— Мы были приятелями, — тем временем продолжил испытуемый. — Он мне помогал.
— И вы виделись в ночь перед смертью?
— Нет. Только разговаривали вечером. Виктору было очень плохо. Бедняга расстался с женой.
— Она его бросила? — вот и причина странного ночного визита. Самоубийство?
— Нет. Он подал на развод.
— Почему?
И снова ничего неясно.
— Люди не могут любить на расстоянии, — страшная улыбка не сходила с лица испытуемого. — Такая любовь рано или поздно заканчивается изменой.
Я молча смотрел на график мозговой активности собеседника. А в памяти почему-то всплывал образ Тани. Действительно, сколько еще можно так прожить? Год? Два? Десять? После смерти Чадаева — ученого, спроектировавшего станцию, освоение замедлилось. В ближайшее время больше никого переселять не будут. Проект приостановлен. Достойных последователей у академика пока не нашлось. Можно забыть о тихой семейной жизни на Марсе. Неизвестно на сколько затянется простой. Бросить все, вернуться на Землю? Не получится. Минимальный срок работы на красной планете — три года. Мы же знали, на что идем? По крайней мере, должны были знать?
Маленькая уютная лаборатория. Мониторы, занимающие все стены и даже добравшиеся до потолка. Сотрудники в серебристой вирусоотталкивающей униформе. Несколько столов. И везде люди — пятьдесят сотрудников. Один из самых больших отделов.
— То есть, никаких следов насилия? — в который раз переспрашивал я.
— Никаких, — покачал головой Сергей. — А почему тебя так интересует этот Виктор?
— Знал его, — неопределенно ответил я.
Не хотелось рассказывать о ночном событие. Даже самым близким друзьям. Никому. Это наш с Виктором секрет. А точнее, теперь только мой.
— Естественная смерть, — проговорил Сергей. — Антон, это должно было когда-нибудь случиться. Первый похороненный на Марсе человек. Виктор войдет в историю.
— Ему не было и сорока!
— Организм не выдержал. Мы лишь воссоздаем земной климат. Есть неучтенные факторы. Всякое может произойти.
Я опустил голову, рассматривая черные строки еще незаконченного отчета.
— В медицинском архиве что-нибудь нашлось?
— Мог бы и сам посмотреть, — проворчал Серж, но все-таки ответил: — Все жизненноважные показатели контролировались системой.
— Значит, все было нормально?
— Не совсем. За последнюю неделю у Виктора случилось три нервных срыва. Знаешь ли, на Марсе интенсивность любых психических реакций увеличиваются в десятки раз. И их последствия, видимо, также становятся ощутимее. Но системе биоконтроля психика пока не подвластна, так что…
— Знаю, — буркнул я, вспоминая о своем образовании и многолетней практике. — Нужно провести исследование!
Тусклый свет монитора, вмонтированного в стол. Чашки на специальных подставках, защищающие дисплеи от жидкости и пара. Атмосфера располагающая к работе, только вот мысли не дают расшифровывать графики.
— Антон, успокойся, — друг встал из-за стола, собираясь уходить. — Такое могло случиться с каждым из нас.
Запах озона. Чуть слышный писк акклиматизаторов и гудение гравитационных установок. Ярко-красные стены. Полутемное небольшое помещение. Лишь несколько бра да маленькие мониторы центров приема заказов освещают лица посетителей. Две очереди. Утомленные трудовыми буднями жители станции, которые мечтают только об одном — поскорее лечь спать.
Я прислонился к стене, и устало закрыл глаза, невольно вслушиваясь в разговоры коллег. Кто-то жаловался на вечный холод в личном секторе — местном аналоге квартиры. Кто-то вовсю рассказывал о новой выдумке визуализаторов: возможности имитации грозы на станции. Правда, для этого придется немного изменить акустику и систему освещения… Пустяки! Главное — достоверность. Не удивлюсь, если через неделю-дуругю кто-нибудь предложит дождь в коридорах. Хотя нет, лучше уж сразу снег. Да, будет очень полезно шагать через сугробы по утрам. Ведь снег-то подадут, а про усовершенствование системы уборки вспомнят только через месяц. Придется взяться за лопату…
— Эй, ты чего замечтался? — голос Сергея заставил меня выйти из сладкой дремы, открыть глаза и удивленно заметить, что я давно пропустил свою очередь.
— Сплю на ходу! — недовольно проворчал я.
— Выходной возьми! — ухмыльнулся Серж. Потом, насладившись моей унылой гримасой, опустил руку в карман. — Передаю тебе.
— Что это? — я взял небольшую черную коробочку
— Кольцо Виктора и…
— Спасибо, — хмуро прервал я на полуслове.
Сейчас в моих руках ответ на любые вопросы. Нательный чип с личными данными погибшего. Может быть, теперь я наконец перестану просыпаться по ночам при каждом шорохе? А потом ворочаться, всматриваться в темноту и ждать утра? Чувствую себя виноватым. Странно. Ведь я имел полное право выгнать незваного гостя из комнаты. Я также имел право написать жалобу и обратится к руководителю ассоциации… Вот только это вдруг стало лишним после смерти. Смерти, которая случилась по моей вине…
— Вы сняли кольцо с трупа?
— Да.
— Оно было повреждено?
— Данные целы.
Я хотел задать еще пару сотен вопросов, но тут, наконец, подошла моя очередь. Приложил ярко-желтое кольцо к специальному датчику. Не люблю эти проверки. Даже сюда добралась.
— Слушаю вас, — ответил механический голос.
— Новые тапочки, пожалуйста.
Машина зашуршала, обрабатывая заказ. Потом на экране появилась надпись "Готово", а под ней — жизнерадостный лозунг: "Труд, творец богатства, имеет право владеть всем, что он создает".
Да-да, каждый работающий имеет право на любые блага общества. На бесплатные полеты в космос и супертапочки. Нужно только стать в очередь, приложить чип к приемнику заказов и в течение двадцати четырех часов автоматизированная система удовлетворит любой каприз. Каждый может позволить себе что угодно. Наверное, потому никому и не хочется хранить дома горы ненужностей. Все живут максимально скромно. По потребностям.
— Не беспокойся, мы проверили твоего Виктора, — тем временем спокойно говорил Сергей. — Ели бы не вторая смерть…
— Что?
Я оторвался от задумчивого рассматриванья ярко-желтого куска пластика на пальце.
Окружающий мир наконец-то стал четким. Теперь уж точно проснусь!
— Даже странно, что ты не слышал о смерти Игоря.
— Игоря? — растерянно переспросил я и предчувствие забилось в груди.
— Рощева. Новенького. Вчера тест у тебя проходил. На профпригодность.
Я ощутил, как тяжелеют руки.
— А что с ним случилось?
— То же самое. Внезапная смерть.
— Причины?
— Неясны. Система биоконтроля не видела опасностей для жизни.
— Родственники знают? — спросил я, вспоминая плачущую девушку в отсеке для приезжих
— Игорь — сирота. Единственным родственником был брат, погибший вчера вечером во время испытаний нового вида космолетов.
— Брат… — повторил я задумчиво.
А ведь Игорь жил именно ради брата? Ответ на один из вопросов ассоциативного теста. Значит, он умер потому что…
— Кто принимал тест на профпригодность у Виктора?
— Ты, наверное, — неуверенно ответил Сережа. — А зачем спрашиваешь?
Нет, я тогда еще не работал. Виктор — один из первых переселенцев. Людей было мало. Рабочих рук не хватало. То есть, тогда тесты проводил… кто? Наверное, глава ассоциации.
— Ты куда? — крикнул вслед растерянный Сергей, но я сделал вид, что не услышал.
Отвечать не было никакого желания.
В это по-домашнему обустроенное помещение стекалась вся информация о здоровье, жизни, работе и надеждах людей. Центр ассоциации трудящихся. Организация, заменившая государства. Здесь знают о судьбе каждого жителя. Здесь народ не воспринимается как серая масса. Ведь в ассоциацию входит лишь несколько сот человек. Каждый — настоящий и нужный общество, а вовсе не один из винтиков статистики.
Мне всегда нравилась эта уютная приемная. Маленький столик в уголке. Два высоких кресла. Настольная лампа с теплым оранжевым абажуром, которая так напоминала о земном покое. Размеренное тиканье старинных механических часов. Запах каких-то пряностей. Кажется, тмина? Я не был уверен. Но почему-то именно этот аромат напоминал о жене и маленьком сыне…
От мыслей о доме меня отвлек шорох открывающейся двери и чьи-то шаги.
— Я хотел бы узнать о тесте на профпригодность Виктора Кравченка, — поспешно сказал я, одновременно всем телом поворачиваясь к главе ассоциации.
— Здравствуйте! — невозмутимо ответил Александр Николаевич, словно и не слышал взволнованного вопроса.
— Добрый вечер, — я растерянно встал и пожал руку высокому седоволосому мужчине. — Так что насчет Виктора?
— Зачем вам эта информация?
— Меня беспокоит его судьба.
Александр Николаевич опустился на одно из кресел. Я наблюдал за его пальцами, которые постоянно двигались, отвечая на неслышимые сообщения, подающиеся прямо в мозг.
— Странно, — проговорил он. — Вы не были коллегами. Должно быть, дружили?
— Нет.
— А что тогда?
Я не выдержал пытливого взгляда и отвел глаза.
— Догадываюсь о причине смерти Виктора.
Глава ассоциации молча рассматривал меня. Задумался? Нет. Его руки не переставали совершать движения в воздухе. Возможно, именно сейчас он передает данные о двух смертях суперкомпьютеру, процессор которого теперь и заменяет механизм государства.
Никогда не понимал, как можно заниматься двумя делами одновременно…
— Что вы хотите знать?
— Ответ на вопрос из ассоциативного теста.
— Какой именно?
— Для чего жил Виктор.
Александр Николаевич грустно улыбнулся:
— А вы помните, что сами ответили на него?
Я задумался. Кажется, это было так давно. Так сложно и волнительно. А теперь те далекие события представлялись мелкими и ничтожными.
— Сказал, что живу ради жены и сына, — медленно ответил я.
Александр Николаевич кивнул. Потом опустил голову и снова заговорил:
— Если я не ошибаюсь, Виктор ответил также. Похвально. На этой планете абсолютное большинство существует ради чего-нибудь другого. И пока у них все хорошо… — продолжил Александр Николаевич