– Подумаю. А с тебя штраф.
– За что, ёпт!
– За окурок, думал, я не увижу? Насобираешь за это мешок.
Всё-таки дворник в этом мире стоял на более высокой социальной ступени, чем в моём, и Борька вышел через десять минут с бумажным пакетом, и Анохина с совочком ходила за своей шавкой. А я запихивал вещи обратно в шкафы. Пока дышал вольным сельским воздухом, кто-то забрался в мою квартиру и хорошенько в ней порылся. Ордена, сберкнижка и пачка денег никуда не исчезли, а вот две распечатанные пачки витамина из ящика стола как испарились. Холодильник тоже отодвигали, матрас на кровати лежал неровно. Ампулы, которые лежали россыпью на дне бачка унитаза, нашли и вытащили, все четырнадцать.
Зато пузырёк с глазными каплями никого не заинтересовал. А зря, всё содержимое ампул теперь хранилось там. Ждать следующей синхронизации я не стал, промежуточный укол в это утро ничего плохого не принёс, зато хорошего – вон сколько, и на велике летел как гонщик, и гирю двухпудовую сорок раз почти не напрягаясь поднял. Хотя это скорее заслуга моего персонажа была, он, несмотря на алкоголизм и беспорядочную личную жизнь, за собой следил.
Тут я напомнил себе, что за телом своим Соболев, может, следил хорошо, а вот за окружением – плохо, и поэтому превратился в труп. И что это мне урок, надо быть осторожнее.
(12). Сторона 1. 23 апреля, четверг
За ночь Димке удалось поспать часа два, не больше – к полуночи привезли тяжёлого, и его пришлось интубировать, а потом, в три часа, уже другого тяжёлого, откачивать. Не сравнить со сменой в субботу, когда волной шли любители пикников, кто с печёночными коликами, кто с рваными ранами, кто с порезами, но работы хватало.
В девять утра молодой человек снял халат, расписался в журнале и по дороге зашёл в патотделение.
– Что, жмурика своего решил проведать? – Чуров в этот день был за главного. – Вон он, в десятом ящике, открывай и любуйся. Отпечатки наша доблестная милиция сняла, выясняют, кого вы там поймали. Как там Светкина дочка, всё ещё бледна и нездорова?
– Да вроде оклемалась.
– Вот и хорошо, хотела девка в медицинский, считай, боевое крещение прошла.
Вику вытаскивали вместе с трупом, при виде синей ноги она хлопнулась в обморок, не утонула, но воды нахлебалась. Вадик чуть было жмура не упустил, метался от дамы сердца к служебным обязанностям, смог спасти и то, и другое. После этого девка, как её обозвал Василич, заперлась в своей, то есть в гостевой комнате, и оттуда вышла только на следующий день – поесть, после чего её стошнило, и она снова закрылась на замок.
– Пётр Василич, вот скажи, если бы тебе человек с такими симптомами поступил, – Дима перечислил то, что вычитал в больничной выписке Соболева, – а потом впал в кому, ты бы что подумал?
– В анализах и желудке только спирт и производные? – Чуров даже задумываться не стал. – Скополамин вполне подойдёт. Никто его в моче искать не будет, если «синяк» попадётся. Ты что, травануть кого хочешь?
– Нет, это я так, для общего развития.
– Ты смотри, Куприн, не в том направлении развиваешься, – строго сказал врач. – Я на вскрытии всё равно найду, и точно теперь буду знать, кто это сделал. Так что даже не вздумай, пока ординатуру не закончишь, а то вы, недоучки, первыми и попадаетесь. Всё, иди с глаз долой, если кто окочурится, я позвоню.
Едва Димка добрался до дома, ему и вправду позвонили, только не Чуров, а отчим.
– Новость послушай, – сказал Леонид Петрович. – Знаешь, кого моя племяшка поймала?
– Нет.
– Сынка Нефёдова, младшенького. Я тебе чего звоню, ты его рожу-то помнишь?
– Откуда?
– Ну и хорошо. Спрашивать тебя следак будет, первый раз в жизни видишь и слышишь, что на рыбалке случилось, расскажи, но без подробностей, отвечай на вопросы, ничего от себя не приплетай и не утаивай, если чего не спросит, это его проблемы. И ещё, ты ведь, Димон, не дурак, про отца-то и его тёрки с Кириллом в курсе, так вот, забудь, а то впутают, потом не отвяжешься. Ну всё, отбой, дела у меня.
Молодой человек бросил телефон на кровать. То, что произошло между Нефёдовым-старшим, младшим и Сергеем Куприным, никто кроме них самих не знал. Сергей с Кириллом учились вместе и дружили, и не только в школе, но и после того, как Куприн из армии вернулся. Бабушка рассказывала, что Нефёдов тогда его водителем взял, но, видимо, не простым, потому что батя Димкин из старого бревенчатого домика хоромины двухэтажные отгрохал и ездил на «крузаке», потом вместе с этим «крузаком» и пропал, машину сгоревшую нашли, а тело – нет. Был в этом Кирилл замешан, не был, следствие не установило, но младший Нефёдов сразу после пропажи сбежал, сначала в Германию, оттуда в Америку, и приезжал сюда, в город, только один раз лет десять назад. А Нефёдов-старший отстегнул солидную сумму в валюте, на которую Димкина мать купила квартиру, где они вместе с отчимом сейчас и жили. Бабка от денег отказалась, плюнула депутату в лицо, и тот утёрся – опять же по её рассказам, потому что Димка тогда только и мог, что в пелёнки гадить да слюнявые пузыри пускать.
В разговорах с матерью эта тема вообще была из разряда табу, один раз Дима попробовал с ней поговорить – лучше бы не пытался, до сих пор крики в ушах стоят. Но на мать он не обижался, что было, то было, и на квартиру не претендовал.
– Дима! – тётя Света вернулась с рынка и вовсю гремела кастрюлями и сковородами. – Ты пока спать не лёг, посмотри, что с холодильником.
Холодильник подтекал, давно надо было его почистить, но всегда находились другие, более важные дела. В этот раз улизнуть не удалось, отчаянно зевая, Димка вытолкнул комок слизи из дренажной трубки, съел два пирожка и завалился на кровать, придавив телефон ногой.
Проснулся он ближе к вечеру, когда уже начало темнеть, отоспался на неделю вперёд, шея от неудобной позы затекла, а на телефоне висели два десятка сообщений и несколько пропущенных вызовов. В доме было тихо – на холодильнике висела записка от Светланы Вадимовны, мол, она в гостях, Вика затаилась и даже свет выключила. Хотя нет, в одном из сообщений прислали фотографию, где она сидит на коленях у Вадика, бодрая и весёлая, с бутылкой пива в руках. Друзья предлагали присоединиться. Димка хмыкнул, ехать никуда не хотелось. Он разогрел макароны с котлетами, навалил миску квашеной капусты, уселся за комп, погонял монстров часа полтора. Игралось не очень, рассол пролился на клавиатуру, двигая мышкой, он локтем задел чай, и тот разлился по полу, в общем, не попёрло. Дима собрался было снова лечь спать, но словно что-то в голову ударило – полез в подвал и вытащил из тайника планшет. Рядом со стеллажами стоял табурет, на него парень и уселся, вставил монету в разъём.
В этот раз кружочек с непонятным символом был активным, более того, он пульсировал, словно требуя, чтобы на него нажали. За иконкой скрывалось целое приложение, с выпадающим меню и вкладками. Парень полюбовался на статистику синхронизаций, там была всего одна запись, зато с датой, временем и уровнем загрузки – 76/59. Что это значит, тут же и расшифровали, именно такой процент от воспоминаний о произошедшем за неделю Димка передал своему альтер эго и получил от него. Неравноценно, и что-то важное вполне могло пропасть.
Здесь же, в приложении, был мессенджер с пустой адресной книгой, неактивные дополнительные услуги и раздел «Страхование». В нём Димке предлагалось купить базовый пакет за 2 тысячи единиц в год на случай, если с обеими оболочками что-то случится. Слово «обеими» корябнуло взгляд.
– Оболочка, значит?
Димка вывел показатели состояния тел, его собственное оценивалось в 95 814 единиц, а тело Соболева в 7740, как было указано – «на текущий момент». Странно, может, память и не вся передалась, но молодой человек помнил, что здоровье Соболева от уколов значительно улучшилось. А по сравнению с начальной стоимостью – наоборот, упала цена у оболочки. Оставалось ждать воскресенья, тогда, если Соболев не потеряет к тому времени разум и здоровье окончательно, можно будет разобраться, в чём дело. Молодой человек порылся в настройках, но нигде эти цифры не расшифровывались, зато опций, которые теоретически менялись, было множество. В том числе – частота синхронизации, ползунок свободно ходил от единички до трёхсот, цена тоже менялась, но в обведённом жирной линией прямоугольнике всё равно стояли цифра 7 и число 25. Наверное, это означало – раз в неделю по 25 единиц. И длительность можно было менять, от пятнадцати минут до шести часов, Димка оставил час, если работает, лучше не вмешиваться в настройки.
Баланс всё так же составлял 1575 единиц, их, наверное, можно было на что-нибудь потратить, но со своими капиталами Дима решил разобраться позже. Его больше интересовали мессенджер и возможность, а точнее, невозможность с кем-либо связаться. Он был готов задать вопросы таинственным координаторам или другим участникам программы, да чего там, подписаться на чей-нибудь канал, но при попытке ввести номер или логин выплывала экранная клавиатура с двадцатью символами – четыре ряда по четыре, и четыре символа по бокам. Произвольный набор знаков ничего не дал, более того, высветилось количество допустимых ошибок – пять, и сообщение, что за шестую с него снимут сто двадцать единиц.
– Где-то я эти закорючки видел.
Димка напряг память, но ничего на ум не приходило. И только когда он вытащил монету, чтобы убрать планшет на место, понял – вот же они, три штуки, прямо на ней. Молодой человек сбегал за телефоном и попытался сфотографировать экран планшета, но ничего не получилось, на снимке вместо экрана появлялся чёрный прямоугольник. Пришлось взять лист бумаги, ручку и зарисовать клавиатуру, а заодно и закорючки с монеты. И баланс из приложения, и цифры на монете наверняка совпадали.
(13). Сторона 2. 25 апреля, суббота
– Очнулись, Николай Павлович?
Голос был мне незнаком. Я приоткрыл правый глаз и никого не увидел. Потом то же самое проделал с левым – прямо по центру маячило чьё-то лицо, а за ним капитана Запольского разглядел.