– Куда?
Оксана подняла глаза вверх.
– Туда. Думаешь, я не знаю, кем ты раньше был? Только если соберёшься исчезнуть, ты хоть меня предупреди.
– Хорошо, только зачем мне, – я вдруг почувствовал, как язык начал заплетаться, словно спирта неразбавленного хряпнул, – дворник… ик…
По телу разлилось оцепенение, рука со стаканом бессильно рухнула на стол, пальцы разжались, и томатный сок некрасивой красной лужей пролился на скатерть. Я попытался найти взглядом Оксану, но глаза тоже не слушались, смотрели в одном направлении, всё расплывалось.
Докторша нашлась сама, она деловито постучала меня по груди, пальцами раздвинула веки, пощупала шею, потом достала из сумочки телефон.
– Он готов, приезжайте.
Минут пятнадцать я сидел, тупо глядя в стену. Хорошо хоть не в окно, потому что зрачки, похоже, расширились, и свет доставлял дискомфорт. Оксана шуршала в комнате, я слышал стук открываемых ящиков, шорох перебираемых вещей, внутри поднималась злость. Эта тварь меня чем-то опоила, и одного только секса не хватит, чтобы теперь со мной расплатиться, дайте только пошевелюсь. И тогда моя месть будет такой ужасной, что все сдохнут. Всё, пацифизм закончился, бензопилу в руки и в рейд.
– Ты только не подыхай раньше времени, – моя подруга погладила меня по голове, – Колюня. Всегда такой доверчивый, аж жалко тебя. Проходи.
Это она сказала не мне, а кому-то ещё.
– Он в сознании? – спросил мужской голос.
– После такой дозы? Нет, он ничего не слышит и не видит.
– Жучки есть на нём?
С руки, которая всё еще держала стакан, сняли часы, положили рядом. Перед глазами появился предмет, похожий на теннисную ракетку, им поводили возле лица, периферическим зрением я кое-как увидел, что и с остальными частями тела проделывают то же самое.
– Хорошо. Взяли!
Меня взяли и понесли. Похитителей, включая докторшу, было четверо. На улице врач-убийца сказала любопытным, что у меня сердечный приступ, но ничего серьёзного, в больницу везут на обследование, проверить на аппарате МРТ. Соседи ещё восхищались, как хорошо, что у Палыча дама сердца – врач, и вовремя его спасла. То есть спасает.
В машине «скорой помощи» Оксана уселась рядом со мной, а обладатель мужского голоса, блондин в очках, рядом.
– К чему такая спешка? – спросила докторша.
– Ты была права, забирают его. Завтра бы отправили на Урал, в спецклинику, нам туда не добраться. Ты уверена, что у него внутри артефакт?
– Конечно. После той дозы, что я ему дала три недели назад, любой бы скопытился, а этот выжил. Колол себе витаминки, якобы секретной разработки, чтобы внимание отвлечь, но вы ведь их проверили?
– Да, обычный В12, без добавок. Как мы его найдём? Пропустим через рентген?
– Нет, на рентгене ничего не нашли, и на МРТ тоже, только недавно просвечивали, хоть это и бесполезно. Придётся по частям резать и смотреть, где у него кристалл поселился, – Оксана поёжилась, – а для этого он обязательно должен быть живым. Вы же понимаете, что мне теперь нельзя обратно на работу?
– Новые документы готовы, доберётесь до Читы, а там через закрытую зону вас проведут к нашей базе в Южной Корее. Всё, приехали.
Меня снова подхватили, вытащили на улицу. Участок, обнесённый высоким забором, одноэтажное здание с окнами, забранными решётками, – место очень походило на тюрьму.
– Он вроде дёрнулся! – забеспокоился очкастый.
– Не говори глупостей, – голос у Оксаны звучал совсем не так, как раньше, в нём чувствовалась сталь, – хочешь, я тебе столько же налью, а потом посмотрим, как ты будешь бегать и прыгать.
– Ладно-ладно, верю, – примирительно сказал мужчина. – Так, давайте, кладём его на стол.
Более-менее чётко я видел только стену – положили меня почему-то на бок. По виду комната была похожа на операционную или даже на прозекторскую, когда меня кантовали, я заметил на столе раковину с краном. На столике неподалёку разложили инструменты, там, среди скальпелей, секционных ножей и пил, лежали молотки и топорики. Похоже, Соболева собирались разделать на части, как тушку на мясокомбинате.
Подошла Оксана, сменившая лёгкое пальто на синий халат и дерматиновый фартук, она бросила сумочку на стул рядом со мной, подошла к инструментам и начала в них копаться.
– Где контейнер? – спросила она.
– Уже везут, – очкастый тоже переоделся, – будет через полтора часа.
– Ты идиот? Зачем тогда такая спешка, я могла его и вечером подготовить, а теперь весь дом видел, как мы его увозили.
– Мозгами пошевели, курица, – не остался блондинчик в долгу, – днём народу меньше, чем вечером, да и «скорую» эту только к ночи хватятся. Пролежит он полтора часа?
Оксана пропала из поля зрения, появилась с капельницей, игла вошла мне в вену, и голубоватая жидкость капля за каплей начала уходить из подвешенного баллона.
– Если убьёшь его, с тебя шкуру живой снимут, в прошлый раз пронесло, а в этот и не надейся, – предупредил её подельник.
– Без тебя знаю, – огрызнулась докторша. – Хочешь, вон, привяжи его.
– А надо?
– Ну ты же мне не доверяешь. Капельница рассчитана на сорок минут, потом вторую поставлю.
Очкастый плюнул, попав мне на ногу, и заткнулся. Через несколько минут они вышли, и уже за дверью продолжили переругиваться, постепенно голоса стихли.
Странно, но от капельницы хуже не становилось. Даже наоборот, минут через десять я смог подвигать шеей, плечом, левой рукой, сначала только верхней частью, а потом целиком. На этом, правда, мои успехи закончились, ноги я вообще не чувствовал, а правую руку, на которой лежал и в которую воткнули иглу, ощущал ребром – локоть туда вдавился. В пределах досягаемости не было ничего, чем бы я мог себя защитить. Разве что в сумочке Оксаны Леонидовны что-нибудь полезное могло лежать, я дотянулся до стула, стараясь не скрипеть, подтянул его к себе поближе. Не знаю, что я хотел найти, пистолет или хотя бы нож, но на ощупь там были только цилиндрики и плоские коробочки. Помада и тушь. А ещё бумажник и телефон.
Набирать номер одной рукой, стараясь не выронить трубку, было тяжело, но я справился.
– Зина? – спросил я, услышав мужской голос, поинтересовавшийся, кто его беспокоит.
Мой собственный был хриплым и почти неразборчивым. Собеседник на том конце попытался сказать, что таких там нет.
– Слушай сюда, баба Зина. Я – Соболев, меня похитили, сейчас держат в какой-то глуши и собираются резать на куски. Не знаю, с кем ты свяжешься, но если ваши люди здесь не будут через час, от меня только обрезки колбасные останутся. Понял?
– Да, – коротко ответил незнакомец и положил трубку.
Из последних сил засунул телефон обратно в сумку, отодвинул стул, начала накатывать тошнота, сознание словно разделилось – вот лежу я, Дима Куприн, в теле майора Соболева, и вот кто-то ещё. Совершенно чужой, нечеловеческий, монстр какой-то. Мозг словно обдало холодом, тошнота стала сильнее, меня вырвало пережаренными котлетами в томате с гарниром из тщательно пережёванных огурцов. Если бы лежал на спине – захлебнулся, а так постарался, чтобы и до сумочки долетело.
Оксана вернулась, когда раствор почти закончился. Она поменяла капельницу, посветила мне в глаза фонариком, проверила отсутствующие рефлексы. Потом вытащила из ряда инструментов секционный нож, примерилась.
– Где он у него, интересно, – заговорила докторша сама с собой. – Соболев, может, ты скажешь, к какому ты месту кристалл прикладывал, ко лбу или к заднице? В прошлый раз ты разговорчивее был, всё про жену свою рассказывал и её нового мужа, про дочку, я аж всплакнула. Все вы, мужики, идиоты, вам лапшу на уши, вы в ответ слюни распускаете. Эдик, ну что?
– Скоро будет, – появился в поле зрения блондинчик, – этих я успокоил, они ведь больше не нужны?
– Идиот! А кто будет отсюда выносить все эти куски?
– Сама дура, ты что, собралась за собой прибирать? Сожжём всё, делов-то. Ну что, приступим? Шеф приедет, а мы уже кое-что для него подготовим.
– Да, – Оксана оглядела меня с ног до головы, – давай с кистей и предплечий начнём, перетягивай жгутом чуть выше локтя. Алгоритм простой, срезаем ткани с костей, убираем кровотечение, поддерживаем работу сердца.
– А если эта хрень в голове? Что будем делать?
– Мне откуда знать, – докторша раздражённо дернула плечами, – распилим голову на части, я вообще не знаю, что это и как выглядит, пусть у начальства голова болит. Скажет отрезать – отрежу, а остальное не моя забота. Погоди, стучат вроде.
– Это он, – очкастый направился к двери, – ты пока сама жгутом.
– Козёл ленивый, – отреагировала Оксана. – Как думаешь, Коленька, мне это приятно, живьём тебя кромсать? Вы, мужики, эгоисты, только о себе и заботитесь. Сказал бы, где и что искать, и не мучился, а теперь всё, поздно.
Она приложила нож к локтевому суставу – я его не видел, но почувствовал холод и разошедшуюся от разреза кожу, потом передумала и взяла со стола пилу, примерилась.
– На вашем месте я бы этого не делал, – раздался голос со стороны двери.
Брумель долго не раздумывала, она попыталась ударить меня пилой в горло. Закруглённый край упёрся в хрящ, Оксана напрягла руку, продавливая стальную полосу дальше. Раздался выстрел, она покачнулась и медленно свалилась на пол.
Перед глазами появился полковник, он помахал рукой.
– Эй, Соболев, слышите меня?
Я кивнул.
– Отлично. Вовремя вы позвонили, где часы?
В хрипе навряд ли что-то можно было разобрать, но это полковника не расстроило. В комнате появились люди в форме, меня снова подхватили и понесли. И я не был уверен, что моё положение улучшилось.
(16). Сторона 2. 3 мая, воскресенье
Говорят, что человек склонен себе всё прощать. Не знаю, я, когда оставался на той стороне без моего присмотра, был, похоже, тем ещё дебилом. Вот за каким хреном я полез к Лифлянду с расспросами? Теперь на мне висит долг, который неизвестно как отдавать, я не могу следить за состоянием своей оболочки здесь и настоящего тела там. А ещё наверняка тот Дима Куприн, который жил в реальном мире, думал то же самое обо мне. Повёлся на женское тело и недоваренные пельмени, если так подумать, кто имел доступ к медкарте и всем данным Соболева? Доктор Брумель Оксана Леонидовна.