Сшит колпак — страница 4 из 17

шенные лопасти розовых гладких червей. Борис вдруг лег на бок и быстро заскользил к Родчину, протягивая к нему руки. Лицо его менялось, пока не стало совершенно птичьим с неподвижными кружками глаз и расквашенным желтым клювом. Слабо пискнув, он пролетел мимо и, показав раздвоенный наподобие фрачных фалд хвост, сгинул.

Дмитрий закрыл глаза, но продолжал видеть сквозь веки. Лицо Дамианидиса раздулось и лопнуло, и вот уже десятки чудовищ кружились хороводом, плотоядно крутя ручку одной лапой и вытягивая ладонь второй. На ладонях, многократно повторенная, изгибалась обнаженная фигурка, в которой Родчин узнал себя. Мелькнуло плоское круглое лицо Ю Ынбу с ярким пятном на лбу. Вот он снова появился в полосатом халате, восседающий на плечах согбенного Сигизмунда Кваши. За ними колыхалась толпа теней в серых балахонах. Наконец сила, владеющая телом Дмитрия, исчезла, и он рухнул вниз, пытаясь смягчить удар вытянутой правой рукой.

Он лежал на спине, глядя на звезды. Почему наступила ночь и как он очутился вне купола, Родчин и не пытался понять. Он поднялся на ноги и сразу отыскал нишу — она была там же, где раньше. Без туманного камуфляжа зал стал меньше и строже. Он внимательнее рассмотрел стену. Наплывы, отмеченные боковым зрением в первый его приход, оказались вмурованными дисками, подобными тому, что лежал под ногами Дмитрия, когда над ним нависал колпак. Они шли по всему периметру, образуя ячеистую облицовку. Поверхность дисков была шершавой, а те, что располагались выше головы Родчина, казались совсем древними от трещин и белого налета. Дмитрий ожидал, что вот-вот увидит если не огненные буквы, писанные Яхве Валтасару, то какие-то иные знаки, указывающие — здесь. И уже завершая круг, он нашел. Два полированных темно-зеленых диска слабо блестели у самого пола. Дмитрий присел, протянул руку. Тепло. Под ладонью блеск стал ярче, в глубине родилась крохотная фигурка. «Женька», — тихо сказал Родчин. По светлому полю пробежала круговая трещина, и маленький диск-детеныш, темнея на глазах, упал к ногам Дмитрия. Тот поднял его, приложил ладонь ко второму диску. Из него тоже выпал кружок с мелькнувшей на миг фигуркой Бориса.

Путь к кораблю был незнаком и бесконечен. Очень хотелось пить. Еще больше — спать. С опушки открылось обширное пространство бурой земли, уставленное короткими столбами — вроде обломков античных колонн, но темно-красных. На торцах кремовыми колбасками спали лоснящиеся в тусклом свете змеи. «Меня пугают. — Дмитрий шел, стараясь не смотреть на блестящих гадов. — Они не настоящие. Все здесь не настоящее. Пить». Он произнес последнее слово вслух и очнулся. Перед самым лицом, стоя на хвосте, колыхалась нежным брюшком упитанная змейка. Родчин выстрелил. Когда сплюснутая голова шлепнулась к его ногам, он понял, что вместо капсулы сонник послал губительный луч. Рот заполнила горечь. Дмитрий стал считать шаги, не поднимая глаз. Через тысячу шагов посмотрел перед собой. Он стоял на опушке. Впереди — бурое поле с темно-красными столбами.

Четырежды повторялась пытка. Потом он увидел ракету совсем рядом. Закрыл за собой люк. Долго пил. Потом лег и уснул, успев ощупать два кругляша сквозь ткань комбинезона и приказать себе проснуться через три часа.

* * *

Занималось третье утро со времени их прибытия на планету Гасси. Не вполне представляя, что он будет делать, Дмитрий оттягивал начало. Принял душ. Съел ломоть хлеба с сыром. Выпил ледяного грейпфрутового сока. Наконец подошел к Дамианидису. Лицо Жени было теплым, хотя и бледным. Так же выглядел Игельник, когда Родчин заглянул в камеру. Вынув диски из кармана, Родчин вернулся к Евгению. Он пытался вытянуть в сферу сознания хоть намек на объяснение, инструкцию — что следует делать? Так пытаются связать с давно пережитым случайно мелькнувшее лицо, услышанный голос, обрывок мелодии, нечаянный запах. Грузное тело Дамианидиса казалось особенно тяжелым и оплывшим от неподвижности. Правая штанина завернулась, обнажив мощную икру. Голая голень. Всплыло круглое лицо Ю Ынбу — сноп света меж узких глаз. Дмитрий снова бредет по коридору. Борода Бориса. Желтая глина ковра. Вот он склоняется над Евгением, кладет зеленый кружок на его лоб. Дрожат руки. Проходит минута. Дмитрий меняет диск. На что он надеется? Мутное стекло становится прозрачным. Сквозь него видна складка кожи. Вот она разгладилась. Дрогнули веки.

* * *

— Борис, ты ему поверил? Он все выдумал, нехороший человек. Чтоб я собственные кишки на вентилятор наматывал! Гадость какая. Вы же знаете, как я отношусь к желудочно-кишечному тракту.

— А мне змеи понравились. Особенно расцветка: беленькие с желтым брюшком. Ты бы хотел такую?

— Угу. Я носил бы ее на плече, как аксельбант.

— Похоже, этот гусь разбудил темные уголки Димкиного подсознания.

— Протестую! — заявил Родчин. — В моем подсознании нет темных уголков.

— Протест отклоняется, — холодно сказал Игельник. — Этот, как я говорил, гусь…

— Гусь не годится, — сказал Евгений. — Надо дать ему имя. Не называть же его «ридикулярно устойчивая рационально ориентированная агрессивная система» — в терминах теории Калины-Цербаева.

— Действительно, неудобно в общении. Господин… Нет, госпожа ридикулярно устойчивая рационально ориентированная система ждет господина Дамианидиса на чашку чая. Длинновато.

— Да, Дима, имя должно быть коротким и отражать его гнусную сущность.

— Нусную сущность, — поднял палец Борис. — Отбросим первую букву. Поскольку это все же разум, назовем его просто Нус, а? Как это делали древние греки.

— Нус. Звучит хорошо. Ну-с, что скажете? — спросил Дамианидис.

— Пусть будет Нус. А теперь выкладывайте, как вы с ним познакомились.

Дамианидис сгреб со стола печенье, прожевал, запил газированным земляничным соком. Потом заговорил.

— Когда ты лег, мы еще раз обошли корабль. Убедились — стоит прочно. Борис, естественно, потащил меня купаться. Вода в озере прохладная, дна не видно, сплошь водоросли. На берегу стадо коров Гасси, вместо копыт — когтистые лапы. Мы вернулись, вывели «кузнечика» и решили покататься по окрестностям. Кругом благодать, хотя обещанных орехов с голову ребенка не видно. Борис нашел дерево — пахнет ванилью. Вроде магнолии. И цветы белые, крупные. Мы решили, это цветы пахнут, но нет, цветы без запаха. А рядом с цветами висят желтые глянцевые колпачки.

— Я еще подумал, — сказал Игельник, — ботанический фокус: цветы и зрелые плоды на одном дереве. Но Женька говорит, мол, ничего, бывает. Никакого надругательства над наукой. Я верхушку у колпачка отломил — по пальцам сок течет. Анализатор показал…

— Не поручусь, что это лучше «Оджалеши», но букет превосходный… Чувство такое, знаешь ли… Полное умиротворение. К Борьке я проникся ну невозможным расположением.

— И ты мне стал очень симпатичен, — сказал Игельник Дамианидису. — После трех колпачков взялись мы, помню, за руки и пошли к «кузнечику». Едем дальше, едем, пока не упираемся в стену. Вылезаем, обнаруживаем вход. Ну и…

— В первую минуту еще можно было уйти. Но тут, я думаю, дал знать о себе этот сок. Борис, помню, меня за рукав тянул, да, видно, не справился.

— Зал, — продолжал Игельник, — выглядел точно как ты говорил. Ячеистые стены…

— Кстати, Дима, — перебил Дамианидис, — как тебе пришло в голову, что эти отпочковавшиеся диски следует положить на лоб?

— Не знаю. Голема оживляли магическим шариком, который вкладывали в углубление между глаз, а ты, Женя, когда лежал там, был очень похож на Голема. Потом уже вспомнил, что у всех туземцев — правда, я только двух видел — светлое пятно над переносьем. — Родчин запнулся. — И у вас ночью были такие пятна. Но я не уверен, что диск нужно обязательно класть на лоб. Возможно важен контакт диска с телом, а то и простой близости достаточно. Так что было дальше?

— То же ощущение несвободы. Тебя ведут, тянут. Только не в центр, а по кругу.

— Мы и двигались параллельными курсами по концентрическим окружностям, — сказал Евгений. — Я по внешней, Борис по внутренней. Потом он стал меня обгонять.

— Что естественно при равных линейных скоростях, — заметил Игельник.

— Мне стало ясно, что я не в силах не то что вырваться, даже изменить траекторию или скорость. Борька исчез, потом появился с другой стороны и снова меня обогнал.

— Я стал, как и ты, — вставил Борис, обращаясь к Родчину, — возноситься на холм. И увидел Женьку. Сверху на него надвигался колпак, вроде огромной сушилки для волос. Женька показывал пальцем куда-то над моей головой.

— Я показывал на такую же сушилку.

— Ее я уже не увидел. Онемели руки, в глазах муть. И почти сразу отключилось сознание. Последнее ощущение — сладкий запах. Очнулся — рядом вы.

— Та же история. Пришел в себя — ты снимаешь у меня со лба эту штуку. Очень есть хочется, а мы идем будить Бориса. Пустая, в сущности, трата времени.

— Практически, — сказал Борис, — он сожрал нас без борьбы. Если бы не уникальное пси-поле Димы, с ним произошла бы та же история. Так что выбор Цербаева оказался правильным.

— И все-таки в гипотезе серьезная червоточина. Гасси с компанией Нус не тронул, а нас проглотил. Почему? Никакого намека на истинные цели миссии. Зондирование через экраны корабля, полагаю, невозможно. Как он нас раскусил? — Евгений посмотрел на Дмитрия.

— «Проглотил, раскусил» — бедняга, ты совсем подвинулся рассудком на желудочно-кишечной почве. Так вот, Гасси-то шутил без задних мыслей, он вел себя свободно и естественно, как глухарь на току. А в нас жила внутренняя тревога, которую мы не смогли скрыть никакими отработанными на Земле приемами. Вот Нус и разгадал, а, может быть, только заподозрил обман. И ударил. То, что он не пробил блок на этот раз, еще ничего не значит. Мы не знаем его силы. — Родчин нахмурился и замолчал.

— Но мы живы, мы свободны. И ключица у Димы срослась. Свяжемся с Калиной и продолжим. — Евгений вопросительно глядел на Дмитрия. — Мы не можем однозначно утверждать, что гипотеза порочна.