– Что-то неспокойно, – сказал он. – Чуйка у меня, если какая неприятность, начинает колено левое ныть. Врачи говорят, психосоматика. Может, похоронить его по-человечески?
– Медики должны прилететь и сделать вскрытие, – открыл я большую военную тайну, – начальница твоя распорядилась. Я думал, ты в курсе.
– Нет, но раз Софья Николаевна только тебе сказала, то мне эта информация ни к чему, – Сайкин вскинул автомат, опустил. – Показалось. А, нет, не показалось, вон там видишь уступ, что-то блестит. Может, контейнер?
Уступ, на который он показывал, находился в тридцати метрах от дна, мы почти приехали.
– На обратном пути посмотрим, – решил я. – Вон там вроде поровнее место, туда инженера и положим.
Платформа мягко коснулась дна, Фёдор отпустил стропу ещё на полметра, и она провисла. Я схватил чёрный пакет за ноги, Сайкин – за проступающие плечи, при жизни этот Бабиц весил килограммов восемьдесят, а сейчас не больше пятнадцати. Должен был. Но мне показалось, что моя половина весила прилично, почти всю пятнашку.
– Потяжелел? – Сайкин это тоже заметил. – Надо было его взвесить наверху, любая аномалия – это опасность.
– Поднимаем обратно?
– Жду твоих распоряжений, товарищ полковник.
– Тогда кладём эту аномалию вон туда и сваливаем, – распорядился я. – Ну нафиг эти приключения, что-то я здесь себя неуютно чувствую.
И почувствовал ещё неуютнее. Камень на шнурке, спрятанный под скафандром, дёрнулся, словно что-то потянуло его к себе. Прожекторы старались охватить всю площадь дна колодца, но примерно в четверти круга от нас была ниша, куда лучи не попадали. Свет от налобного фонаря скользнул по стене, на первый взгляд в углублении было пусто.
– Проверьте вон там, а я пока ещё осмотрюсь, – приказал Сайкину.
Не то чтобы было что осматривать, я банально испугался. Это Соболев был героем, а Дима Куприн – обычным средним медицинским персоналом, хотя в последнее время я даже мысленно себя называл Николаем. Но смелости от этого почти не прибавилось.
Сайкин кивнул, типичной лунной походкой, не такой, как у Майкла Джексона, а каждый раз сильно наклоняясь вперёд, чтобы компенсировать слабую гравитацию, направился к нише. Автомат он держал нацеленным в темноту, словно ожидая, что оттуда кто-то выпрыгнет. Я тоже этого ждал, синяя висюлька не просто так возбудилась, наверное, почуяла своего. Целиться в сторону ниши значило направить ствол прямо Сайкину в спину, поэтому я сместился вбок на несколько метров, фактически делая тот же путь, только по кругу.
В метре от затемнённой области рука майора вздрогнула, словно он собирался выстрелить, но сдержался. Потом он поправил фонарь на лбу, направляя луч в глубь ниши, и тут же отступил на два шага, для этого ему пришлось сильно отклониться назад, свет фонаря скользнул вверх, к шлюзовой площадке, где стояла Варя Урсляк, внимательно за нами наблюдая.
– Там кто-то есть, – Сайкин не рассчитал угла падения и приземлился на задницу, – кто-то лежит.
(42). Сторона 2. 16 июня, вторник
– Войцех Бжезецкий, – я вывел на экран изображение пропавшего исследователя. – Странно, да? И вы хотите, чтобы мы спокойно тут работали?
В отличие от Михая Бабица, Бжезецкий отлично сохранился. И скафандр его тоже – только направив на шлем сильный пучок света, удалось разглядеть и сфотографировать не тронутое разложением лицо. Глаза у Бжезецкого были закрыты, на щеках угадывался румянец, оставалось только разбудить мужчину и спросить, где он шлялся все эти два года. Но героев среди нас не нашлось, наоборот, мы после фотосессии поднялись наверх, законопатились внутри станции и поставили камеры, направленные вниз.
Там, на дне, лежали два тела, одно завёрнутое в чёрный полиэтилен, а другое в лунном скафандре. Выглядело это жутко, иногда изображение дёргалось, и казалось, что мертвецы двигаются.
– Николай Павлович, не ожидала от вас паники, – Ланская висела перед камерой, или это монтаж был такой специальный, или она действительно задержалась в космосе. – Звание полковника вы получили по заслугам, но некоторым образом авансом, постарайтесь его оправдать. Как продвигаются дела с поиском кристалла?
Дела продвигались никак. Блестящий предмет, который заметил Сайкин, оказался нательной видеокамерой, и в ней даже что-то было записано, только прочитать это компьютер не мог, и передать специалистам – тоже. Из нескольких гигабайтов данных по кабелю передавался только один символ – амперсанд, то есть камера показывала, что у неё много чего есть, но не отдавала. С ней бились и Фёдор, и Варя, и даже Нестерова пробовала что-то такое сделать между приступами, но безуспешно.
– Выдвигаемся через три часа, – сказал я. – Если не будет накладок, второй вездеход так и не починили. И хорошо, если бы кто-то прилетел, привёз деталь, а заодно забрал камеру.
– Так и поступим, – Ланская неудачно взмахнула рукой, и её отнесло к переборке. Пришлось ждать, пока она вернётся. – Врачи говорят, что у Нестеровой типичная болезнь колониста из-за низкой гравитации, симптомы обычно проходят за неделю-две, мозг, по их словам, отказывается верить, что на твёрдой поверхности может быть другое тяготение. Если она стабилизируется, то вопрос отпадёт сам собой. Нет – в команде спасателей, которая к вам направляется, есть медик, он её осмотрит и при необходимости обеспечит эвакуацию. Договорились?
Я кивнул.
– Через два дня спустится автоматический модуль с «Луны–2» и доставит груз – дополнительное оборудование для расшифровки, детали для вездехода и снаряжение для прибывающей группы. Раньше не получится, склад с запчастями находится в двух тысячах километров от вас, придётся действовать через орбиту. Не откладывайте с поисками, товарищ Соболев. По имеющейся у нас информации, через несколько дней в этом районе появятся американцы, и тогда задача сильно усложнится.
На самом деле я ничего искать не собирался. Два трупа внизу, камера с непонятной записью и больная Нестерова, которая теперь больше времени проводила без сознания, чем в здравом рассудке – в голове вертелась шальная мысль захватить челнок, погрузиться туда всем коллективом и свалить. Только возможная потеря связи меня со мной удерживала на Луне.
– Товарищ майор, остаётесь за старшего, – я перехватил Сайкина в переходе между столовой и оранжереей. – Как чуйка, не щекочет?
– Нет, пока спокойно, – ответил десантник-гэбист. – Кого берёте с собой?
– Фёдора. Варя пусть связью займётся.
Прозвучало двусмысленно, но я и вправду подумал, что этой парочке лучше остаться на станции практически вдвоём – должна у людей быть личная жизнь хотя бы на несколько часов, а то обстановка нервозная, и вообще, мало ли что завтра случится, а не все гештальты закрыты, как говорит наш психотерапевт Медведчук, накачиваясь виски в пятницу вечером.
Неисправный вездеход всё так же лежал на боку в ангаре, а исправный – стоял рядом. Мирный атом где-то внизу потихоньку распадался, основная батарея была заряжена на сто процентов, а это значило минимум две недели автономного драйва по Луне. Так Фёдор сказал, глядя чуть в сторону.
– По окрестностям покатаемся, – успокоил я его. – Данные с беспилотника получили?
– Да, никаких изменений.
– Тогда поехали. Сделаем спираль километров в восемь радиусом, в четыре витка, а потом такую же обратно, может, наткнёмся на что-нибудь.
– Простите, Николай Павлович, – Фёдор тронул вездеход, – мы же оба тела нашли, что теперь ищем?
– Контейнер, Федя, и следы. Нёс что-то важное Бабиц, но непонятно, где оставил, – выдал я заранее приготовленную версию. – Думаю, выбрался он из какого-нибудь разлома здесь, возле станции, а внутрь забрался ещё где-то, по дороге груз выронил. Но, как настоящий коммунист, дошёл до конца.
Фёдор хмыкнул и ничего не сказал. Я бы тоже не поверил, но армейская субординация – великая вещь, если командир считает, что всё делает правильно, подчинённые не спорят. Думают себе о том, что им попался полковник-дебил, но помалкивают и приказы выполняют.
По моим прикидкам, к нужному мне месту мы должны были подъехать где-то через четыре часа, вездеход ехал со скоростью 30 километров в час на автопилоте, позволяя разглядывать окрестности. Смотреть было не на что. На первом витке ещё виден был ангар, а на втором он превратился в небольшое серое пятно. Солнце висело над горизонтом, постепенно прогревая поверхность, я пытался не заснуть, Фёдор к обязанностям относился более ответственно – как только камера замечала какой-то необычный объект, менял курс и подъезжал поближе. Если бы мы собирали артефакты, то считай, задачу бы выполнили – уже на первом витке нашли перчатку от американского скафандра, пустую упаковку от антенного кабеля, бинокль в отличном состоянии, испорченную батарею и тюбик с машинной смазкой, американский и почти полный. Смазку Фёдор забрал себе, сказав, что это хорошая штука, не то что «Орёлспецхим». Следов было много, в основном от вездеходов, но попадались и человеческие – на Луне они могут храниться в неизменном виде тысячи лет. Синяя подвеска иногда дёргалась, и это значило, что цель моего полёта была где-то близко.
– Смотрите, Николай Павлович, – на втором витке, в трех километрах от станции, Фёдор ткнул пальцем в монитор. – Ещё что-то. Посмотрим?
– На камень похоже, – с сомнением ответил я. – Тут таких полно. Ладно, давай.
Вездеход повернул и подкатил к шарообразному предмету. Манипулятор с камерой выдвинулся, изучая находку. На первый взгляд это был обычный булыжник, покрытый лунным реголитом, но по форме уж больно правильный. И реголит лежал не ровным слоем, его словно насыпали сверху. Манипулятор подал вперёд сопло, плюнул сжатым воздухом, сметая лунную пыль. И обнажая матовую белую поверхность с надписью «СССР».
– Шлем, – сказали мы с Фёдором одновременно.
Парень потянулся к кнопке связи.
– Скажу, что нужно выйти и закрепить батарею, – сказал он.
Я кивнул. На случай прослушки у нас, точнее у Сайкина был разработан целый код, по важности находки. «Протереть камеру» означало, что мы нашли контейнер, «поправить антенну» – нештатная ситуация.