Эта сеть включала в себя следующие структуры: постоянные производственные совещания предприятий, инспекционные группы по здравоохранению и безопасности, профсоюзные комитеты и комиссии разного рода, комиссии при местных и региональных (областных, республиканских и т. д.) Советах. Рабочие, конечно, также на различных уровнях принимали участие в деятельности коммунистических партийных организаций, и в деятельности намного более многочисленного комсомола (под «молодежью» в СССР понимали людей, которых мы бы отнесли к людям «среднего возраста», так что это было одной из главных причин, обусловивших многочисленность участия). Формат данной статьи не предполагает детального обсуждения этой точки зрения; скажу лишь о том, что эта информация является еще одним неисследованным препятствием на пути возможности методологического применения ван-дер-Линденовского «ненавязчивого постулата».
Ряд авторов, о которых идет речь в работе ван дер Линдена, декларировал, что труд в СССР был в сущности рабским, мотивируя это тем, что в СССР был только один работодатель (государство), из чего делался вывод, что рабочие «принуждались» и не были «свободными», в отличие от капиталистического общества[464]. Здесь «западные марксисты» объединяются с Милтоном Фридманом! Опять же: те, кто знаком с литературой по труду в Советском Союзе, знает, что рабочие могли свободно менять место работы, переходя от одного предприятия к другому.
В самом деле, есть много экономических и социологических исследований, которые часто указывали на проблему высокого уровня текучести рабочей силы, которая была в СССР более серьезной, чем в большинстве капиталистических стран. Отсутствие значительной безработицы в Советском Союзе и значительное влияние рабочих в лице профсоюзов поддерживали «стоимость потери работы» на низком уровне.
Именно этот фактор подчеркивает Маркс в своих рассуждениях об огромном резерве армии безработных, которая образуется в капиталистических условиях, однако этот аргумент не используется западными марксистами в критике Советского Союза. Советское государство не являлось унитарным предприятием, и советские работники не имели опыта «единого работодателя». Они также имели важный ресурс, на который они опирались в выборе занятости – политическую культуру, которая защищала их права на труд и являлась подлинным «сообществом социальной защиты». Все это должно было быть учтено в анализе «западными марксистами» имевшего место, по их мнению, отделения рабочих от средств производства и их последующего угнетения вследствие этого.
Если мы «удалим» один слой реальности в поисках основного источника мотивационной убежденности в существовании в Советском Союзе классовой угнетенности, то мы, наконец, увидим неоспоримую реальность: политический контроль в СССР был монистическим, а не плюралистическим.
Отсутствие конкурентных выборов (в том виде, котором они существуют в капиталистических странах) и отсутствие права на политическую и интеллектуальную организацию за пределами учреждений, контролируемых коммунистической партией, являются, по мнению ван дер Линдена, достаточными основаниями для противостояния Советскому Союзу со стороны широких слоев с левыми взглядами в капиталистических странах. Чрезмерно политизированный и репрессивный контроль над политической, культурной и в целом интеллектуальной жизнью в Советском Союзе – это, действительно, документально подтвержденный факт, и я считаю это одной из основных причин распада Советского Союза. Это очень обширная тема, которая не будет рассматриваться здесь[465].
Политическому развитию постсоветских стран, как показали авторитарное правление Владимира Путина в России, недавние выборы в Узбекистане и другие примеры, предшествовал авторитарный деформировавшийся советский социализм, который пустил глубокие исторические корни, которые до сих пор не преодолены. Это также показывает поверхностность приписывания этой деформации как Ленину и большевикам (как это делают одни исследователи), так и Сталину и ВКП(б) – КПСС (как это делают другие исследователи).
Трудно не прийти к выводу о том, что «ненавязчивый постулат» – это почти религиозное убеждение о том, что советские рабочие были угнетены как класс. Оно имеет глубокие психологические корни в западных капиталистических обществах, где эта позиция широко распространена среди приверженцев левых взглядов. (Интерпретации политических диссидентов из Восточной Европы и СССР при всем их многообразии, как правило, далеки от марксистского понимания).
Я считаю, что не «просоветски» настроенные левые на Западе должны честно и глубоко признать возможность того, что наряду с действительно важными идеалами индивидуальной и интеллектуальной свободы, вытекающими из буржуазного просвещения, сильную роль в формировании сложившегося враждебного отношения ко всему советскому сыграл единственный факт: западный капиталистический правящий класс в XX веке начал тотальную идеологическую атаку против СССР, беспрецедентную по глубине и масштабу, оказавшую влияние (пока еще в должной мере не признанное) на популярные в обществе, в том числе и на левые, взгляды.
Посмотрим хотя бы только на связь между распадом Советского Союза и улучшением положения неолиберального проекта в глобальном масштабе, что стало очевидно более наглядным теперь, когда Советского Союза больше нет. Разве тогда это чересчур, если мы предположим, что, возможно, антисоветский «входной билет», который был необходимым условием членства в сообществе «уважаемых» левых, возможно, был формой идеологического господства капиталистического класса в наших рядах?
В прошлом я бы просто защищал социалистическую интерпретацию от той, которая приводится в книге ван дер Линдена. Теперь же я хотел бы начать с того, что сам по себе вопрос «Был ли Советский Союз социалистическим?» в действительности слишком узок и недиалектичен. Теперь я думаю, что задать этот вопрос – то же самое, что спросить: «Была ли Англия XVII века аграрной капиталистической страной?» Ответ может быть следующим: «да» – с точки зрения формальной категоризации, «нет» – с точки зрения реальной категоризации. Мы должны, наверное, сказать нечто подобное и о советском опыте. Советский Союз был формально социалистическим, и сделал большие успехи в фундировании социалистического проекта, но в итоге не смог довести этот проект до конца по причине того, что уровень его собственного политического, технического и культурного развития был низок в соотношении с тем неблагоприятным внешним балансом сил, с которыми он должен был бороться.
Однако для нас сейчас жизненно необходимо узнать как положительные, так и отрицательные компоненты советского опыта. Я думаю, что мы понимаем отрицательные стороны советского опыта довольно хорошо, и я не стремлюсь свести их к минимуму. Но мы столкнулись с постоянными попытками элиминировать все его положительные стороны, с по-прежнему активной и массивной антисоветской академической и информационной индустрией, нацеленной на сокрытие, искажение и уничтожение реальности положительных сторон опыта СССР; индустрия эта глубоко укоренена в капиталистической идеологии. Мы также должны противостоять нашей собственной тенденции к романтизму и нетерпению (тому, что раньше называлось «максимализмом»); мы должны помнить о масштабности и долгосрочных исторических перспективах тех задач, которые мы, приверженцы левых взглядов, взялись решать.
В конце концов, обращаясь даже лишь к торговым цивилизациям средиземноморской и азиатской древности, мы не можем не признать, что капитализм ранее процветал, но впоследствии он накопил критическую массу «фальстартов», повлиявшую на его способность к дальнейшему стимулированию развития хозяйства, к дальнейшему созданию социальных и технических предпосылок для последующего исторического прорыва.
Социализм/коммунизм, в свою очередь, является более сложным, и в некотором смысле более длительным, переходным периодом (хотя, несомненно, есть возможность сокращения сроков, и сроки могут измениться непредсказуемым образом). Нас не должно удивлять, что соответствующие «ранние эксперименты» (Парижская Коммуна, Советский Союз, некоторые аспекты общественной формации современного Китая, Кубы и др.) могут дать сбои, войти в состояние «отступления» и даже «спячки».
Вихри, водовороты и противоречия реальной истории, в конечном счете, подтверждают наше понимание основных направлений ее развития, но фактические движения в рамках этих направлений зависят от нас – от мирового политического движения рабочего класса во всем многообразии внешних форм этого политического движения. Мы не должны отвергать исторический опыт предыдущих попыток выйти за пределш капитализма – более того, мы должны принять этот опыт. Мы должны относиться к успехам и ошибкам тех попыток, как относились бы к своим собственным. Только тогда мы сможем двигаться с того места, где остановились наши предшественники, дальше вперед.