Вопрос о создании в Китае собственной военной промышленности обсуждался в личной беседе посла в СССР Ян Цзе с И.В. Сталиным. Советский лидер выразил готовность оказать содействие руководству ГМД: «Мы вам дадим сколько угодно моторов. Мы сами делаем самолеты из дерева, и вы также можете их изготовлять… Заводите свое самолетостроение, мы вам дадим инструкторов»800. Дополнительно Ян Цзе вел переговоры с Москвой об обучении в советских авиашколах 100–200 китайских летчиков и сообщил о готовности открыть в г. Урумчи летную школу при наличии соответствующих учебников и инструкторов801. 9 июля 1938 г. Ян Цзе заявил о намерении Чан Кайши создать в Китае завод для сборки истребителей типа И-15 и И-16, оборудованный советской техникой. По итогам переговоров на территории Синьцзяна в короткий срок было создано авиасборочное предприятие802.
Однако повысить боеспособность вооруженных сил Гоминьдана исключительно посредством материально-технической помощи и развития военно-промышленного комплекса Китая было невозможно. НРА существенно уступала японской армии не только в материальной базе, но и в уровне подготовки личного состава. Это не позволяло войскам ГМД в полной мере реализовать численное превосходство.
В 1937 г. комсостав армии Чан Кайши не справлялся с возложенными на него задачами. Главными причинами этого, как и в 1920-х гг., оставались коррупция, некомпетентность, политические разногласия, консерватизм, сословность. Старшие офицеры, зачастую получавшие образование за рубежом, не были едины в подходах к решению тактических и стратегических задач. Уровень их подготовки также существенно отличался803. Уставы были переводными или составленными по иностранным, преимущественно японским или немецким, образцам. Проверка их знания сводилась командирами к точности воспроизведения, с учетом количества пропущенных иероглифов804.
О манере разработки боевых операций, присущей командному составу армии ГМД, можно судить по воспоминаниям генерал-лейтенанта А.И. Черепанова, прибывшего в Китай в качестве военного советника летом 1938 г. Оценивая штабную работу, он охарактеризовал Военный совет как «чисто декоративный орган»805. По описанию Черепанова: «Должность начальника штаба главкома занимал тихий старенький генерал, не произнесший на совете ни слова… Начальник оперативного отдела Лю Фей… при разработке оперативных карт любил где попало изображать „шлиффенские“ Канны… красиво изогнутые стрелки… оставались на бумаге, а китайские войска – не двигались с места»806. При назначении на командные должности главную роль играли личные связи. Члены Военного совета «назначались Чан Кайши не за военные доблести, а за „особые заслуги“ перед генералиссимусом»807.
Младший и средний командный состав также не отличались дисциплиной, профессионализмом и исполнительностью. В.И. Чуйков, командированный в Китай в конце 1940 г. в качестве военного атташе и главного военного советника, отмечал: «Ни один нижестоящий командир не проявлял инициативы, пока не получал указаний свыше»808. На учебных занятиях офицеры прибегали к шаблонным схемам без оценки их целесообразности в конкретной обстановке.
Большое значение в войсках ГМД имели сословные различия. Они усиливали разрыв между командным и рядовым составом, негативно сказываясь на моральном состоянии войск. Весьма характерно, что во время переходов офицеры передвигались преимущественно в паланкинах, которые несли 3—11 носильщиков, в зависимости от звания. Г.Н. Паталах, находившийся в 1940–1941 гг. в качестве советника в Китае, в своем дневнике отмечал: «…На марше редко какой офицер сядет на лошадь, он всегда предпочтет носильщиков… В горах – какой бы ни был высокий и крутой подъем, как бы ни было тяжело носильщикам – все равно офицер не встанет»809. Авторитет комсостава в солдатской среде был чрезвычайно низок. Основным средством поддержания дисциплины был не патриотический порыв, а страх наказания.
Серьезной проблемой армии ГМД была коррупция. Распространенным явлением было предоставление в Генштаб завышенных данных о численности личного состава, с целью получения дополнительных средств на довольствие и выплату жалованья. Офицеры всех рангов пользовались этим способом или скрывали число убитых и выбывших в результате ранения солдат810.
Ситуация усугублялась неэффективной системой формирования воинских подразделений. В начале войны армия Национального правительства была наемной. В ней традиционно отсутствовал подготовленный армейский резерв и допризывная подготовка. Только в конце 1938 г. был принят закон о всеобщей воинской повинности, проведена реорганизация запасных частей. Однако это не решило всех проблем, связанных с мобилизацией.
Например, согласно установленному постановлением правительства мобилизационному стандарту, первую категорию призывников составляли лица мужского пола 18–35 лет, а вторую – 35–45 лет811. Однако число подлежащих призыву в уезде определялось без указания возраста призывников. В результате, по воспоминаниям А.И. Черепанова, «начальник уезда, стремясь собрать требуемое количество солдат, зачастую набирал непригодных к строевой службе людей – молодых до 16 лет и пожилых старше 40 лет… к тому же не везде работали медицинские комиссии»812. Дополнительную сложность создавало отсутствие регулярного учета численности населения и паспортной системы. Это приводило к тому, что основную массу призывников составляли неграмотные, бедные, физически слабые крестьяне.
Воинские части, понесшие большие потери, не выводились в тыл для пополнения. Они преобразовывались в мелкие подразделения и оставались в районе боевых действий. Новые части полностью состояли из вновь завербованных солдат, не имевших боевого опыта. Длительное пребывание на фронте серьезно подрывало моральное состояние военнослужащих. Это приводило к дезертирству, росту преступности, массовому неповиновению.
Кроме того, рядовые и младшие командиры были плохо вооружены и практически не обучались. В.И. Чуйков, присутствовавший по приглашению Чан Кайши на учениях чунцинского гарнизона, указывал, что смотр продемонстрировал формальный подход командования к состоянию вооружения и не затронул практической подготовки личного состава, «…а между тем большинство солдат не умели разобрать и собрать затвор винтовки…»813. Огневой подготовке уделялось мало внимания. В результате пулеметный расчет «…15 минут копался у пулемета, но не только не открыл огонь, но и не сумел произвести наводку пулеметов в цель…»814. Столь низкие результаты были вполне естественны, так как на обучение стрелка отпускалось 20 патронов, ручного пулеметчика – 30, станкового пулеметчика – 50 патронов815.
В снабжении воинских частей также существовал ряд проблем. Питание солдат было недостаточным, что негативно сказывалось на их физическом состоянии. Нормы материального довольствия предполагали выплату военнослужащим 12 долларов в месяц и ежедневную выдачу 650 г риса. Однако финансовые злоупотребления офицеров, недостаток продовольствия и трудности его транспортировки ухудшали рацион солдат. В.И. Чуйков отмечал, что нередко наблюдал, как «группа солдат, расположившись на рисовых полях, ловила мелкую рыбешку, змей и этим скрашивала свой скудный стол»816. Плохое питание и отсутствие внимания к элементарным нуждам рядового состава приводили к вспышкам опасных инфекционных заболеваний: холеры, малярии, туберкулеза. Ситуация осложнялась отсутствием регулярных служб оказания медицинской помощи и санитарно-эпидемиологического контроля817.
Данные факторы серьезно снижали боеспособность и во многом обуславливали стремительное отступление армии Чан Кайши в первые месяцы войны. Однако это не было показателем полной несостоятельности вооруженных сил Китая. Отчасти именно отсутствие единой стратегии и низкий уровень дисциплины в войсках делали их действия непредсказуемыми для противника. Неоправданное отступление или самовольное оставление позиций подразделениями НРА часто позволяло им сохранить личный состав. По этой причине японское командование нередко было дезориентировано относительно расположения войск ГМД. Кроме того, захватывая внутренние районы Китая, императорская армия теряла свою маневренность. Это повышало ценность длительного сопротивления НРА, поскольку оно демонстрировало, как переоцененная слабость противника превращалась в его силу.
Существенный вклад в решение проблем вооруженных сил Гоминьдана внесли советские военные советники. Первая группа специалистов из СССР (27 человек) прибыла в Китай в конце мая – июне 1938 г. К ноябрю 1939 г. их число возросло до 80818. До этого времени в НРА работала группа немецких советников, численностью около 70 человек. Однако в 1938 г. большинство их было отозвано из-за нейтралитета Германии. В мае 1938 г. после отъезда немецкой миссии генерала Фалькенхаузена на пост главного военного советника армии ГМД был назначен комкор М.И. Дратвин. Он прибыл в Китай еще в конце ноября 1937 г. в качестве военного атташе при посольстве СССР и оставался им до августа 1938 г. В дальнейшем главными военными советниками состояли А.И. Черепанов (август 1938 – август 1939 г.), КМ. Качанов (сентябрь 1939 – февраль 1941 г.), В.И. Чуйков (февраль 1941 – февраль 1942 г.). В.И. Чуйков одновременно являлся и советским военным атташе. В 1938–1940 гг. военными атташе при посольстве СССР были Н.П. Иванов и И.С. Рыбалко819.
Советнический аппарат при НРА формировался по мере прибывания новых групп. Он включал специалистов всех основных родов войск. В 1937–1940 гг. в Китае работало свыше 300 советских военных советников820. Приобретенный опыт открывал для офицеров перспективу дальнейшего карьерного роста. Например, с осени 1938 г. почти год в составе группы советников работал А.А. Власов821. 29 декабря 1939 г. в аттестации, данной комбригом Ильиным, он был рекомендован для назначения на должность начальника штаба армии и присвоения внеочередного звания комбрига