131. В «Тезисах по национальному и колониальному вопросам» от 28 июля 1920 г. подчеркивалось, что «Коммунистический Интернационал должен вступать во временные соглашения, даже союзы с буржуазной демократией колоний и отсталых стран, но не сливаться с ней, а безусловно сохранять самостоятельность пролетарского движения…»132. В дополнениях к основному тексту документа, уточнявших характер предстоящего сотрудничества, речь шла об использовании «буржуазных национально – революционных элементов»133.
В эту концепцию укладывалось сотрудничество еще слабой для автономной борьбы за власть компартии и ГМД. Однако, совместно отстаивая независимость страны, они должны были сохранить свою структурную, управленческую и идеологическую самостоятельность. Эта схема была закреплена в инструкции Коминтерна 1922 г., в которой говорилось об индивидуальном вступлении коммунистов в Гоминьдан при сохранении КПК, которая дает директивы для работы в национальной партии и ведет организационную работу в профсоюзах134.
Москве отводилась роль координатора действий революционных сил Китая в рамках единого фронта. В общих тезисах по восточному вопросу от 5 декабря 1922 г. провозглашалось, что «требование тесного союза с Республикой Советов является знаменем единого антиимпериалистического фронта»135. Коминтерн брал на себя обязанность содействовать в деле организации периодической печати на местных языках136. С этого момента задача сближения КПК и ГМД, как наиболее отвечавшая курсу на поддержку мирового коммунистического движения, стала важной составной частью политики РКП(б) и Коминтерна в Китае. Межпартийное сотрудничество, основанное на близости идейных принципов, таким образом, практически уравнивалось с межгосударственным.
Несмотря на сохранение стратегического курса на мировую революцию, РКП(б) столкнулась с необходимостью маневрирования в области тактики. Неудачи революционного движения в Европе (Польша, Германия, Болгария, Албания) стали предостережением от форсирования событий на Востоке. В результате СССР занял в отношении КПК сдержанную позицию137. Она нашла отражение в коммюнике А.А. Иоффе и Сунь Ятсена от 27 января 1923 г. В нем отмечалось: «Д-р Сунь Ятсен считает, что в настоящее время коммунистический строй или даже советская система не могут быть введены в Китае… Эта точка зрения целиком разделяется полпредом РСФСР, который считает, что самой насущной и важной задачей Китая является его национальное объединение и приобретение полной национальной независимости. Китай… может рассчитывать на поддержку России»138.
В данном документе отчетливо проявилась идея Ленина о национальных революциях на Востоке, необходимости объединения в них всех заинтересованных сил для борьбы с империализмом. На этой основе в течение 1923 г. Кремлем были выработаны представления об основных мерах по реорганизации ГМД (первом шаге к консолидации партии). Среди них были: решение организационных вопросов партийного строительства, корректировка военной политики, поддержка массовых движений, развитие пропаганды, расширение социальной базы революции139. Москва допускала применение Гоминьданом блоков и компромиссов с милитаристами, а также использование вооруженных сил в политической борьбе. Вместе с тем предусматривалось усиленное внимание к вопросам централизации армии и организации в ней политработы140.
Позиция Политбюро ЦК РКП(б) нашла отражение в рекомендациях от 2 августа 1923 г. М.М. Бородину в связи с его назначением на должность политического советника при Сунь Ятсене. Политбюро указало «т. Бородину в своей работе с Сунь Ятсеном руководствоваться интересами национально-освободительного движения в Китае, отнюдь не увлекаясь целями насаждения коммунизма…»141. В резолюции Президиума ИККИ от 28 ноября 1923 г. «О национально-освободительном движении и о партии Гоминьдан» фактически признавался факт переоценки роли КПК в политической жизни Китая. Это решение, как и ряд других, продемонстрировало зависимость ИККИ от решений ВКП(б)142. Все основные теоретические установки китайской политики, как и конкретные мероприятия по ее реализации, разрабатывались партийным руководством, тогда как Коминтерну отводилась вспомогательная роль.
I съезд ГМД подвел итоги первых шагов Москвы и Кантона на пути межпартийного сотрудничества. На съезде были сформулированы базовые программные установки партии, выработаны задачи национально-революционного движения, тактика вывода страны из политической и социально-экономической нестабильности. Таким образом, ГМД обрел ориентиры для дальнейшей деятельности и идейного оформления революционного движения в Китае. В то же время в РКП(б) уже отчетливо наметилась тенденция к изменению курса в отношении Гоминьдана.
Усиление в 1923–1924 гг. в руководстве РКП(б) позиций И.В. Сталина и спад революционной активности в Европе отразились как на общей стратегии внешней политики СССР, так и на ее китайском направлении. Принципы интернационализма, сформулированные В.И. Лениным, в сталинской трактовке начали приобретать иное содержание: идея мировой революции постепенно теряла приоритет, отодвигаясь задачами развития СССР – главной опорной базы и основного залога победы всего коммунистического движения. Не отказываясь от поддержки зарубежных компартий, Сталин все же воспринимал подъем революционных настроений в других странах прежде всего как средство усиления позиций Советского Союза на международной арене143. Впоследствии, 8 августа 1927 г., в речи о международном положении и обороне СССР на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) Сталин заявил: «…интернационалист тот, кто безоговорочно, без колебаний, без условий готов защищать СССР»144.
Среди методов осуществления выбранной стратегии Сталин отдавал предпочтение внутрипартийным переворотам, занятию ключевых постов в государственном аппарате представителями просоветских партий и организаций. В связи с этим изменилась и роль Коминтерна: из органа, руководившего компартиями, и главного рупора советской внешнеполитической пропаганды он превратился в проводника теневой политики Кремля. Одной из основных его задач стало проведение тех мероприятий, которые не укладывались в курс, официально декларированный Москвой.
Применительно к Китаю эти инициативы преследовали коренное изменение классовой и политической природы Гоминьдана в результате захвата власти в партии коммунистами145. Выступая 18 мая 1925 г. на собрании студентов Коммунистического университета трудящихся Востока, Сталин доказывал, что буржуазия Китая уже раскололась на революционную и соглашательскую, а следовательно, коммунисты уже не могут ставить цель создания единого национального антиимпериалистического фронта и должны перейти к политике революционного блока рабочих и мелкой буржуазии. Основной задачей этого блока должно было стать разоблачение половинчатости и непоследовательности национальной буржуазии и борьба с империализмом146.
Данный подход сочетался с определением Гоминьдана как рабоче-крестьянской партии, что обуславливало постановку перед КПК задачи борьбы за руководящие позиции внутри ГМД147. В этой части суждения Сталина нашли отражение в установке Коминтерна о том, что демократические преобразования на Востоке могли быть осуществлены исключительно коммунистами, а не представителями национальной буржуазии. Таким образом, конструировалась цель скорейшего установления «гегемонии КПК в рабоче-крестьянском Гоминьдане»148.
Увеличение в Гуандуне массовых акций под лозунгами борьбы с империализмом, а также внешне демонстрируемая руководством ГМД заинтересованность в развитии контактов с Москвой149 привлекали внимание Коминтерна. Им развивалась идея объединения Китая не через осуществление военного похода на Север, а посредством повсеместного подъема народных выступлений, по образцу Октябрьской революции 1917 г. в России. ИККИ стремился поддержать массовые движения: забастовки в Кантоне и Гонконге, «Движение 30 мая 1925 г.»150. Главный расчет делался на их радикализацию. Данный подход отразился в директивных документах, обращенных к КПК, среди которых: «Воззвание Исполкома Коминтерна, Исполкома Профинтерна и Исполкома Коммунистического Интернационала молодежи к рабочим, крестьянам и всем трудящимся в связи с расстрелами в Циндао и Шанхае» (7 июня 1925 г.), «Письмо Исполкома Коминтерна Центральному Комитету Компартии Китая» (6 июля 1925 г.), «VI расширенный пленум ИККИ. Резолюция по китайскому вопросу» (13 марта 1926 г.)151.
Однако параллельно по линии ЦК и Политбюро, а с 19 марта 1925 г. – специальной Китайской комиссией Политбюро ЦК РКП(б)152 разрабатывалась и другая тактика. Она заключалась в опоре на милитаристов Центрального и Северного Китая, готовых сотрудничать с ГМД. Особо выделялась группировка маршала Фэн Юйсяна, включавшая три армии. Национальные армии (Гоминьцзюнь)153 были достаточно боеспособными, чтобы действовать независимо от войск ГМД. Кремль рассматривал вариант их использования для нейтрализации прояпонски настроенной группировки Чжан Цзолиня. Его усиление было крайне невыгодно СССР, поскольку Сталин стремился избежать конфликта с Токио. В протоколе заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 3 декабря 1925 г. указывалось: «Тов. Караханудать в печать информацию, что Чжан Цзолинь падет, между прочим, потому, что играл на обострение отношений между СССР и Японией, что в Маньчжурии может удержаться лишь такое командование, которое будет руководствоваться политикой сближения СССР и Японии»154. Идя на контакт с Фэн Юйсяном, как компромиссной фигурой, Москва учитывала слабость позиций как ГМД, так и КПК на севере Китая.
В результате советская политика в отношении Гоминьдана отличалась двойственностью. РКП(б) формально поддерживала сотрудничество с ним по вопросам партийного строительства, организации идеологической работы и периодической печати. Однако в части ориентации на развитие массового движения пропаганда ИККИ противоречила политическим установкам ГМД. Попытки Кремля усилить в Гоминьдане блок коммунистов, выдвинуть членов КПК на руководящие посты в правительстве встречали противодействие со стороны части Национальной партии, считавшей советскую доктрину неприемлемой для Китая. Руководство ГМД формировало свою стратегию, исходя из военного сценария развития революции