682.
В данных обстоятельствах автор статьи предлагал придерживаться тактики провокации войны между Японией и СССР, но при этом избежать фактического участия в ней. Заняв нейтральную позицию, следовало дождаться истощения сторон или выхода одной из конфликта и только затем «привлечь Англию и Америку к обузданию победителя, вместе с тем тайно выражать симпатию побежденному, соглашаться на вмешательство с непременным условием возвращения нам наших прав, не останавливаясь перед небольшими жертвами»683. Естественно, что Китай в роли «наблюдателя за войной» не был выгоден для Советского Союза.
Тем не менее НКИД по-прежнему не стремился форсировать контакты с Нанкином. 2 сентября 1936 г. Богомолов писал Стомонякову о желательности заключения с Китаем пакта о взаимопомощи. Однако он указывал, что внутриполитическая обстановка в Китае слишком неясная, чтобы идти на этот шаг. Богомолов предлагал по возможности затянуть переговоры, но «не нарушая той достаточно дружественной атмосферы, которая существует…»684. Преодоление сомнений Москвы зависело от двух ключевых моментов: готовности Чан Кайши к сопротивлению Японии и формирования единого фронта ГМД и КПК-
Своего рода проверкой на лояльность и готовность к сотрудничеству для СССР и Гоминьдана стал Сианьский инцидент конца 1936 г. К этому моменту основным направлением, которое по линии НКИД и ИККИ разрабатывала Москва, являлось создание в Поднебесной единого антияпонского фронта ГМД и КПК. Этот альянс был предпочтителен для Кремля, рассматривавшего Китай в качестве государства, которое должно было принять на себя главный удар Японии и тем самым если не остановить, то максимально оттянуть распространение экспансии Токио на советский Дальний Восток.
Однако в условиях острой вооруженной конфронтации Гоминьдана и компартии реализовать идею альянса антияпонских сил было невозможно. Арест Чан Кайши в Сиани, произведенный 12 декабря 1936 г. вступившими в союз с КПК Чжан Сюэляном и Ян Хучэном, мог иметь серьезные, в том числе международные последствия685. В справке НКИД СССР от 15 апреля 1940 г. «События в Сиани в декабре 1936 г.: причины, участники, роль КПК и СССР», направленной В.М. Молотову, отмечалось: «Сианьские события приобретали особое значение в связи с тем, что, во-первых, происходили они во время, когда японская военщина готовила против Китая очередной удар, и, во-вторых, что к моменту возникновения этих событий… нанкинское правительство… в известной мере выправило курс своей внешней политики, поворачиваясь все более и более в сторону сопротивления японской агрессии»686.
Уже 14 декабря 1936 г. газеты «Правда» и «Известия» опубликовали передовицы, отражавшие официальную позицию СССР относительно Сианьского инцидента. В них основная ответственность за организацию выступления возлагалась на японские спецслужбы и их «агента» Ван Цзинвэя, «которые используют все средства для облегчения японскому милитаризму дела закабаления страны»687. Чжан Сюэлян, лишившийся большей части подконтрольных территорий, был представлен в публикации исполнителем этих планов688. При этом «Известия» отмечали, что его действия «не являются подходящим методом объединения живых сил страны в борьбе против внешнего врага. Ближайшим результатом подобного рода выступления может явиться новая вспышка междоусобной войны, которую японский империализм поспешит использовать для дальнейших агрессивных действий против Китая»689. Кроме того, в обозначенном выше номере «Правды» от 14 декабря 1936 г. ТАСС выступил с официальным опровержением сообщения японской газеты «Ници-ници» о поддержке СССР «правительства» Чжан Сюэляна и заключении с ним «оборонительно-наступательного союза»690.
Активизация японской прессы была обусловлена тем, что для кабинета Хирота арест Чан Кайши мог послужить убедительным поводом к расширению военного присутствия в Китае. По информации полпредства СССР в Токио, представленной в приведенной выше справке НКИД, в японской армии в связи с Сианьскими событиями были отменены отпуска офицерам, готовилась отправка в Китай Осакской дивизии. Размещение в печати материалов о «наступлении коммунизма на Китай» должно было оправдать политику применения силы691.
В целях пресечения распространения китайскими и европейскими информагентствами сообщений о причастности Москвы к действиям Чжан Сюэляна, временному поверенному в делах СССР в Китае И.И. Спильванеку были даны четкие инструкции НКИД. Б.С. Стомоняков рекомендовал сделать официальное заявление о том, что советское правительство после занятия Маньчжурии японскими войсками никогда не поддерживало отношений с Чжан Сюэляном, и «оно не может нести ответственности за действия китайской Красной армии»692. Декларации, подчеркивавшие непричастность Москвы к Сианьским событиям, должны были продемонстрировать руководству КПК неприемлемость для Кремля дальнейшей эскалации конфликта, а также снять напряжение в отношениях с Нанкином. Последнее было важно, поскольку внутри ГМД не существовало единого подхода к вопросу о методах урегулирования кризиса.
27 января 1937 г. И.И. Спильванек в докладе Б.С. Стомонякову отмечал, что особенно опасной для интересов СССР в Китае была точка зрения по вопросу освобождения Чан Кайши, занятая группой нанкинских политиков под руководством военного министра Хэ Инциня и министра иностранных дел Чжан Цюня. Сходясь во мнении, что первостепенное значение имела проблема власти и организации правительства без Чан Кайши, они рассчитывали путем подавления антияпонских настроений в стране обеспечить себе содействие Токио. Японский посол Кавагоэ еще в сентябре 1936 г. провел несколько встреч с Чан Кайши, стремясь склонить его к сотрудничеству. Однако все эти попытки не увенчались успехом693. В новой ситуации, по словам советского поверенного в Китае, Кавагоэ в беседе с Чжан Цюнем уведомил его о готовности Японии поддержать борьбу против Чжан Сюэляна и китайской Красной армии, а также о том, что в этот период «не будет сделано ничего, могущего затруднить деятельность правительства, но без Чан Кайши»694.
В связи с этим еще более возрастала заинтересованность Москвы в мирном разрешении Сианьского конфликта. Это сближало позицию НКИД с мнением другой политической группировки в ГМД, возглавляемой Кун Сянси, изначально настаивавшим на переговорах с КПК и Чжан Сюэляном. В результате в урегулировании событий в Сиани СССР сделал ставку на умеренные круги Гоминьдана. Выбор Москвы был также обусловлен политической слабостью КПК и ее непопулярностью среди китайской общественности. Контакты руководства ВКП(б) с представителями компартии могли привести к распространению мнения о причастности СССР к организации выступления против Чан Кайши или, по крайней мере, осведомленности о таких планах, поскольку китайским политическим и военным кругам уже было хорошо известно о связи Чжан Сюэляна с КПК695.
В то же время действия Нанкина в период, предшествовавший Сианьскому кризису, способствовали формированию в Китае и за рубежом восприятия Чан Кайши в качестве наиболее вероятного лидера единого антияпонского фронта. В справке НКИД СССР от 15 апреля 1940 г., посвященной событиям 1936 г., отмечалось, что «поворот Нанкина к политике более решительного сопротивления Японии вызывался наличием в Китае к тому времени мощного антияпонского движения и был, несомненно, связан с процессом консолидации национальных сил Китая и концентрацией власти в руках центрального правительства, возглавляемого Чан Кайши»696.
Исходя из расстановки сил и возможных перспектив развития ситуации в Китае, СССР избрал тактику поддержки умеренно настроенных политиков в руководстве Гоминьдана и демонстрации неприятия силового разрешения конфликта, даже при наличии идеологических разногласий с Чан Кайши. Отказавшись от предложения посредничества в урегулировании конфликта, высказанного послом Китая Цзян Тинфу в беседе с М.М. Литвиновым, НКИД СССР оставил за собой роль теневого игрока в китайских делах697.
Выстраивая отношения с КПК, СССР использовал авторитетное для китайских коммунистов мнение Исполкома Коминтерна, который рекомендовал руководству КПК придерживаться курса на консолидацию всех сил для защиты страны. Следовало не только воздержаться от выступлений против Чан Кайши, но и принять все меры, чтобы добиться его освобождения698.
16 декабря 1936 г. Чжан Сюэлян согласился на прибытие в Сиань Сун Мэйлин и Сун Цзывэня. Параллельно ЦК КПК начал переговоры с Чан Кайши, который согласился обсудить вопросы о прекращении гражданской войны и едином фронте. 25 декабря 1936 г. лидер ГМД был освобожден699.
После возвращения Чан Кайши в Нанкин Кремль, действуя через Коминтерн, продолжил стимулировать сближение КПК и ГМД. Директива ИККИ для ЦК КПК от 19 января 1937 г. предполагала: «Курс на поддержку всех мероприятий Гоминьдана и нанкинского правительства, направленных на прекращение гражданской войны и объединение всех сил китайского народа в борьбе против японской агрессии»700. В феврале 1937 г. пленум ЦИК ГМД дал согласие на реализацию декабрьских договоренностей 1936 г.701
Таким образом, действия СССР в период Сианьского кризиса продемонстрировали твердую готовность Кремля вести диалог с Гоминьданом на базе общности внешнеполитических задач, продиктованных реалиями международной обстановки, несмотря на различие идеологических платформ. Однако этот факт не повлек немедленного перехода Москвы к оказанию военной и политической поддержки Нанкина. Катализаторами для этого стали эскалация агрессии Японии в Поднебесной и бездействие мирового сообщества.
После урегулирования Сианьского инцидента Кремль предпринял еще одну попытку возврата к вопросу об обеспечении коллективной безопасности на Дальнем Востоке. 11 марта 1937 г. М.М. Литвинов в беседе с Цзян Тинфу поднял тему Тихоокеанского пакта. Нарком отметил, что заключение только двустороннего соглашения о взаимопомощи между Москвой и Нанкином нежелательно, поскольку может убедить Англию и США в достаточности принятых мер для безопасности Китая. В связи с этим Литвинов рекомендовал объединить усилия советской и китайской дипломатии для того, чтобы склонить Вашингтон и Лондон к подписанию коллективного договора