474. Чтение курса лекций было начато А.С. Бубновым, который в марте 1926 г. посетил Гуанчжоу и несколько раз бывал в Вампу. В дальнейшем эту работу продолжили военные инструкторы Г.И. Гилев, М.И. Дратвин, С.Н. Наумов.
Выпускники школы направлялись для службы в политорганы, формируемые в НРА. В 1925 г. был образован главный руководящий институт новой структуры – Политический департамент. В дивизиях создавались политические отделы, в бригадах и полках – ячейки ГМД. В.К. Блюхер добился введения должностей военных комиссаров475.
Политическая комиссия при Главном военном совете с участием советских специалистов разработала положение о комиссарах НРА, в котором содержался перечень возлагаемых на них обязанностей и полномочий. Целями института военкомов назывались: «Политическое воспитание войск в национально-революционном духе, поднятие их боеспособности и укрепление дисциплины, проведение в армии основ суньятсе-низма»476.
Согласно положению, политработник нес ответственность за соблюдение дисциплины и моральное состояние воинских частей. Он непосредственно осуществлял политическую работу в войсках, возглавлял партячейку и руководил работой всех остальных общественных организаций, в число которых входили клуб, Союз молодых военных, Общество по изучению суньятсенизма, спорткружки. Комиссар отвечал за проведение воспитательной работы. Он должен был разъяснять солдатам «их роль освободителей народа от иностранного империализма», приучать военнослужащих бережно относиться к государственному имуществу, препятствовать причинению ущерба местному населению477. Особое значение придавалось укреплению контактов с крестьянскими и рабочими организациями. Военкомы следили также за обеспечением частей продовольствием, материалами периодической печати478.
Политработники получали право осуществлять контроль за оперативными приказами командира. В положении отмечалось: «В тех ситуациях, когда комиссар находит распоряжение командира вредным для национальной революции, он доносит об этом вышестоящему комиссару. В случае же явной измены или предательства он принимает меры к неисполнению отдельных распоряжений… одновременно сообщая об этом вышестоящему комиссару и Председателю Военного Трибунала»479.
В обязанность каждому комиссару полка вменялось еженедельное проведение встреч с офицерами, продолжительностью не менее часа. Основной организационной формой этих занятий являлось заслушивание устных докладов с их последующим обсуждением всеми участниками учебной группы. В программу включались вопросы, касавшиеся политики иностранных государств в отношении Китая, организации армии и управления на подконтрольных ГМД территориях, обзор военных и политических аспектов вооруженных конфликтов между милитаристами480 (приложение 4).
За 1924–1925 гг. советским специалистам удалось достигнуть определенных успехов в организации идеологической работы в войсках ГМД. Избранные ими методы политработы подтвердили свою эффективность. Их внедрение в НРА способствовало укреплению дисциплины и повышению мотивации военнослужащих. В дальнейшем это положительно сказалось на результатах Северного похода и способствовало приходу ГМД к власти в стране. В характеристике вооруженных сил Национального правительства, подготовленной советниками для комиссии А.С. Бубнова (Ивановского) в 1926 г., было отмечено: «Основное, не имеющее себе подобных оружие в НРА, – это ее политическая сознательность, ее политическая подготовка. При всех прочих равных условиях с противниками НРА всегда окажется сильнее благодаря этому оружию, которым только она и владеет»481.
Однако советским специалистам пришлось столкнуться с рядом трудностей. Среди них выделялись:
1. Расхождение официальной линии НКИД СССР в отношении Китая и теневой политики Коминтерна.
2. Низкая заинтересованность командного состава отдельных подразделений НРА и ее союзников в политико-идеологической работе.
Итоги начального этапа реорганизации были подведены в ходе работы I конгресса ГМД в 1924 г. С этого момента возникла необходимость поиска методов достижения целей революции, сформулированных в решениях съезда. Уже более самостоятельный в выработке своей политической теории, ЦИК ГМД продолжал прислушиваться к мнению советского руководства и ИККИ. Однако на этом этапе стала проявляться противоречивость политики Москвы. Установки Коминтерна, ориентировавшие КИК на борьбу за лидерство в национально-революционном движении, явно выходили за рамки курса на укрепление единого фронта и сотрудничество с Фэн Юйсяном, декларируемых НКИД и Политбюро ЦК РКП(б). Нарушился баланс во взаимодействии между ИККИ, обеспечивавшим теоретическую базу, и НКИД, реализующим на практике внешнеполитический курс СССР482. Более того, некоторые разработки Кремля не отвечали настроениям непосредственно в Гоминьдане483.
В частности, в выводах Китайской комиссии Политбюро ЦК РКП(б) о военно-политическом положении в Китае от 19 октября 1925 г. внимание было сконцентрировано на предстоящем конфликте между Фэи Юйсяном и Чжан Цзолинем. Учитывая заинтересованность СССР в ослаблении мукденской группировки Чжан Цзолиня, комиссия планировала временно направить основной вектор советской политики на Север. В сложившейся обстановке Москва видела задачу Народных армий в том, чтобы «не форсируя своего участия в столкновении, самым энергичным образом к нему готовиться»484. Намечалось усилить военную помощь Фэн Юйсяну «обратив внимание главным образом на пулеметы, артиллерию и авиацию»485. Работа инструкторов должна была стать еще более интенсивной и постепенно направляться на создание школ по типу Вампу. Параллельно планировалось усиление на Севере военно-политической работы компартии и Гоминьдана. При этом, хотя положение Кантона комиссия считала устойчивым, в северной стратегии ему отводилась второстепенная роль. Ближайшими задачами в Гуандуне назывались внутреннее закрепление провинции за ГМД, разгром Чэнь Цзюнмина и реорганизация армии486.
Однако еще летом 1925 г. Коминтерн в письме к ЦК Компартии Китая ориентировал ее на расширение и радикализацию народного движения. При этом напрямую указывалось, что, сохраняя блок со всеми национально-революционными силами и поддерживая Гоминьдан, КПК должна «во всей своей работе выявлять свое особое классовое лицо»487. ИККИ призывал китайских коммунистов к активизации работы со студентами, интеллигенцией, ремесленниками. Основные усилия предлагалось сконцентрировать на пропаганде среди сельского населения, «чтобы руководящее влияние ККП (так в тексте. – И. В.) проходило красной нитью через всю работу крестьянского отдела Гоминьдана и деятельность всех организаций крестьянского союза»488.
В связи с этим советские политические советники в Китае оказались в ситуации, когда им приходилось испытывать давление одновременно со стороны ГМД, КПК, ИККИ и ЦК РКП(б), стремившихся в первую очередь реализовать исключительно собственные планы. Например, 4 декабря 1925 г. Ф.Ф. Раскольников писал Н.Г. Войтинскому: «Действительно удивительно, как могла получиться такая программа, почему Б[ородин] до сих пор изображает из себя Наполеона, почему, несмотря на неопределенность позиции Фэна, он в данном случае был выдвинут как опорное ядро. Когда берешь программы за последние две недели и сравниваешь, в глаза бросаются… резкие колебания от одной крайности к другой… Сначала все подготовлено, вопрос часов, на другой день, ввиду неопределенности, вопрос снят»489. Вынужденные принимать решения исходя из фактической обстановки, советники рисковали вызвать неодобрение Москвы или Кантона.
Другой проблемой для советских специалистов стало отсутствие заинтересованности в политработе со стороны местного комсостава. Данная тенденция была характерна и для НРА, но более отчетливо она проявилась в войсках Фэн Юйсяна, формально союзных ГМД. Возникшие в результате постоянной борьбы милитаристов за власть Национальные армии существовали за счет доходов от военных кампаний490. Отношение к советским специалистам в них было неоднозначным. Военный референт при полпреде СССР в Пекине, характеризуя работу советников в войсках Фэн Юйсяна, докладывал Л.М. Карахану о «благожелательном отношении к советскому в 1-й армии и наличии ряда „антисоветских“ течений во 2-й»491. О полноценном ведении политической работы в условиях настороженности и недоверия со стороны армейского руководства не могло быть речи. Ситуация усугублялась с началом боевых действий. Ввиду острой нехватки в войсках офицерских кадров, курсантов отзывали на фронт. В такие периоды советские инструкторы констатировали полное прекращение работы военных школ492.
Национальным армиям также был свойствен и ряд других негативных факторов, осложнявших работу советской миссии:
1. Уровень образования и подготовки военнослужащих, включая офицеров, в провинциальных армиях был крайне слабым. Число членов ГМД в них также было значительно меньше, чем в гуандунских войсках.
2. Политработа воспринималась комсоставом как излишняя, не влияющая на результат боевых действий. Посещаемость занятий была низкой.
3. Характерными явлениями были протекционизм, коррумпированность офицеров, их оторванность от рядового состава, сочетавшиеся с высоким уровнем преступности и наркомании в армейских подразделениях.
Свидетельство о наличии схожих явлений в войсках кантонского правительства было представлено в докладе политотдела 3-го корпуса НРА за 1925 г. об обстоятельствах работы в Юньнаньской армии: «Из всех учеников У грамотна, а остальные вышли из солдат…Судя по внешнему впечатлению, все они похожи на маленьких детей и не имеют установившихся взглядов… Все люди чересчур пристрастились к опиуму, и очень трудно предвидеть результаты этого»493.
Таким образом, в 1920-х гг. советские советники столкнулись в Китае с серьезными проблемами. Трудности были обусловлены как недостаточной теоретической разработкой ВКП(б) и ИККИ политики в отношении Гоминьдана, так и реалиями обстановки в стране: низким уровнем политической культуры в армии и среди населения, сохранением системы дунцзюната.