжества демократии" и эти слова звучат в боевой обстановке как гротескная бессмыслица.
Герой Хемингуэя заявляет: "Меня всегда приводят в смущение слова "священный", "славный", "жертва" и выражение "свершилось". Мы слышали их иногда, стоя под дождем, на таком расстоянии, что только отдельные выкрики долетали до нас, и читали их на плакатах, которые расклейщики, бывало нашлепывали поверх других плакатов; но ничего священного я не видел, и то, что считалось славным, не заслуживало славы, и жертвы очень напоминали чикагские бойни, только мясо здесь просто зарывали в землю. Было много таких слов, которые уже противно было слушать, и в конце концов только названия мест сохранили достоинство… Абстрактные слова, такие, как "слава", "подвиг", "доблесть" или "святыня", были непристойны рядом с конкретными названиями деревень, номерами дорог, названиями рек, номерами полков и датами".
Свой роман "1919" Дос Пассос завершал описанием похорон Неизвестного Солдата на Арлингтонском кладбище США. Кем был тот, кого по старинной британской юридической практике можно было назвать "Джоном Доу", личностью, приводимой для примера в судебном споре? Дос Пассос пишет о том, что Джон Доу мог родиться, где угодно ("в Бруклине, в Мемфисе, на берегу озера в Кливленде, штат Огайо, среди вони чикагских складов, в старом кирпичном здании в Вирджинии…). Он говорит, что Джон Доу был обычным человеком, до того, как его превратили в деталь военной машины, и послали на убой. В отличие от других солдат он потерял жетон с номером идентификации, возможно искупавшись в Марне, и стал "неизвестным солдатом". Писатель безжалостно описывает во что превратился Джон Доу к тому времени, когда после гниения во французской земле, его положили в гроб для Неизвестного Солдата. Торжественные слова президента США Гардинга, сказанные им на похоронах ("Мы собрались сегодня, чтобы отдать должное… типичному солдату этой представительной демократии, за которую он сражался и погиб, веря в неоспоримую справедливость дела его страны"), описание того, как "торжественно стояли… дипломаты, генералы, адмиралы, разные шишки, политики, красиво одетые леди, о которых пишут в колонке "Светские новости" в газете "Вашинготон пост", как "Вудро Вильсон принес букет маков" подчеркивают фальшь официальных деклараций о целях войны и значении победы над Германией и ее союзниками. "Война Вильсона" – это просто бесчеловечная бойня, где погибли десятки таких Джонов Доу, – вот главная идея Дос Пассоса.
Реакция "потерянного поколения" на войну, запечатленная в классических произведениях американской литературы, вновь показала глубокие противоречия американского общества, раскрывшиеся в ходе Первой мировой войны. Ветераны остро осознали чудовищный разрыв между официальными целями войны и ее страшной реальностью. Это осознание вело их к отторжение принципов патриотизма, порождало у них отвращение ко всему, что было связано с общественными идеалами. Крах идеалов у молодежи, прошедшей войну, свидетельствовал о глубокой духовной болезни американского общества. То обстоятельство, что эти молодые люди оставались непонятыми обществом, лишь усугубляло их отчаяние, заставляло их терять веру в себя, окружающий мир, погружаться в цинизм и депрессию. В то же время слова "потерянное поколение" позволяли многим американцам считать, что эти молодые люди – лишь случайная утрата на блистательном пути Америки к счастливому будущему и невиданному процветанию.
Глава 16. Экспедиция «Белый медведь» и другие операции против России.
Шестой пункт из 14, изложенных В. Вильсоном в его послании конгрессу 8 января 1918 года, касался России. Стремление завладеть русскими владениями появилось у правящих кругов США еще во времена конфликтов вокруг Орегона и подготовки сделки по Аляске. Выше уже упоминалась книга Э. Карнеги, в которой он предлагал "купить русских" вместе с рядом других народов мира. Свой план приобретения Сибири и создания там республики излагал и герой романа Марка Твена "Американский претендент" сумасбродный полковник Селлерс. Очевидно, уже в XIX веке такие идеи были популярны в США.
В России и не подозревали о захватнических идеях, бродивших в головах отдельных американцев. Америка представлялась русским людям дружественной страной. В то время как Россия не раз воевала с различными странами Западной Европы и Азии, она до 1918 года никогда не воевала с США. Конфликты из-за границы русских владений в Северо-Западной Америки никогда не приводили к кровопролитию. Многим русским людям представлялось, что деловые американцы заинтересованы лишь в мирном производстве, мирной торговле и чужды экспансионистских планов в отношении России.
В нашей стране было традиционно теплое отношение к этой далекой заокеанской стране. Несмотря на то, что такие русские мыслители, как Пушкин и Радищев, возмущались негативными сторонами американского общества, они же восхищались достижениями американцев, ценили лучшие произведения американской культуры. А. С. Пушкин использовал легенду Вашингтона Ирвинга в своей "Сказке о золотом петушке", а В. Г. Белинский, как и многочисленные читатели в России, не переставал восторгаться романами Фенимора Купера. Позже чеховские мальчики, начитавшись романтических книг американских авторов или других произведений об Америке, пытались сбежать в страну прерий и девственных лесов, индейцев и трапперов. Позже, когда Америка прославилась на весь мир чудесами технического и промышленного прогресса, она стала восхищать тех русских людей, кто воспевал торжество материальной культуры. Накануне Первой мировой войны футурист Сапожков из трилогии А. Н. Толстого "Хождение по мукам", декларируя отречение от всемирного культурного наследия, провозглашал свою восторженную любовь к американскому массовому потребительству: "У вас на ногах американские башмаки! Да здравствуют американские башмаки! Вот искусство: красный автомобиль, гуттаперчевая шина, пуд бензина и сто верст в час".
Мало, кто из русских людей в начале ХХ века догадывался, что американцы тогда стали воплощать в жизнь свои планы покорения России, которые еще недавно казались бредовыми. В это время американские правящие круги делали все от них зависящее, чтобы, с одной стороны, направить японскую агрессию в сторону Россию, на запад от Тихоокеанского бассейна, а, с другой стороны, ослабить Россию в ходе русско-японской войны. Умело организованная американской прессой пропаганда представляла агрессора невинной жертвой, а защищавшуюся страну – обидчиком Японии. Симпатии большей части Америки были в ту пору на стороне японцев. Герой рассказа О. Генри "Внешняя политика пожарного депо 99" нью-йоркский пожарный Джон Бёрнс следил каждый день за газетными сообщениями о боевых действиях в Маньчжурии, радуясь успехам японцев и, ожидая с нетерпением, когда они "будут есть рис в Санкт-Петербурге". Лишь когда русский казак Дмитрий спас его сына от гибели, пожарник стал поклонником генерала Куропаткина.