Директива гласила: "Если взять худший вариант, то есть сохранение Советской власти над всей или почти всей нынешней советской территорией, то мы должны потребовать:
а) выполнения чисто военных условий (сдача вооружения, эвакуация ключевых районов и т.д.), с тем чтобы надолго обеспечить военную беспомощность;
б) выполнение условий с целью обеспечить значительную зависимость от внешнего мира… Все условия должны быть жесткими и явно унизительными для этого коммунистического режима. Они могут примерно напоминать Брест-Литовский мир 1918 года, который заслуживает самого внимательного изучения в этой связи".
В директиве подчеркивалось: "Мы должны принять в качестве безусловной предпосылки, что не заключим мирного договора и не возобновим обычных дипломатических отношений с любым режимом в России, в котором будет доминировать кто-нибудь из нынешних советских лидеров или лица, разделяющие их образ мышления. Мы слишком натерпелись в минувшие пятнадцать лет, действуя, как будто нормальные отношения с таким режимом были возможны".
Комментируя это положение "Директивы", Н. Н. Яковлев писал: "Но упомянутые 15 лет, то есть с 1933 года, – это восстановление дипломатических отношений между США и СССР, сотрудничество наших двух стран в войне против держав фашистской "оси". Не только мы, но все человечество видел, что Советский Союз защищал дело Объединенных Наций, включая США, а теперь, в 1948 году, выяснялось, что Америка "натерпелась"; "натерпелась" тогда, когда советский солдат спас и Соединенные Штаты!"
Директива провозглашала: "Наши основные цели в отношении России, в сущности, сводятся всего к двум:
а) Свести к минимуму мощь и влияние Москвы;
б) Провести коренные изменения в теории и практике внешней политики, которых придерживается правительство, стоящее у власти в России".
Разъясняя эти "две основные цели", авторы директивы подчеркивали: "Речь идет прежде всего о том, чтобы сделать и держать Советский Союз слабым в политическом, военном и психологическом отношениях по сравнению с внешними силами, находящимися вне пределов его контроля".
Но и в случае падения Советской власти, правительство США собиралось навязать жесткие условия "некоммунистическому правительству". В директиве говорилось: "Следует со всей силой подчеркнуть, что независимо от идеологической основы любого такого некоммунистического режима и независимо от того, в какой мере он будет готов на словах воздавать хвалу демократии и либерализму, мы должны добиться осуществления наших целей, вытекающих из уже упомянтых требований. Другими словами, мы должны создавать автоматические гарантии, обеспечивающие, чтобы даже некоммунистический и номинально дружественный к нам режим:
а) не имел военной мощи,
б) в экономическом отношении сильно зависел от внешнего мира,
в) не имел серьезной власти над главными национальными меньшинствами,
г) не установил ничего похожего на железный занавес".
По поводу этого положения Н. Н. Яковлев писал в 1983 году: "Следовательно, речь шла не только об уничтожении Советской власти, но и российской государственности, исчезновении нашей страны из числа великих держав". Ныне же очевидно, что положения директивы 1948 года продолжали определять внешнюю политику США в отношении нашей страны и через 60 лет после ее утверждения.
Во главе разрушенной, разъединенной и обессиленной России, американцы собирались поставить эмигрантов. В директиве говорилось: "В настоящее время есть ряд интересных и сильных русских эмигрантских группировок… любая из них… подходит, с нашей точки зрения, в качестве правителей России". При этом, стремясь ко всемерному ослаблению нашей страны и зная про эмигранстские склоки, авторы директивы писали: "Наилучший выход для нас – разрешить всем эмигрантским элементам вернуться в Россию максимально быстро и позаботиться о том, в какой мере это зависит от нас, чтобы они получили примерно равные возможности в заявках на власть… Вероятно, между различными группами вспыхнет вооруженная борьба. Даже в этом случае мы не должны вмешиваться, если только эта борьба не затронет наши военные интересы".
В середине 1948 года по приказанию Объединенного комитета начальников штабов был подготовлен план "Чариотр". В нем говорилось, что война должна была начаться "с концентированных налетов с использованием атомных бомб против правительственных, политических и административных центров, промышленных городов и избранных предприятий нефтеочистительной промышленности с баз в Западном полушарии и
Англии". План "Чариотир" предусматривал применение 133 атомных бомб против 70 советских городов в первые 30 дней войны. 8 бомб предполагалось сбросить на Москву, а 7 – на Ленинград. В последующие два года войны на СССР следовало сбросить еще 200 атомных бомб и 250 тысяч тонн обычных бомб.
После начала берлинского кризиса 21 июля 1948 года Объединенным комитетом начальников штабов был подготовлен план "Хафмун" (Полумесяц). План гласил: "В соответствии с настоящим планом в случае войны в ближайшем будущем вооруженные силы США немедленно приводятся в состоянии боевой готовности и выполняют нижеперечисленные задачи… Воздушное нападение. Как можно раньше начать воздушное нападение с нанесением ударов по основным военным и военно-промышленным объектам Советов".
К 1 сентября 1948 года по штабам соединений вооруженных сил США был разослан новый план "Флитвуд". Авторы плана исходили из того, что "к исходу шестого месяца боевых действий Советы смогут… укрепиться на всем северном побережье Средиземного моря, от Пиренеев до Сирии, и подвергнуть линии коммуникаций в море сосредоточенным ударам с воздуха… СССР в борьбе с вероятными противниками – США, Англией и союзными с ними странами – сможет овладеть ключевыми районами Европы и Азии".
Авторы плана исходили из того, что лишь атомные бомбардировки смогут переломить ход войны в пользу США. 21 декабря 1948 года главнокомандующий ВВС доложил Объединенному комитету начальников штабов оперативный план САК ЕВП 1-49, который исходил из следующих предположений: "Война начнется до 1 апреля 1949 г.. Атомные бомбы будут применены в таком масштабе, в каком это возможно и желательно".
К 1 февраля 1949 г. должны были быть готовы карты для бомбардировки 70 городов СССР. В плане утверждалось, что "советская система раннего предупреждения противовоздушной обороны построена главным образом на технике, полученной от союзников или захваченной у противника во время Второй мировой войны. Сомнительно, удалось ли Советам преодолеть прежнее отставание в области электроники, снижавшее возможности зенитной артиллерии и систем наведения истребителей… Советская противовоздушная оборона не может обеспечить эффективное поражение целей на высоте 30 000 футов, на которой летают наши стратегические бомбардировщики. Даже если бы Советы располагали дистанционными взрывателями, они были бы сравнительно малоэффективными из-за низкого качества советских радаров и имеющихся у союзников устройств по созданию помех. Эти факты позволяют сделать вывод, что общая эффективность советской противовоздушной обороны, будет ниже той, с которой столкнулись – и которую успешно преодолели – союзники во время мировой войны… Мало вероятно, чтобы Советам удалось создать ночной и всепогодный истребитель или чтобы у них была эффективная система наведения. Размеры прикрываемой ПВО территории по сравнению с числом имеющихся истребителей и временные технические трудности перехвата на большой высоте скоростных бомбардировщиков, действующих ночью или при плохой погоде, значительно снижают риск при выполнении воздушных полетов… Попытки Советов создать помехи радарному наведению на цели бомбардировщиков ВВС США были бы обречены на неудачу".
Таким образом, США, как всегда, готовили войну против более слабого противника. При этом стратеги старались убедить руководство страны в том, что потери американцев в войне против СССР будут минимальными, а поэтому к минимуму сведется и внутренняя оппозиция войне. В то же время, как обычно, проявлялась характерная самоуверенность американцев, считавших, что временно отстающая нация не может догнать США, особенно в сфере научно-технических достижений.
В разработке "Оценка последствий стратегического воздушного наступления для боеспособности СССР", подготовленной для Объединенного комитета начальников штабов и министра обороны 15 мая 1949 года предусматривалась "серия налетов, главным образом атомных на 70 географических районов" в течение 30 дней. "В результате первого атомного удара, – говорилось в разработке, – погибло бы до 2 700 000 человек и до 4 миллионв человек было бы ранено – в зависимости от эффективности советских мер защиты. Было бы разрушено огромное количество домов, и проблема обеспечения жильем оставшихся в живых 28 000 000 человек в 70 городах, подвергнувшихся бомбардировке приобрела бы чрезвычайно острый характер".
25 мая 1949 года в Объединенном комитете начальников штабов был готов новый план "Офтэйкл", который исходил из возможности начала войны 1 июля 1949 года. Как и прежде, операции предусматривали воздушное нападение на СССР, а их "конечной целью" было "военное поражение СССР".
Хотя эти планы сохранялись в тайне, печать США постоянно публиковала сообщения о том, что ожидает СССР после начала военных действий. В своем выступлении на сессии Генеральной ассамблее ООН 25 сентября 1948 г. заместитель министра иностранных дел СССР А. Я. Вышинский ссылался на ряд публикаций, в которых излагались планы нападений американской авиации на СССР. Перечислив многочисленные заявления военных руководителей США, выступавших с угрозами в адрес СССР, Вышинский обращал внимание на то, что они прямо призывали "к нанесению ударов по нефтепромыслам в Батуми и в Баку, по Донецкому бассейну и по промышленному району за Уральскими горами".
Шумная кампания с призывами готовить ядерное нападение на СССР усиливалась по мере раздувания берлинского кризиса. В своем ответе корреспонденту "Правды" Сталин писал 28 октября 1948 г., что в августе 1948 г. соглашение по Берлину было уже достигнуто на основе одновременного снятия СССР транспортных ограничений на пути между Западным Берлином и Западной Германией и введения в Берлине немецкой марки советской зоны как единой государственной валюты. Однако, как подчеркивал Сталин, "пра