– Хочешь ребёнка купить? – бывшая жена поморщилась, когда я достал пакет и продемонстрировал ей подарок. – Думаешь, это ей отца заменит?
– Завидуй молча, радость моя, – процитировал я Семёна Семёновича Рудина, обычно после этих слов его жена бледнела, краснела и чуть ли не задыхалась, но Ирина ничего не сказала, деревянной походкой подошла к Лене и кивнула на меня.
Увидев подарок, девушка завизжала и бросилась мне на шею. Опрометчивый поступок, дочка Соболева хоть и не была красавицей, но и совсем дурнушкой тоже.
«Она моя дочь», – внушал себе, а точнее своему уже организму, чмокая Лену в щёку – несмотря на принадлежность к Соболеву, мозг её близкой родственницей не признавал. Обошлось, обжимания прошли без последствий. Девушка было дёрнулась, чтобы показать подарок подружкам, но я её остановил.
– Погоди секунду.
Снял с руки часы из якобы метеорита, протянул.
– Я улетаю скоро, пусть побудут у тебя.
– Хорошо.
Девушка равнодушно застегнула браслет на запястье, ещё раз обняла и ускакала по своим молодым делам – хвастаться новым гаджетом. А тех, кто постарше, Аграмян позвал на шашлыки, поджаренные куски мяса источали такой аромат, что рот наполнялся слюнями, а голова не могла ни о чём другом думать. Хотя я подумал – о себе, мне-то тоже предстояли шашлыки, воскресный мангал с друзьями и соседями, только не здесь, а на другой стороне. И я надеялся, что тот вечер мне никто не испортит.
(28). Сторона 1. 27 мая, среда
Город был полон самыми разными слухами. Сходились в одном – над семьёй Нефёдовых нависло проклятье, которое планомерно уничтожало одного представителя этой фамилии за другим. Очень нервничали другие Нефёдовы, к старику никакого отношения не имеющие, например, Димкин сосед с вечно гадящей собакой, он тоже был Нефёдов, но совсем не родственник, и всё равно теперь детей одних на улицу не выпускал, а прошлым вечером чистил охотничье ружьё и пересчитывал патроны.
– Какая разница, родичи или нет, фамилия одинаковая, маньяк, он разбираться не будет, – сказал сосед Димке, когда он поинтересовался, на кого тот собирается охотиться. – Ты бы тоже ружьишко-то поближе к себе держал, а то дом перепутают, ночью это как нечего делать.
Димка свою «Сайгу» доставать не стал, как он считал, если уж взял оружие, то для дела, а просто так размахивать это по-пижонски. Но остальным на его мнение было наплевать, общая истерия дошла до той планки, когда любой чувствовал себя вовлечённым в этот увлекательный криминальный сюжет.
– Мне бабка сказала, что мы с покойным в сродстве, – Виталик, водитель машины «скорой помощи», помогал Димке вытащить очередного покойника по узкой лестнице пятиэтажки. – Вроде какой-то мой прапрапрадед был женат на прапрабабке этой старой сволочи.
– Нельзя так про мертвецов, – Дмитрий держал за ноги тело, упакованное в мешок, каталка стояла в двух этажах ниже. – Про них или хорошо, или ничего.
– Погоди, давай передохнём, – шофёр остановился, уронив голову трупа на лестничную площадку. – Чёрт, опять череп треснет, Чуров орать будет, вечно он ко мне цепляется. И дочка его, будь она неладна. Давай, взяли и понесли.
Дочка Чурова, Зинаида Петровна, которая закрутила с Михаилом Нефёдовым-Кудельманом роман, последние три дня вообще на людях не показывалась, Василич говорил – заперлась у себя в квартире, мужа своего, Самойлова, выставила с вещами и пьёт. Из-за этого Герман Натанович поселился на работе и житья никому не давал. Диме отменил все ночные смены, и теперь молодому человеку приходилось работать не как раньше, посуточно, а по плавающему дёрганому графику. Федьку Филина вообще уволил за очередную пьянку, хорошо хоть главный врач вовремя вступился и отправил медбрата в отпуск. С Чуровым Герман не разговаривал принципиально, даже распоряжения, когда тот работал в морге, отдавал через санитаров. Отлаженная система доставки покойников распадалась на глазах, обязанности вроде никто не отменял, а оплату за них зажали.
– В последний раз еду за так, пусть главврач тогда рассчитывается, – Виталик захлопнул заднюю дверь, закурил. – Димон, слышь, а чего в больнице болтают, что ты этому Нефёдову внук?
– Мамка моя с сыном его путалась ещё до моего папани, – фельдшер тоже закурил, – а эта чокнутая из лабы, Майя, внучка его, решила, что мой папка тут вообще ни при чём, вот и растрепала. Мозгов как у курицы.
– Бабы – дуры, им только дай повод языком почесать, – шофёр кивнул, бросил окурок на газон.
Димка было дёрнулся дать ему пинка, чтобы не мусорил, но вовремя вспомнил, что он здесь не дворник-космонавт, а свой в доску парень из терапии, и таких окурков он сам за свою жизнь целую кучу накидал.
В больнице их ждали две новости.
Во-первых, Чуров окончательно разосрался с Германом, вот прям всерьёз, и Самойлова от дел совсем убрал. Тот пообещал Василичу морду набить, а пока саботировал всех покойников, которых доставляли по коммерческой части, их складывали в отдельное помещение, и что с ними делать, никто не знал, даже главврач.
И второе, дочку Нефёдова привезли в реанимацию. Она от страха наглоталась каких-то успокоительных таблеток и тронулась головой, а заодно и давление упало почти до нуля. И теперь одна из двух оставшихся в живых наследница первой очереди лежала при смерти. На самом деле, дела у неё шли на поправку, но большая часть медперсонала была твёрдо уверена, что ей осталось недолго, потому что – проклятье.
На каталке они быстро переместили тело в холодильник, повесили бирку, Димка внёс в компьютер данные и отправился на обед. Заодно позвонил Алисе, но та трубку не взяла. Они не виделись с утра воскресенья, когда девушка, бодрая и весёлая, выйдя из холодной воды, как Афродита, с падающими каплями, подтянутым телом и мокрыми волосами, обнаружила в смартфоне семь пропущенных вызов и умчалась на работу. И если в этот день она что-то отвечала, мол, некогда, то с понедельника вообще на связь перестала выходить и мессенджеры отключила.
Димка забрал гистологию у Самойлова, отнёс в лабораторию, где теперь царствовал Чуров, отдал Майе – та тоже какая-то смурная была, на приветствие едва головой кивнула.
– Ох жалко девоньку, – пожилая санитарка пыталась распутать шнур от кварцевой лампы, и молодой человек ей помог, – такая молодая, и всё. Кончилась.
– Ты чего, баба Шура? – парень пометил себе, что надо к завхозу зайти, шнур у лампы перетёрся, и из-под изоляции виднелись оголённые проводки. – Чего кончилось-то?
– Жизнь, Димочка. Дед её, дядька, потом папаша, теперь вон тётка помирает, следующая – она. Весь род под корень за грехи. Другая бы свечку поставила, отмолилась, а эта нехристь, ей спасения нет. Сама видела у неё на руке знак антихриста, вот говорю тебе, Дима, конец близок.
– Так если она нехристь, то проклятье на неё не распространяется? – Димка во все эти вещи не верил.
Санитарка замерла, уставившись в одну точку.
– Точно, – сказала она. – Она всех и прокляла. Из-за наследства.
И поспешила по коридору к сестринскому посту, забыв про кварцевание. Пришлось Куприну самому завозить аппарат в лабораторию, выгонять всех оттуда и включать лампу, а точнее три на одной подставке.
Через сорок минут, когда он отпер кабинет и щёлкнул выключателем, в лабораторию ворвалась Майя.
– Куприн, ты идиот? – с ходу спросила она. – Значит, по-твоему, я своего отца повесила, чтобы всё себе заграбастать?
В дверном проёме показались любопытные лица, среди них и баба Шура была.
– Да погоди ты, ничего я такого не говорил.
Дима потянулся к шнуру, но Майе показалось, что он хочет до неё дотронуться. Она влепила парню пощёчину, оттолкнула и со злости сама рывком дёрнула провод. Раздался треск, посыпались искры, девушка грохнулась на пол, сжимая шнур в руке, запрокинула голову назад, её били судороги. Такое Димка видел только в учебных фильмах, и действовал он, как там рассказывали. Выдернул провод из розетки вместе с розеткой, проверил цвет слизистых и кожи, пульс и зрачки, убедился, что ритм сердечных сокращений ровный, и остальное тоже в норме. И только потом с силой разжал пальцы девушки, на её ладони темнел ожог. Он подхватил Майю на руки, не обращая внимания на слабые попытки сопротивления, и понёс в реанимацию – на всякий случай. Вслед ему быстро-быстро крестилась баба Шура.
К вечеру репутация Майи была очищена, теперь её все снова жалели, лаборантка стала звездой больницы. Их даже с Димкой в сплетнях почти поженили, но девушка, когда очнулась, со своим спасителем разговаривать отказалась и потребовала, чтобы его к ней в палату не пускали.
– Беременная, – первой сообразила пожилая санитарка, – ну Куприн, подлец какой, обесчестил бедняжку.
На этом злоключения Димки не закончились. Когда он доехал до своего участка и завёз в калитку скутер, то увидел, что на крыльце, на подвешенных к притолоке качелях, сидят двое – Алиса Нестерова и Вика, и что-то оживлённо обсуждают. Рядом с ними стояли два больших чемодана, один жёлтый, другой красный.
– Шах и мат, – сказал себе молодой человек, – шах и мат.
(29). Сторона 2. 28 мая, четверг
– Шах и мат, – Попов передвинул коня на чёрную клетку, – Палыч, чего зеваешь? Через три часа старт, а ты уже в облаках.
– Задумался, – признался я и уронил чёрного короля.
– Ты из-за этого, – он кашлянул, скрыв первый слог – …дака Велесова? Да забей на него, вы с ним до отлёта с Луны не увидитесь. Этот индюк всех достал, а ведь в училище нормальный парень был, без закидонов, откуда только всё это взялось.
Генерала Велесова вживую в первый раз я увидел в прошлое воскресенье – он приехал за бывшей женой Соболева на личном кремового цвета автомобиле. Наверное, очень дорогом и престижном, судя по тому, что протёр он пятнышко на дверце носовым платком. Ирина Соболева с его появлением оживилась, поцеловала в губы, почему-то пристально глядя на меня, и тогда только я сообразил, что этот бывший космический приятель – новый муж бывшей моего персонажа. Тут всё вставало на свои места, и слова генерала Лихого, что я в своего боевого товарища шмальнул, и другие намёки, и странная походка Велесова, видимо, всё это было следствием личных разногласий. Если экс-Соболева думала, что я от ревности пойду и повешусь, то сильно ошиблась, мне на её обжимания с Велесовым было начхать – может, Соболев бы снова в драку полез, а меня посторонние люди не волновали, пусть хоть бы он завалил её прямо на лужайке. Может, я бы даже советом помог, но только советом, не больше. Видимо, Ирина это поняла и очень расстроилась, а вот хозяин дачи одобрительно на меня посмотрел.