Лена, затаив дыхание, не отрываясь, смотрела на его одухотворенное, отрешенное от всего земного лицо. Именно в эти минуты она любила его, своего избранника, так, как никогда еще никого не любила в своей коротенькой жизни! Для неё Валера был сейчас равен богам.
Но вдруг в чистую и светлую звуковую мелодию, которую сопровождала игра такого же чистого и прозрачного света, стали вдруг вплетаться нотки какого-то странного диссонанса. А в голубые и пастельно-розовые тона клавиатуры вплелись красно-черные нити… ЭВМ подмигнула Валере и глумливо произнесла нежным, ласковым женским голосом:
— Неисправность стека арифметико-логического устройства и системный сбой оперативной памяти. Произведите профилактику согласно регламента С-3!
— Сейчас произведу! — ласково пообещал машине Валера. — Леночка, закрой-ка ушки!
Леночка с притворным ужасом заткнула уши пальцами.
Валера отметил на желтом листовом металле корпуса машины два пальца вверх от буквы "Л" на шильдике, для верности пометил это место крестиком, потом произнес несколько положенных служебных слов**, и с размаху врезал своей "Маше" по сусалам крепким, пролетарским кулаком. ЭВМ крякнула, поперхнулась, и затем совершенно нормальным скучным голосом доложила:
— Все системы функционируют штатно!
В принципе, можно было продолжать работу, как вдруг в металлическую округлую дверь, запиравшуюся полукруглым штурвалом, раздался резкий и требовательный стук.
— Немедленно откройте! Вы там что, заснули, или как?
— Нет, мы трахаемся! — сердито отвечала Леночка, отпирая крамальеру. — Чего тебе надобно, старче?
Старче, заросший бородой до самых глаз, был ни кто иной, как председатель профкома Демушкин. Бодро пожав руку Валере и хлопнув взвизгнувшую Леночку по крупу, он деловито раскрыл картонную папку-скоросшиватель, которую до этого зажимал подмышкой, и совершенно некстати поинтересовался:
— Бесоев! У тебя когда отпуск начинается?
Валере было сейчас как раз до отпуска. Но он пробурчал все же в ответ:
— Ну, по графику восемнадцатого января, а что?
— Ты что, еврей? — в свою очередь спросил профорг.
— Нет, я осетин. — возразил ему Валера. — Да в чем дело-то?
— А! А я думал, что ты земляк Жоры Ашкенази из Яффского филиала, что вопросом на вопрос отвечаешь. А что ты будешь в отпуске, мил голова, делать?
— Как что? Сяду, и наконец спокойненько статью напишу: "Атомно-абсорбционное определение следового содержания ртути".
— А материалы откуда брать будешь? — продолжал допрос Демушкин.
— Да чего их брать-то? Они у меня все здесь., - и Валера постучал себя по лбу. — Записать только осталось.
— Ну, значит, тогда тебе все равно, где писать, здесь, в библиотеке БГГЭ, или еще где?
— Да, в принципе, все равно…
— Тогда вот распишись. И получи…
— Чего получить-то? — недоумевал Валера.
— Путевку, горящую! Выручай, брат! Нинка Спорышева ехать отказалась, а зимой, сам знаешь, в отпуск не очень-то кого сагитируешь… а если мы путевку в Месттеррком вернем, нам на следующий год лимит срежут! Бери, бери! Бесплатная. К себе на родину поедешь, в Чечено-Ингушетию, в Серноводск…
— Я не ингуш, а осетин! — машинально поправил его Валера. Потом прочитал врученный ему розовый листок с типографским текстом и оторопевшим голосом сказал: — Постой, постой… да вот тут написано, "гинекологического профиля"… ты мне чего всучил?!
— Да какая в попу разница, мальчик ты или девочка? — попытался успокоить его Демушкин. — Вода минеральная действует на всех абсолютно одинаково!
— Э, не-е-ет, я рожать пока не собираюсь! Ищи себе другого дурака! — приговаривал, выставляя взашей из комнаты профсоюзника, Валера. Лена, глядя на эту эпическую картину, просто тихо угорала.
Но продолжить работу им снова не пришлось. В комнату мимо сбегающего Демушкина протиснулись три монументальные тети из бухгалтерии, пришедшие с бланком ежегодной инвентаризации. А как же? Коммунизм, это учет и контроль.
За свое хозяйство Валера был спокоен. Почти спокоен… потому что давеча недосчитался узла УТТХ-451бис, а именно стеклянной ампулы с запаянной в ней золотой нитью атомного сорбента. Потерял он её. Скорее всего, просто выкинул. Или Ленка куда-то дела. Она такая, она может! После того, как Лена навела должный порядок в его холостяцкой комнате в общаге, Валера три дня тщетно пытался разыскать свои запасные трусы…Так ведь и пришлось в распределитель за новыми идти.
В предчувствии неизбежной инвентаризации, Бесоев было загоревал, да выручила верная Леночка. И теперь тетки с умилением рассматривали маленькую прозрачную хреновинку, в которой маленькими колечками улеглась туго скрученная золотая спиралька. Маленькая-маленькая, а восемьдесят нормо-часов стоит! Это ж двадцать раз можно в "Арагви" шашлычка по — карски покушать, запивая это дело "Хванчкарой"! Обидно было бы, если бы из зарплаты вычли. Тем более, что этот чертов сорбент, верно, где-то здесь и валяется…
— Надо же, совершенно как волосок! — восхитилась председатель комиссии. Знала бы она, что это он и есть, Ленкин натурально рыжий волосок, приклеенный эпоксидкой. Уж откуда она его, такой кудрявый, у себя вырвала, осталось загадкой…
— Ай, мама! — вдруг вскрикнула вторая тетка, загородившись, как щитом, толстой папкой с актами. — Что это?!
— Не пугайтесь, это Вася…,- ласково ответил им Бесоев. Из вентиляционной прорези на корпусе ЭВМ вылез здоровущий усатый таракан, помеченный цветной точкой цапон-лака. — Это наше домашнее животное… Вася, познакомься с гостями…
Однако гости с насекомым знакомиться не стали, быстренько подмахнули акт и убыли к соседям… Вася перевел дух. Пронесло.
Насыпав Васе хлебных крошек, младший инженер наскоро проверил систему… Вроде все было нормально.
Затем он установил пробу в блеснувшую стеклом и никелем рукоять манипулятора… а дальше автоматика все делала сама. В принципе, ни Валера, ни Лена были здесь уже не нужны.
Поэтому он, обернувшись к лаборантке, сказал было:
— А что, Ленусик, сгоняла бы ты…
И в этот момент в камере сгорания вспыхнул крохотный огонек плазмы. Через сотые доли секунды произошел взрыв хлористого водорода. Взрывная волна распахнула дверцу защитного кожуха, и оттуда в комнату ворвался узкий, как из газовой горелки, синий язык пламени…
Валера краем глаза успел заметить, как Лена рухнула животом на ЭВМ, закрыв своим телом ценное оборудование… как потек, плавясь, по её спине лабораторный халат… как вспыхнули её рыжие волосы…как бьет её током, и как от этого она вся содрогается…
Сам он в этот момент, схватив со стола длинную отвертку, в два прыжка подскочил к огнедышащему дракону, в который превратилась камера сгорания, и недрогнувшей рукой замкнул высоковольтные клеммы.
Вспыхнул каскад огненных искр. Вольтова дуга, на мгновение озарив комнату ослепительным светом, коснулась его лица и тут же погасла.
Комната, в которой плавали под потолком клубы удушливого дыма, заполнилась тьмой, которую изредка рассекали капающие с клемм темно-бордовые капли расплавленного металла…
… Когда Валеру грузили в санитарный вертолет, он на секунду приоткрыл левый уцелевший глаз (правый глаз ему выжгло) и тихо прохрипел:
— Я знаю как! Надо несколько пипеток закрепить на одной рукоятке… тогда можно будет закапывать сразу несколько электродов…Ленка моя… как?
— Жива твоя барышня! — уверенно соврал ему пожарный. — А про пипетки ты здорово придумал. Оформишь, как "рацуху"
* Журнал Прикладной Спектроскопии.
** [вырезано цензурой]
Беляков Сергей023: Прощание
Алла все-таки решила меня проводить до моста. Она торопилась на поезд. До станции идти минут тридцать, а поезд через час. "Ничего, не опоздаю", — сказала она. Хорошо… Еще минут десять мы будем вместе. Она уезжала на год. На целый год. Дежурство в обсерватории "Сфера". Подумаешь, какая-то тысяча километров до Ново-Яртышского заповедника, есть же выделенная сеть "Друзья", видеться будем каждый день. Но прощалась она, будто уезжала навсегда. Была недоговоренность. Она хотела сказать что-то, но не решалась. Просто шла рядом.
Мы дошли до конца старой белокирпичной стены. За углом раскинулась речная долина, желтый от одуванчиков луг с темно-зелеными пятнами лопухов. Вымощенная плиткой дорожка вела к ажурному мостику, а дальше — к белеющему вдали городу. Не городу даже, городку, поселку. Назывался Соловьи. Новые, двухэтажные домики, тихие улицы, сады, скверы…
Его построили недавно, в год двадцатилетия победы в Последней войне. Старого мира больше не было. Зеленый Юг съел сам себя. Мыльный пузырь Благополучного Запада лопнул. Великий Восток изолировался и замолчал. Старого мира больше не было. Все было по-другому. Великий Кризис сороковых прошел, кончился. Резко, сам. И ладно. Впереди новая жизнь, спокойная и тихая. Счастливая. Не о ней ли мечтали сто лет назад в стране, которая когда-то называлась СССР? Нет сейчас стран в том понимании. Есть единый мир. Спокойный, достаточный, светлый. А прошло лишь два десятилетия. Все изменилось. Новые города по десять тысяч жителей в каждом, новые каналы, поля, луга, леса. Все, что удалось спасти в огне сороковых, приумножили, возродили. Наука, культура, искусство. Человек. Дочка как-то спросила: "Папа, а что такое деньги?" Странный вопрос. В школе должны были объяснять. Видимо, упустили. А как ей объяснить? Она уже не застала. Я еще застал…
Мы остановились. Посмотрели друг другу в глаза. Легкий ветер колыхал ее белое с золотой оборкой платье. Он принес аромат одуванчиков и еще каких-то трав. Алла чихнула.
"Аллергия?" — нарушил я молчание.
"Там есть хороший врач, я узнавала. Два сеанса гипноза и все пройдет", — ответила она тихо.
Ветер развевал ее длинные волосы. Они беспокойными прядями ложились на белый ситец плеч.
Мы смотрели друг другу в глаза.
"Ветер", — сказала она, будто оправдываясь, и смахнула пальцем блеснувшую капельку в уголке глаза.