Когда Никита спросил у Александра, как он видит свою деятельность в качестве одного из ведущих идеологов страны и что предлагает, Богатырев сначала рассказывал честно, что и как собирается делать, а по ходу дела ввел в транс главу государства. Рисковал сильно, потому что не было никаких гарантий, что Шелепин выполнил просьбу Хрущева о снятии прослушивания. Когда Никита Сергеевич вошел в состояние гипноза, то на вопрос о причинах ряда крупных провалов ответил, что ряд вещей вроде рязанского почина были сделаны по внушению Фрола Козлова, который ввел ему его, Козлова, установку не снимать с поста. Но не помогло, потому что сам ушел в реальной истории после того, как Хрущев за подставу с Карибским кризисом (точнее, за дурацкое исполнение) довел до инсульта своего возможного преемника.
Сам же Крысолов сказал, внушив, Хрущеву, чтобы каждое решение принимал, тщательно продумав и посоветовавшись со специалистами. Также сказал, чтобы изменил состав руководства страны так, чтобы любой из них мог управлять СССР наилучшим образом. Специально сделал такую установку, чтобы у генсека были такие ближайшие помощники, на которых можно положиться в плане профессионализма. Да и не знал точно, кто лучший преемник Хрущева.
Я когда получил от своей квартиры ключи, то сначала, естественно, осмотрел ее. Довольно хорошая четырехкомнатная квартира в новом доме. Но, увы, мебели самый минимум, как объяснил мне сопровождающий, разрешено сделать полный ремонт материалами из моего времени за исключением явных анахронизмов. Кровать солдатского образца, шкаф, стол в одной из комнат, похоже, в кабинете. И на кухне пара шкафчиков, стол с табуретками, газовая плита и мойка.
Для начала сойдет, но, конечно же, закажу материалы и мебель, да, кстати, тут мне и планировку квартиры на листе оставили с размерами. Позаботились! А полковник Калач еще смеялся, что, мол, дурак, мало дали в награду. Достал из сумки заранее припасенный запас еды (а в магазинах в Москве негусто, к сожалению, а бегать лень по ним, хоть лично видел консервированных крабов) и поужинал, запив чаем.
На улице было еще светло, и я решил прогуляться, захватив с собой паспорт СССР.
Город не то, чтобы тихий, но по порядку на улицах напоминает отчасти Минск моего времени. Мусора и бычков не видно на тротуарах и на газонах. Мужиков среднего возраста на улицах довольно мало в отличие от женщин того же возраста. Девушки только в юбках примерно до колен. Детей море бесится во дворах, отрываясь напоследок перед 1 сентября. Милиция следит за порядком безоружная. Рекламных щитов мизер, магазины скромненькие, правда, в них очереди. Гости с юга встречаются не то, чтобы редко, но их как в Минске явное меньшинство. Машин на улицах немного, большинство грузовые и автобусы. Легковые все на один манер с дизайном, не слишком изменившимся со времен ГАЗ-М1, да и ездят не слишком быстро, километров сорок в час, редко шестьдесят. Мотоциклов дешевых как-то много. Именно вроде знакомого ИЖа, а не спортивные разные Хонды с литровыми движками (мля, носятся по Минской МКАД 150–200 км в час).
Иду, значится, не спеша по одному из проспектов, наслаждаясь запахами парков на исходе лета, а не выхлопами как в Москве 2011 года, и тут с женой и взрослыми детьми навстречу прогуливается знакомый крепкий мужик. Я еще думаю, где с ним пересекся, а он здоровается:
— Здравствуйте, Петр! Как, уже переехали сюда?
— Александр Петрович Богатырев? — в ответ мне кивнул крепыш — я окончательно еще не переехал, но скоро. Как дела? Хорошо устроились?
— Конечно хорошо! Уже на хорошем счету у самого Александра Николаевича, работы тут много по идеологии, стараюсь как лучше. Надо ведь само коммунистическое учение реформировать с учетом ошибок и наших знаний. Я, конечно, только вчерновую его создаю, меня Политбюро будет корректировать.
— А я у Дмитрия Федоровича помощником. Скажите, какие тут политические перетряски, — я спросил, отведя его в сторону.
— Суслова выгнали с огромным позором с должности и из партии. Еще повезло, что на пенсию без уголовного дела. Его заменил Шелепин, а в КГБ Миронова Николая Романовича. Фрола Козлова сразу не выгоняли, но получил такой нагоняй, что схлопотал инсульт, потом оформили инвалидность и по состоянию здоровья убрали, вместо его Устинова. Брежнев по собственному желанию ушел на понижение. Лигачева пока на замену в Верховный Совет, но наверно ненадолго, не нравится ему эта работа, говорит, не по душе. Андропова убрали, а вместо его в отдел по связям с зарубежными компартиями Семичастного. Кириленко в Свердловске заменили на Николаева Константина Кузьмича. Про сладкую парочку Мазуров и Машеров слухи ходят, что пойдут на повышение. Чем тебя, Петр, озадачили? — спросил уже бывший правозащитник из Анапы.
— Я помогаю местным конструкторам создавать легковые автомобили так, чтобы не было ситуации, когда все мечтают ездить на иномарках в уверенности, что советские легковушки хуже.
— Не так надо делать. Я из принципа не имею своей машины, так как уверен, что при коммунизме личных легковых автомобилей быть не должно! Это ведь атрибут общества потребления, против которого я борюсь. Ты разве не понимаешь, куда толкаешь СССР?
— Однако, интересный подход. Думаю, во многом вы правы, надо так воспитывать людей. Но что делать с людьми, которые думают не как вы? Я уверен, что надо вселить в народ уверенность, подтвержденную наблюдениями самих людей, что в СССР живут намного лучше чем в США и в чисто материальном отношении. И разве для организаций и проката не нужны легковые автомобили не хуже чем у буржуев? — я соглашался с Богатыревым, но меня возмущало, что военная техника у нас лучше, а легковые машины хуже чем у тех же немцев. Отчего и увлекся этой темой.
— Тоже правильно. У каждого из нас обоих своя правота. Но, повторюсь, надо запретить личные легковушки как один из признаков капитализма. Хотя полезное дело делаешь с повышением их качества. Пожалуй, все же оба делаем правильно потому многие в начале девяностых были против СССР.
— Похоже, так и надо вести воспитание народа, как предлагаете. Дай бог, чтобы у вас все получилось. Но помните, что когда кушать хочется, плохо думается про высокие идеалы, — я ответил Крысолову.
Помолчали, потом шли и обменивались впечатлениями. Еще вечером у них в гостях посидел, а ночевать вернулся в свою квартиру, еще не обжитую. Поужинал, чем было из своих запасов, благо, запасся в своем времени.
Занялся делом, набросал свои предложения исходя из своих знаний и общения с конструкторами. Хотел текст набирать на ноутбуке, но вспомнил, что нет принтера под рукой. Написал, что хотел, от руки, а картинки пришлось копировать по испытанному студенческому методу: выключил свет, положил лист бумаги на экран ноутбука с экраном на максимальной яркости и стал карандашом переносить контуры изображения на бумагу. В студенчестве клали на две табуретки лист стекла или часть оконной рамы со стеклом, ставили снизу лампу с мощной лампочкой, желательно ватт на двести, сверху копируемый чертеж и сразу лист бумаги. Копирование процесс затяжной: все линии чертежа обводятся вручную карандашом. Но мне было проще в том смысле, что копировал всего лишь контуры машин по фото с отдельными деталями компоновки.
Утром собралась толпа мужиков в приемной у Устинова. Все были на взводе и явно ничего хорошего не ждали от совещания. На вопрос "Что, заранее готовитесь к неприятностям?" мне только соглашающее кивнули. Дмитрий Федорович и вправду недавно сделал твердотельную клизму создателям ЗИЛ-157.
Дело было так. Устинов неожиданно потребовал провести повторные испытания на проходимость ЗИЛ-157 на танковом полигоне недалеко от Москвы, выбрав машину из обслуживающих полигон. Погоняли по разным разбитым дорогам грузовик со старшиной Куликом, начинавшим службу шофером еще на войне. Пару раз засадили в грязь почти на метр вглубь, благо, БРЭМ был под рукой. Разработчики что-то подозревали, но были все ж уверены в своем детище. Беда нагрянула неожиданно.
Когда "Трумэн", немного наклонившись налево, поднимался по раскисшей глине из низины, уже проехав самую ямину, Дмитрий Федорович приказал остановить машину именно на этом немного перекошенном подъеме, где уже проезжал этот грузовик. Тут же последовал приказ выкопать неглубокую яму под передним правым колесом, чтобы оно не касалось земли. Ну выкопали яму солдаты за полчаса. По приказу старшина Кулик попробовал подняться дальше по склону, и ничего не вышло, точнее, бодро закрутилось только колесо над ямой, а от остальных пяти толку особого не было. И тут по командному рыку Устинова стало ясно, что же он искал:
— Что это за безобразие?
— Ну, машина не может проехать из-за ямы, — ответил Грачев.
— Это я и сам вижу! Какого хрена одно колесо без толку крутится в воздухе, а остальные пять неподвижны, и на них машина не может дальше проехать?! Как вы машину проектировали, черти полосатые? Чего молчите? Как за свою дурь отвечать, так языки в задницу засунули? Дальше мне проводить проверку нет смысла. Если к началу съезда успеете придумать как исправить этот недостаток машины, то наказывать не буду.
После этого экстренно отправился Устинов на Запорожский Автомобильный Завод, будучи уверенным, что там еще веселее будет, и не ошибся: от увиденного и услышанного пришел в ужас, а ведь все спрашивал и смотрел везде, не стесняясь задавать вопросы даже опытным рабочим. Фактически ни завод, ни сама машина ЗАЗ-965 не были полностью готовы к производству. Выпуск-то шел, но такое положение дел было допустимо только когда спокойным, вселяющим ужас голосом, Сталин "просил" запущенную сегодня в производство боевую машину начать вчера отправлять на фронт.
Про данные из будущего он лишний раз старался не вспоминать: все планы не то, что на будущий год и пятилетку, а даже на четвертый квартал этого года можно было смело бросать в печку. Большой массив ценной информации и техдокументации кроме огромной радости от решения моря технических проблем порождали огромные проблемы с освоением и внедрением, а заодно неопределенность и необходимость все переделывать плановикам. Самое плохое было в том, что дела от Козлова принял как есть из-за болезни последнего, и теперь приходилось экстренно разгребать все, что ран