– Вот такой же у меня есть, – он ткнул пальцем во флакон. – Только порошок, а не жидкость. Их что, всем выдают?
Почему-то Ланская на вопрос не ответила, сама спрашивать, что это такое, и почему у Соболева и французского космонавта одинаковые флакончики, не стала, наоборот, попыталась эту тему замять.
– И вот ещё, Николай Павлович, посмотрите, здесь ваш экипаж, – она подключила планшет проводом к телевизору, вывела последовательно четыре фотографии.
Командиром корабля назначили Попова Лаврентия Германовича, на вид полковнику было примерно столько же лет, сколько и Соболеву, глубоко посаженные глаза под низким лбом подозрительно смотрели с экрана на будущего однополчанина.
– Вы его не знаете, – полковник КГБ пошевелила пальцами в сторону телевизора, – Попов только в прошлом году вошёл в космическую программу, до этого был командиром авиаполка и в лётном училище преподавал. Авторитетный товарищ, опытный, шестнадцать полётов за год. А это ваш инженер-радист.
На экране появилось миловидное женское лицо в веснушках, вздёрнутый носик, томно прикрытые глаза.
– Варвара Сергеевна Урсляк, тридцать три года, вы с ней встречались в Звёздном городке, когда они проходили подготовку. Помните?
Димка покачал головой Соболева.
– Нет, – сказал он, – внешне что-то такое, а имени не помню.
Ланскую, похоже, ответ не удовлетворил, она хмыкнула и вывела третью фотографию
– Майора Сайкина Виктора Степановича вы знаете, это наш десантник. Он, кстати, и вправду десантник, сотни прыжков с парашютом, навыки контактного боя, от сердца, можно сказать, отрываю.
– Верну в целости и сохранности, – пообещал Соболев. – Кто остался, пилот?
– Пилот, – полковник почему-то вздохнула, – пилот у нас с характером, но это не ваша забота, а Попова, он её с училища знает. Профессионал – высший класс, но есть проблемы с общением, надеюсь, на вашем задании они не скажутся.
Соболев сглотнул, увидев на экране фотографию, и имя почти пропустил мимо ушей. Да чего там, он и сам мог его назвать.
– Нестерова Алиса Витальевна, – припечатала Ланская.
– И что мне с тобой делать, Алиса Витальевна? – Димка сунул руку в воду, пытаясь поймать головастика, но кучка будущих лягушек при виде угрозы распалась на удирающие комочки с хвостиками. – Пилот-следователь. Мультик же такой был, про пилотов. Или игрушка старая. Про двух пучеглазых толстячков.
– Ты чего там бормочешь? – Алиса тоже зашла в воду, остановилась, когда та дошла до коленей. – Сачком надо. Пруд у тебя на участке сделаешь, поселишь там лягушей, будут орать по ночам, романтика. Заодно предупредят, если кто заберётся.
– Лучше собаку, – молодой человек клацнул зубами.
– Вон такую, – девушка кивнула в сторону овчарки, которая запрыгнула в реку и теперь не торопясь выделывала круги, блаженно вывалив язык, – у тебя запасов много, прокормишь. Кстати, отличная водичка, не пойму, чего все на берегу валяются. Слабо до противоположного берега? Тут всего метров семьдесят, не ссы.
– Да я не ссу.
– Точно? – Алиса подозрительно посмотрела на то место, где плавки у молодого человека касались воды, – ладно, поверю на слово. Ну что, гражданин Куприн, погнали?
Димка посмотрел на холодную воду, потом на весомые, но аккуратные округлости подружки, которые купальник только подчёркивал, взвесил одно «за» и все «против» и кивнул.
Прапорщик полиции Вадим Сомов растирал спины блондинки и её подружки кремом для загара, когда зазвонил мобильник.
– Секунду, – он вытер руки полотенцем, потянулся к телефону.
– Ну, Вадичка, не останавливайся, – подружка, полненькая девушка с роскошными глазами, кокетливо повела плечом, – а то загар неровно ляжет.
Вадик кивнул, прикидывая, куда бы их затащить после пляжа, толстушка ему нравилась даже больше блондинки, посмотрел на экран, вскочил и приложил аппарат к уху.
– Слушаю, товарищ майор. Да, конечно, буду через пятнадцать минут… Есть… Девушки, – он с сожалением вздохнул, – работа. Но я не прощаюсь.
– Полицейская? – капризно поинтересовалась блондинка. Она не собиралась уступать этого парня.
– Ещё какая, – кивнул Вадик, прыгая на одной ноге и засовывая другую в штанину. – Срочная. Вы не пропадайте и ничего не планируйте, вечером – шашлыки. Договорились?
Он посмотрел на реку, где две головы – Димки и следователя, только что отплыли от противоположного берега и направлялись к этому, и подумал, что хорошо бы их предупредить. А потом сообразил, что Нестеровой и так позвонят, а может быть, уже позвонили, потому что полтора часа назад старшего сына старика Нефёдова, Михаила Кудельмана, нашли в лесу грибники. Повесившимся или повешенным.
(27). Сторона 2. 24 мая, воскресенье
За то время, что я находился в этом мире, уже и подзабывать стал о семейном положении Соболева. Но оно напомнило мне о себе само – видимо, чтобы поддержать меня перед отлётом, бывший тесть космонавта устроил у себя на даче небольшой сабантуй, благо дача эта находилась от Дубны недалеко, в паре десятков километров, на берегу Волги. Туда меня доставил Сайкин и обещал забрать, как только я отзвонюсь.
Дача была скромной, это если сравнивать с нашими богачами, которые себе на квадратных километрах замки строят. Небольшое двухэтажное кирпичное строение с флигелем, деревянными окнами и аккуратной террасой, участок в полгектара, с выходом в лес, две беседки для отдыха, домик прислуги, где вместо садовника и какого-нибудь конюха обитали строгие люди в костюмах и с пистолетами, бассейн с тёплой зеленоватой водой и детская площадка. У забора несколько ухоженных грядок, тепличка, везде на участке много цветов. Чистенько и бедненько, у нас главврач роскошнее жил, а тут сам секретарь ЦК, по местной иерархии почти вице-президент.
Хозяин дачи, Левон Геворкович Аграмян, в жизни оказался куда менее внушительным, чем на фотографии. Старичок небольшого роста, сухой и поджарый, в кителе с генеральскими звёздочками и в кроссовках, он лично готовил шашлык, не подпуская к нему никого, хотя собрались все свои. Исключительно семейный выходной – сам Аграмян, его жена, Тамара Алексеевна, два сына с жёнами, трое внуков и четверо внучек с супругами и их отпрыски. Тут же была и моя, то есть Соболева, бывшая жена Ирина, которая Аграмяна звала «папочка», но на «папочку» была совершенно не похожа, и дочка Леночка – дылда семнадцати лет, которая чмокнула папочку, то есть меня, в щеку и тут же перескочила в компанию внучек хозяина.
Итого, считая меня и не считая прислугу, около сорока человек. Около, потому что дети то появлялись, то исчезали, сколько их точно, я сосчитать не смог. То ли пятнадцать, то ли двадцать, начиная от подростков и заканчивая грудным младенцем. Потомки Левона Геворковича охотно размножались, глава семейства щурился от удовольствия, оглядывая многочисленных родственников, а вот на меня как-то странно смотрел, будто с опаской.
– Коленька, что тебе налить? – жена Левона и мать бывшей жены Соболева держала в руках две бутылки – с белым вином и красным.
– Нет, мне нельзя. Я газировки выпью.
– К полёту готовишься? Молодец.
Тамара Алексеевна, в отличие от хозяина дачи, относилась к Соболеву хорошо. И другие члены семьи, кстати, тоже. И руки жали, и по спине хлопали, и в щёку целовали – в зависимости от половой принадлежности, когда я приехал. По их глазам было видно, что они Соболеву рады, все спрашивали, как я себя чувствую, хорошо ли кушаю, потому что похудел и осунулся, и это были не формальные фразы, а настоящее любопытство и забота. Тем же я ответить им не мог, хорошо хоть имена заранее выучил.
Когда Ланская выложила, так сказать, карты на стол, я понял, что зря стесняюсь, и прямо сказал, мол, с памятью совсем плохо, после двух попыток отравления не то что тестя с тёщей – друзей детства не помню, всплывает лицо и тут же ускользает. Кагэбэшницу это не удивило, и к утру у меня в комнате лежала тонкая картонная папка с распечатанными фотографиями и подписями к ним. Что интересно, у сыновей этого Аграмяна имена были армянские, а у дочек – русские. Память после постоянных синхронизаций и очистки работала отлично, за полтора часа я всех запомнил, а к двум часам дня, когда чёрный автомобиль без названия забрал меня из казармы в Дубне и доставил на дачу генерала, мог уверенно всех опознать. Там же, на этих листочках, раскрылся секрет с отчеством бывшей жены космонавта – Аграмян женился на её матери, когда Ирине было восемь лет.
– Мог бы дочке подарок привезти, – Ирина незаметно подкралась сзади.
На вид ей было лет тридцать пять, женщина явно молодилась и ухаживала за собой. Из салонов красоты в Устинове мне встречались только парикмахерские с небольшим набором услуг, не знаю, может быть, в Москве всё иначе обстояло.
– Я привёз.
– И что на этот раз? Горстка лунной пыли или булыжник с орбиты? Опять что-то очень ценное и очень ненужное?
В таких разговорах мне всегда помогали другие люди. Точнее, то, как они общались при мне со своими знакомыми, друзьями и особенно жёнами. Тут наш реаниматолог отличался, жена у него была – та ещё стерва, и он за десять лет совместной жизни выработал свою тактику.
– Ты абсолютно права, дорогая, – сказал я. – Ценное и очень ненужное.
Этим ценным и очень ненужным была последняя модель телефона, Ланская рекомендовала серёжки с камушками, но я лучше знал, что хотят молодые люди почти моего возраста. Прозрачный прямоугольник толщиной всего в сантиметр, со светящимися кнопками, фотокамерой и небольшим экраном для видеовызова обошёлся мне в восемьсот рублей, и, на мой взгляд, таких денег не стоил – с подобным я в школу ходил, когда мне лет десять было, и уже тогда такая модель считалась устаревшей и дешёвой. Но, собственно говоря, Соболев эти деньги заработал, а не я, так что жаба меня не душила. В коробочке, которую привёз утром сержант, лежали аппарат и пластиковая карточка разрешения на имя Елены Соболевой, с номером, фотографией и голограммой.