В конце 1930-х гг., возрождая некоторые русские традиции, власть сочла необходимым умерить антирелигиозный пыл партийных богоборцев. Пошли на убыль и безвозвратные потери служителей Церкви. Еще в разгар репрессий была неожиданно опубликована статья известного историка С.В. Бахрушина с положительной оценкой Крещения Руси (Историк-марксист. 1937. Кн. 2). Аналогичная статья Е.Ф. Грекулова появилась в журнале «Безбожник» (1938. № 5). С присоединением к СССР Западной Белоруссии, Западной Украины и Прибалтики Патриархии в РПЦ было разрешено принять храмы и духовенство новых территорий. Количество действующих церквей увеличилось на 3350 храмов. Против Православной церкви не началось ожидаемых массовых репрессий. Перелом в характере государственно-церковных отношений вызван надвигавшейся войной и потребностью восстановления и укрепления национального единства в СССР.
Борьба с «низкопоклонством». Составной частью работы по воспитанию советского патриотизма стала борьба с носителями «низкопоклонства» перед заграницей, свойственного отдельным представителям как старой интеллигенции, так и новой политической элиты. Открытие нового «фронта» было связано с именем выдающегося математика дореволюционной школы Н.Н. Лузина, который в июле 1936 г. подвергся шельмованию на страницах «Правды» за то, что, подобно многим другим крупным ученым, публиковал свои работы в зарубежных изданиях. С января 1937 г. главными «низкопоклонниками» изображались троцкисты. На XVIII съезде партии «низкопоклонство» было распространено едва ли не на всех «вычищенных» из общества «врагов народа». Отдавая дань классовому шовинизму, Сталин объявил: «Троцкистско-бухаринская кучка шпионов, убийц и вредителей, пресмыкавшаяся перед заграницей, проникнутая рабьим чувством низкопоклонства», есть лишь «кучка людей, не понявшая того, что последний советский гражданин, свободный от цепей капитала, стоит головой выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши».
По мере изживания крайностей национального нигилизма в 1930-е гг. заявила о себе и тема о необходимости преодоления космополитизма. Так, писатель И. Катаев призывал: «Безнадежных «космополитов», отщепенцев, эту вялую богему, не помнящую родства, надо поскорее вымести вон из искусства». В сентябре 1940 г. на совещании в ЦК по разбору фильма «Закон жизни» в космополитизме обвинен А. Авдеенко. В качестве спецкора «Правды» он бывал в Северной Буковине, только что включенной в СССР, и опубликовал восторженный очерк «В Черновицах» — о красивом, чистом, аккуратном городе. К этому времени о превосходстве советского над буржуазным уже было сказано, и с этой точки зрения советский писатель не должен был хвалить капиталистический город. После беспощадной критики Сталиным и Ждановым «космополита» и «низкопоклонника» исключили из партии, выселили из квартиры. Он был прощен в июле 1943 г. за прочувствованный очерк «Искупление кровью» (об офицере, разжалованном в рядовые штрафной роты и сумевшем в жестоких боях искупить вину). А. Толстой, прослеживая развитие отечественной литературы, говорил, что к 1941 г. она «от пафоса космополитизма, а порою и псевдоинтернационализма пришла к Родине, как к одной из самых глубоких и поэтических своих тем».
Здоровый национализм и интернационализм. В канун Великой Отечественной войны И.В. Сталин намеревался по-новому разъяснить связь между национальными и интернациональными основами патриотизма. «Нужно развивать идеи сочетания здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом, — говорил он в мае 1941 г. — Пролетарский интернационализм должен опираться на этот национализм… Между правильно понятым национализмом и пролетарским интернационализмом нет и не может быть противоречия. Безродный космополитизм, отрицающий национальные чувства, идею Родины, не имеет ничего общего с пролетарским интернационализмом. Этот космополитизм подготовляет почву для вербовки разведчиков, агентов врага». Однако реабилитации национализма не произошло. Видимо, останавливали неизбежные имиджевые потери из-за возможного отождествления сталинской политики с гитлеровской. Точно так же в апреле 1941 г. дело не дошло до роспуска Коминтерна и вступления в «Антикоминтерновский пакт». В этом случае — из-за того, что Германия не увидела в таких предложениях оснований для изменения своей политики в отношении СССР.
Поражения СССР на первых этапах войны с Германией вызваны многими причинами. В их ряду были изначально ошибочные установки национальной политики, обусловившие пороки в национально-государственном устройстве СССР, в отношении к дореволюционной отечественной истории, к роли русского народа в межнациональных отношениях. Коррекция национальной политики, начавшаяся в конце 1924 г. и особенно заметная с середины 1930-х гг., не позволила до конца преодолеть все эти изъяны. Процессы консолидации народов СССР в единый советский народ оказались далеко не завершенными. Не способствовали этому и репрессии.
Политика утверждения общенационального советского патриотизма к началу войны еще не стала столь действенной, как это изображалось в официальной пропаганде. Подготовка Советского Союза в этом отношении оказалась незавершенной. Все это сказалось уже в первые недели Великой Отечественной войны. Без решительного перехода правящей партии на национально-патриотические позиции защиты общенародных интересов победа в войне была бы недостижима.
Глава 4.Великая Отечественная война. 1941–1945
Германия напала на Советский Союз на рассвете воскресного дня 22 июня 1941 г. На основных участках советско-германской границы немецкие войска начали боевые действия в 3 часа 15 минут. Через 15 минут в Генштаб РККА стали поступать сводки о бомбардировках советских городов Украины и Белоруссии. С первыми залпами немецкой артиллерии началось осуществление плана «Барбаросса», предусматривавшего исчезновение СССР с карты мира через считанные недели.
Планы блицкрига. Планируя блицкриг, верховное командование немецких вооруженных сил намеревалось достичь линии Астрахань — Архангельск «максимум через 70 дней» после начала военных действий. Согласно документам, фигурировавшим на процессе главных немецких военных преступников в г. Нюрнберге, поверженный СССР предполагалось расчленить на 7 государств. «Великороссию» намечалось максимально ослабить «полным упразднением еврейско-большевистского управления». Громадная часть коренного населения обрекалась на смерть. По заявлению Гитлера на совещании командования вермахта (6–7 октября 1939 г.), «после предполагаемого поражения СССР должно последовать истребление славянского населения в таких масштабах, что физическое уничтожение евреев следует рассматривать лишь как эксперимент для подобных кампаний в будущем». Конкретизируя задачу, он требовал «убивать от трех до четырех миллионов русских в год». Полагались и на голод, который, по словам генерал-фельдмаршала Г. Рундштедта, «действует гораздо лучше, чем пулемет, особенно среди молодежи». По гитлеровским планам намечалось также за 30 ближайших лет выселить с территории Польши, Чехословакии и западных районов СССР более 50 млн человек, а на эти территории переселить 10 млн немцев и родственных им по языку и крови голландцев, фламандцев, норвежцев, датчан, шведов, которых оставались бы обслуживать 14 млн коренных жителей.
Центральное место в планах составляли «соображения» о политике по отношению к русскому народу. «Речь идет не только о разгроме государства с центром в Москве, — говорилось в одном из дополнений к плану «ОСТ», — достижение этой исторической цели никогда не означало бы полного решения проблемы. Дело заключается, скорее всего, в том, чтобы разгромить русских как народ, разобщить их… Важно, чтобы на русской территории население в своем большинстве состояло из людей примитивного полуевропейского типа». Считалось, что их обучение ограничивалось бы тем, чтобы они запомнили дорожные знаки, выучили таблицу умножения «до 25» и научились подписывать свою фамилию. В конечном счете, в плане «Ост» значилось: «Или полное уничтожение русского народа, или онемечение той его части, которая имеет явные признаки нордической расы».
Все планы в отношении СССР держались в тайне. Выступая на совещании по вопросам реорганизации Восточных областей 16 июля 1941 г., Гитлер говорил: «Мы не должны опубликовывать действительные наши цели, но мы должны точно знать, чего мы хотим. Надо действовать так, как мы действовали в Норвегии, Дании, Бельгии и в Голландии. Мы объявим, что мы вынуждены оккупировать, управлять и умиротворять, что это делается для блага населения; что мы обеспечиваем порядок, сообщение, питание. Мы должны изображать себя освободителями. Никто не должен догадываться, что мы подготавливаем окончательное устройство, но это не помешает нам принимать необходимые меры — высылать, расстреливать, — и эти меры мы будем принимать. Мы будем действовать так, как будто мы здесь только временно. Но мы-то хорошо будем знать, что мы никогда не покинем этой страны».
Начало военных действий. Бомбардировка советской территории началась до предъявления германской декларации об объявлении войны. В Берлине соответствующий документ был вручен министром И. Риббентропом советскому послу В.Г. Деканозову в 4 часа утра 22 июня 1941 г.
Вечером минувшего дня в Московском Кремле обсуждались поступавшие с западной границы СССР сообщения от перебежчиков о переходе немецких войск в наступление утром 22 июня. Ко сну руководители отправлялись в третьем часу ночи после распоряжения войскам о том, чтобы на возможные провокации немецких частей огня не открывать, чтобы не развязать более широких действий. Однако уже в 3 часа 15 минут Сталин был разбужен звонком начальника генерального штаба Г.К. Жукова о бомбардировках советских городов и немедленно отправился в Кремль. В 4.30 в его кремлевской квартире (этажом ниже рабочего кабинета) он вместе с В.М. Молотовым, Л.П. Берией, Г.М. Маленковым, Л.З. Мехлисом выслушал доклад наркома обороны С.К. Тимошенко и начальника генштаба и начал обсуждать складывающуюся ситуацию. Примерно через час Молотов отправился в свой кабинет (он был в 2–3 минутах ходьбы от сталинского кабинета), чтобы принять германского посла Ф.-В. Шуленбурга. Встреча началась в 5.30. Через четверть часа Молотов вернулся и объявил собравшимся в 5.45 уже в кабинете Сталина о немецкой декларации. Война стала фактом. Другие члены высшего руководства СССР узнали о ней и германской декларации позднее.