Пока же он всерьез занялся генетикой. С единственной целью — досконально разобраться, что натворил с его организмом канувший в безвестность чуточку безумный доктор Глеб Романович Кособоков. Чтобы разобраться с предысторией своих злоключений, Михаил Веремеев перелопатил огромный объем открытой и закрытой (но открывшейся за большие деньги) информации. От материалов экспедиции, направленной в тридцать третьем году советским правительством на поиски тайных знаний гималайских махатм (и ведь нашли, чертовы комиссары, и немало!), до создания при покровительстве Никиты Хрущева секретной медицинской лаборатории. И — нелепой гибели Глеба Романовича под колесами грузовика в канун нового, тысяча девятьсот шестьдесят второго года…
Собрав из разрозненных, отрывочных кусков (особенно пригодились навсегда врезавшиеся в память детские воспоминания) общую картину проделанной Кособоковым работы, Михаил пришел в ужас. Шанс добиться успеха составлял у Глеба Романовича не больше одного на десять тысяч. Соответственно, такой же шанс был у Михаила остаться в живых, что подтверждала гибель шестерых несчастных мальчишек. Наверное, сумасшедшему ученому содействовал сам сатана или какие-то другие запредельные силы. А генеральный секретарь оказался приземленным реалистом и от того, поторопившись, пролетел мимо заветной цели.
Михаил Веремеев тоже не стал рассчитывать на упомянутые высшие силы, положившись на здравый смысл и достижения современной науки. В итоге многолетних исследований к восьмидесяти годам он окончательно убедился: впереди у него, как минимум, еще два таких срока. Без болезней и всех прелестей мучительного старения. Просто однажды организм выработает свой ресурс и прекратит существование. А до того он, подобно таракану, может без всякой опасности для здоровья жить даже в районе радиоактивного заражения после ядерного взрыва.
Исследования так захватили Веремеева, что он почти не обращал внимания на происходящие в окружающем мире события. Как-то внезапно, будто никто этого не ожидал, подошли к концу мировые запасы нефти. К этому же времени рванули несколько ядерных реакторов, потом возникла неразрешимая проблема с захоронением радиоактивных отходов с АЭС, и под давлением общественного мнения они начали останавливаться одна за другой. Промышленность стала захлебываться от недостатка энергии. Мелкие стычки за неотработанные до конца шельфовые нефтяные месторождения перерастали в конфликты с применением тактического ядерного оружия, которого к этому времени не имели разве что некоторые страны Центральной Африки. Украина и еще несколько бывших братских республик ощетинились ракетами в сторону России, заломившей непомерную цену за остатки тюменской нефти. А у самой России хватало собственных проблем — часы до обмена ядерными ударами со Штатами показывали без нескольких секунд двенадцать.
Радостное известие, пока еще робкое, пришло в последний момент, когда пальцы двух президентов уже лежали на кнопках ядерных чемоданчиков. Физики Новосибирского отделения Академии наук, в чьих научно-исследовательских институтах из-за урезанного до предела финансирования едва теплилась жизнь, совершили долгожданное открытие! Оказалось, не нужно грызть друг другу горло в смертельной схватке за последние капли нефти — окружающий мир, в том числе космическая пустота, под завязку залит энергией. Это давно не было секретом для ученых, но сибиряки нашли способ извлечь эту энергию.
Часы апокалипсиса остановились, и стрелка отошла на несколько минут назад. Но тут оказалось, что не все так просто. Новый вид энергии был чрезвычайно технологичен и безопасен в использовании, но для ее извлечения из окружающего пространства требовалось некоторое количество недавно открытого редкоземельного элемента константиния. Сложность заключалась в том, что пришлось бы перерыть всю планету, чтобы добыть несколько миллиграммов этого вещества. Столько же дал искусственный синтез, позволивший только лишь испытать методику. А для промышленного производства нужны были, как минимум, килограммы. Дело зашло в тупик, и снова послышался звон оружия.
Сибиряки и тут спасли положение. Спектрографический анализ Пояса астероидов показал наличие там константиния в промышленных количествах. Но Пояс астероидов — это не Урал и даже не Крайний Север. К середине двадцать первого столетия космос стал еще дальше, чем был в его начале — энергетический кризис заставил ведущие мировые державы сократить, а то и вовсе закрыть космические программы. Теперь пришла пора собирать камни.
Призыв ООН объединить усилия не был услышан, и три ведущие в свое время космические державы — США, Россия и Китай — бросили все силы и средства на воссоздание и развитие космической отрасли. Самой высокооплачиваемой в мире стала профессия космонавта. В 2052 году стартовали несколько космических кораблей, и началась гонка, названная журналистами "гонкой за выживание". Через год флотилия, потеряв по дороге три корабля, достигла Пояса астероидов, и "космические старатели" добыли первые тонны константиния.
А потом произошло непоправимое. Стала пропадать связь с легшими на обратный курс кораблями. Один за другим они навсегда исчезли в межпланетном пространстве, так и не доставив на Землю драгоценный груз. Вернулся лишь один американский экипаж, и то из-за технических неполадок не добывший ни грамма вожделенного константиния. Когда они приземлились, стало ясно, что случилось с остальными экипажами. Из посадочного модуля космонавтов выносили на руках — все они получили смертельную дозу жесткого космического излучения, особенно мощного вблизи Пояса астероидов. Космос не принимал человека, и похоже было, что человечество лишилось последней надежды.
Михаил Веремеев оставался, наверное, единственным человеком на планете, равнодушно наблюдавшим за этой, как он ее называл про себя, космической возней. К ста годам у него сформировалось пронзительно-холодное, лишенное иллюзий понимание: в том виде, в котором оно пришло к середине двадцать первого века, человечество не заслуживает спасения. Горько усмехаясь, он не исключал скатывания мира к феодальному и даже рабовладельческому строю. Это было не то будущее, в котором ему хотелось бы жить, а помогать он никому не собирался. Хотя и мог.
Правильно говорят: чтобы заставить Россию встряхнуться, нужна или большая беда, или большая стройка. Такое время пришло. Беда наличествовала в полном объеме, и отвести ее могла лишь большая стройка. К этому времени оказалось, что народам бывшего Советского Союза смертельно надоело разъединение и дутый суверенитет, нужный лишь несменяемым президентам, назначившим себя "отцами наций". Без лишнего шума "отцов" проводили на покой, и был воссоздан СССР. Объединяющая страну идея, простая, как три копейки, вызрела снизу, и ей стало не иллюзорное и недостижимое единение народов в одну, советскую национальность, как было раньше, а совместное их выживание. Вместо пятилетних планов развития народного хозяйства Академией наук был выработан и принят на сходе народных представителей другой план — план спасения.
Построить корабль, способный защитить экипаж от космического излучения, невозможно без применения нового вида энергии. Для получения энергии нужен константиний. Добыть его в Поясе астероидов люди могут, но доставить на Землю — нет. Значит, на Марсе должна быть создана перевалочная база с постоянным персоналом, до которой добывший константиний экипаж может добраться живым. Но — обреченным. Правда была проста и жестока, и все равно добровольцев набралось на два экипажа…
Михаил Веремеев принципиально не следил за новостями. К восстановлению Советского Союза он отнесся с сарказмом, план спасения считал дурацкой затеей, а добровольцев — зомбированными пропагандой фанатиками. Лишь совершенно случайно, читая в Сети заинтересовавшую его статью по генетике, он зацепился взглядом в бегущей строке за одну фамилию в списке экипажа, отправляющегося в Пояс корабля "Герман Титов". Инженер-петрограф Леонид Веремеев…
Михаил думал, что давно разучился волноваться, но сейчас у него задрожали руки. Он вывел на монитор фотографию и долго разглядывал ее, сравнивая молодое лицо космонавта-добровольца с отражением в зеркале и находя похожие черты. Потом опомнился, запустил поисковую систему, и через несколько минут облегченно вздохнул — Леонид Веремеев оказался всего лишь однофамильцем, не имевшим с ним даже отдаленного родства. Но привычное равнодушное спокойствие больше не вернулось к Михаилу.
В эту ночь он не заснул ни на минуту. Лежал, глядя в потолок, вспоминая всю свою долгую жизнь день за днем, минута за минутой — память у него оставалось все такой же феноменальной. Когда за окном забрезжил рассвет, и стало понятно, что заснуть все равно не получится, Михаил включил компьютер и погрузился в чтение. Читал все подряд — статьи, новости, высказывания ученых и политиков, комментарии к ним. Читал, забыв про еду и сон, а когда опомнился, с горечью обнаружил, что, закутавшись в кокон ненависти, совсем не знает страны, в которой живет, и населяющего ее народа. Впервые за долгие годы куда-то ушли мизантропия и скептицизм, и у Веремеева появилась робкая мысль: может быть, ему еще захочется жить в этой стране, которую он только начал узнавать.
Торопить события он не стал. Хорошенько выспался, а утром, на свежую голову, написал и отправил письмо на имя Президента Академии наук СССР. Быстрого ответа Михаил не ожидал, но он пришел уже на второй день.
Старт "Германа Титова" к Поясу астероидов состоялся в 2061 году, на пять лет позже, чем планировалось. Зато весь экипаж прошел специальную медицинскую подготовку, позволявшую людям выполнить поставленную задачу без ущерба для здоровья. Место корабельного врача, исполнив детскую мечту стать космонавтом, занял академик Михаил Веремеев, временно оставивший пост директора Института Продления Жизни.
Бирюков Владимир076: Тень солнечного зайчика
Меня разбудил кот, — Пофигей.
Ему как всегда захотелось свежей порции "Кисняшки", и так как в одиночестве он завтракать не привык — пришлось, ворча, подниматься и идти наполнять его миску. Поглаживая жующего Пофигея, я заказал себе завтрак: яичницу и кофе с молоком. Комбайн, не сразу разобрав мой сонный голос, попросил повторить и услышав проснувшегося человека, радостно заширудился в ответ. Пофигей тоже урчал у миски, и под эту родную симфонию, я побрёл в ванную.