Вот как охарактеризовал начало его деятельности на Украине один из участников состоявшегося в июне 1938 года съезда компартии республики: «Я присоединяюсь к мнению товарищей в том, что настоящий беспощадный разгром врагов народа на Украине начался после того, как Центральный Комитет ВКП(б) прислал руководить большевиками Украины тов. Никиту Сергеевича Хрущёва. Теперь трудящиеся Украины могут быть уверены, что разгром агентуры польских панов, немецких баронов будет доведён до конца…»
Сам Хрущёв говорил так: «Мы будем травить, как тараканов, всякую мерзость», — это самое мягкое из его выражений по адресу всех, попавших в разряд «врагов народа». Хрущёв, хвалёный «демократ» и «гуманист», направил в адрес Сталина такое «слёзное» письмо: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Украина ежемесячно посылает 17–18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более 3–5 тысяч. Прошу Вас принять срочные меры. Любящий Вас Н. Хрущёв».
Справедливой оценкой предвоенной деятельности Хрущёва может послужить и высказывание старого большевика Г.И. Петровского: «Без ведома и прямой санкции Хрущёва не решались никакие персональные вопросы опустошительных чисток 1934–1938 и последующих годов по Москве и Украине. Таким путём тысячи и тысячи ни в чём не повинных людей были ввергнуты в пучину невероятных страданий, нашли свою мученическую смерть с клеветническим клеймом «врага народа»» .[284]
В декабре 1949 года Хрущёв вновь возглавил Московскую партийную организацию. Стиль работы Хрущёва был такой:
«Разобраться и наказать!»
«За формальное отношение под суд отдавать будем!»
«Выгнать к чёртовой матери»
«Исключить из партии»
И т. д.
В 1950–1951 годах велась кампания по укрупнению колхозов. Хрущёв был наиболее ревностным сторонником укрупнения (к началу 1951 года в Подмосковье вместо 6069 колхозов осталось 1541). 4 марта 1951 года в газетах «Правда» и «Московская правда» появилась статья Хрущёва «О строительстве и благоустройстве в колхозах». Проникнутая вроде бы искренней заботой о нуждах сельских тружеников, она отдавала маниловщиной, игнорированием реальных возможностей хозяйства и психологии деревенского жителя, непродуманностью многих предлагаемых мер. Почти половину текста занимали наивные смехотворные рассуждения автора о том, как… назвать будущие укрупнённые посёлки.
Соответствующая реакция последовала быстро. 2 апреля 1951 года было принято закрытое письмо ЦК ВКП(б) «О задачах колхозного строительства в связи с укрупнением мелких колхозов», в котором Хрущёв подвергся резкой критике. Чем подобное кончалось на практике, Никита Сергеевич знал отлично. Последовало покаянное письмо Сталину: «..Прошу Вас, товарищ Сталин, помочь мне исправить допущенную мною грубую ошибку и тем самым уменьшить ущерб, который я нанёс партии своим неправильным выступлением».
На этот раз гроза прошла мимо. «В архив ЦК», — начертал Сталин резолюцию на докладе насмерть перепуганного Хрущёва. Одновременно обругав его, заявил: «Хрущёв болен манией вечных реорганизаций и за ним следует внимательно следить».
В 1955 году началась подготовка к XX съезду партии. На заседании Президиума ЦК, которое проводилось 31 декабря 1955 года, было решено создать комиссию, которая решила бы вопросы, связанные с реабилитацией. Возглавил комиссию бывший редактор «Правды», секретарь ЦК КПСС П. Поспелов.
9 февраля 1956 года доклад комиссии был заслушан на Президиуме ЦК. Ворошилов, Каганович и Молотов были категорически против того, чтобы выносить этот вопрос на предстоящий съезд. Более молодая группа партийных руководителей высказала противоположную точку зрения. Хрущёв всех помирил, пообещав не чернить прошлое. Была принята резолюция: ««Президиум ЦК считает необходимый на закрытом заседании съезда сделать доклад о культе личности.
Утвердить докладчиком т. Хрущёва Н.С.» [285]
До открытия съезда оставалось 5 дней, но текста доклада не было! Это было грубейшим нарушением всех мыслимых правил подготовки важнейших партийных документов.
Вспоминает Д.Т. Шепилов:
«Разговор с Хрущёвым в кулуарах XX съезда был коротким. Он спросил меня: «Поможете?» Я ответил, что помогу. Он сказал: «Тогда поехали».
Мы ушли со съезда. По стенограмме, наверное, можно установить, что в этот и на следующий день мы на съезде не присутствовали. Я сидел в своём кабинете, Хрущёв — в своём. Причём никаких указаний он мне не давал. Он лишь сказал: «Мы же с вами обо всём говорили, вы всё знаете, помогите мне и сделайте то, что нужно».
Я решил осветить два вопроса: международный (попытаться показать, что представляла собой сталинская внешняя политика) и военный, поскольку я сам прошёл всю войну и полагал, что имею право судить об этих проблемах… Таковы те разделы доклада о культе личности, которые готовил я. Эти разделы я лично передал Хрущёву в руки… Я не являюсь ни автором доклада, ни даже его соавтором… Это целикам была инициатива Хрущёва…
Когда Хрущёв стал читать свой доклад, я улавливал лишь отдельные куски, абзацы и фразы, написанные мною…»[286]
Как-то неуклюже оправдывается Шепилов — помогал, две главы написал, свои фразы улавливал, но соавтором не являлся. Как это так?
Имелись ли у Хрущёва ещё «помощнички», кроме Шепилова — ничего не известно. Однако вот какие подробности сообщает доктор исторических наук Рудольф Пихоя:
«Пока шёл съезд, он (Хрущёв. — И.П., И.Д.) вызвал к себе стенографистку и продиктовал такие «добавления» к докладу Поспелова, которые в значительной степени изменили само содержание доклада.
Ход закрытого заседания не стенографировался, магнитофонная запись не велась и подавно. Делегатам также было запрещено делать какие бы то ни было пометки. В то же время некоторые слушатели позже отмечали, что Хрущёв довольно часто отрывался «от бумажки» и нёс откровенную отсебятину В общем, можно констатировать: мы, скорее всего, никогда не узнаем, что именно говорил Хрущёв с трибуны XX съезда».[287]
Хотя съезд и проголосовал единогласно по докладу «О культе личности…», тем не менее, многие представители партийной элиты с «февральскими тезисами» Хрущёва были согласны не до конца. К тому же Никита Сергеевич раздражал коллег своим стилем руководства, весьма далёким от ленинского, который он так превозносил. К июню 1957 года в Президиуме ЦК КПСС сложилась внушительная группа людей, считавших, что Хрущёв должен покинуть пост Первого секретаря ЦК КПСС, так как коллективное руководство партией он старается подменить своим личным. Среди недовольных Хрущёвым оказались «старые большевики» В.М. Молотов, Л.М. Каганович, Председатель Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилов, Г.М. Маленков, Н.А. Булганин, а также «более молодые товарищи»: М.Г. Первухин, М.З. Сабуров и «примкнувший к ним Шепилов».
Под ногами Хрущёва заколыхалась земля. Но у «оппозиции» не оказалось решительного лидера, инициативу перехватил Никита Сергеевич. Был созван Пленум Центрального Комитета (июнь 1957 года) и «антипартийная группа» была разгромлена в полном смысле этого слова. Ни о каком «ленинском воспитании и разъяснении» не было и речи. Строптивых Хрущёв и его соратники просто топили. Тон выступлений Хрущёва был таким же, как и в 1937 году: церемониться не будем!
После пленума Молотов, Маленков и Каганович были вышвырнуты из руководящих верхов, их выслали из Москвы. Формальному главе государства КЕ.Ворошилову была устроена публичная словесная порка. Первухину, Сабурову, Шепилову тоже указали на дверь: мол, молодым везде у нас дорога. На своём посту оставили лишь Булганина.
Удержать «бразды правления» Хрущёву в значительной мере помог маршал Г.К. Жуков. И всё же его взяли под подозрение. Никита Сергеевич рассуждал так: «Да, сегодня министр обороны Жуков мне помог. А если завтра он решит помочь кому-то другому?»
Судьба Жукова была решена. В октябре 1957 года во время его пребывания с официальным дружеским визитом в Югославии Георгия Константиновича заочно сняли с поста министра обороны и отправили в отставку. Хрущёву приглянулся более покладистый маршал — Родион Яковлевич Малиновский.
А ещё через несколько месяцев, в марте 1958 года, попросили со своего кресла и «последнего из могикан» — Булганина. Председателем Совета Министров СССР стал Хрущёв, сохраняя при этом, разумеется, и должность Первого секретаря ЦК КПСС. Теперь Никита Сергеевич с полным правом мог сказать:
«Достиг я высшей власти!»
На XX съезде КПСС Хрущёв обвинял Сталина: «Он отбрасывал ленинский метод убеждения и воспитания, переходил с позиций идейной борьбы на путь административного подавления, на путь массовых репрессий, на путь террора».[288]
Как уже отмечалось, при жизни Сталина сам Хрущёв репрессивными мерами отнюдь не брезговал. Ну а когда вождя не стало? Оказалось, что и в новых условиях без подавления не обойтись. Элементы террора поменяли окраску — на смену арестам пришло использование военной силы для «усмирения» народных волнений.
Прошло всего каких-то десять дней после закрытия XX съезда, и уже понадобились войска, чтобы «утихомирить» Тбилиси.
А после XXII съезда КПСС, в июне 1962 года произошли неприятные события в городе Новочеркасске Ростовской области. Забастовали рабочие электровозостроительного завода, требуя повышения зарплаты и улучшения продовольственного снабжения. Затем волнения захватили практически весь город. Они начались с мирных демонстраций, а закончились захватом административных зданий. Местные власти оказались не в состоянии выправить ситуацию «воспитательной работой» и запросили помощь из центра. «Помощь» выразилась в присылке войск. Для координации действий по наведению порядка из Москвы в Новочеркасск были направлены члены ЦК КПСС Ф.Р. Козлов и А.И. Микоян. Но и они не смогли достичь «мирного урегулирования». Тогда Козлов обратился непосредственно к Хрущёву и получил от него санкцию на применение оружия против демонстрантов. Военную часть «операции» возглавлял командующий Северо-Кавказским военным округом генерал-полковник И.А. Плиев. Войскам был отдан приказ, и лишь после этого жизнь в Новочеркасске вошла в мирное русло.