мо негативной оценки требовало ответов на ряд возникавших при этом вопросов. Во-первых, в силу каких обстоятельств возникло такое всеобщее зло, какими истоками оно питалось, чтобы оно могло держаться столь много лет? Во-вторых, почему абсолютное зло имело такие впечатляющие успехи, что вызывало восхищение и многие другие народы последовали его примеру? В-третьих, если добро заключено в капитализме, то, как на его почве разразились две мировые и множество локальных войн, фашизм, мировые кризисы, и как состоящий из одного зла советский коммунизм мог и выступал в роли спасителя мировой цивилизации от фашистской угрозы в годы второй мировой войны? В-четвёртых, почему, путём развития по пути сплошного зла Китай и Вьетнам и сегодня имеют самые высокие в мире темпы экономического роста, могут повышать благосостояние своих народов, а победившее добро ввергло свои народы в пучину мирового финансовоэкономического кризиса?
В поисках ответа на эти вопросы было бы полезно также объяснить многие другие факты и явления, которыми отмечено существование советского коммунизма. Например, причины невиданного в истории авторитета советского коммунизма в мире, который пользовался неизменной поддержкой охватившего все континенты, страны и народы самого массовой в человеческой истории политической силы – международного коммунистического и рабочего движения. Объявлять такое движение «пятой колонной» Москвы, как это делалось западными правящими кругами, это было не что иное, как нежелание видеть реальность такой, какой она была. Ведь СССР пользовался поддержкой не только международного коммунистического движения, но в огромного массива колониальных и зависимых от империализма народов (третьего мира), который «пятой колонной» Москвы никто не смел называть. Почему всё это было? Напрашивается тот ответ, что для многих миллионов людей в разных частях планеты советский коммунизм был не воплощением зла, а светочем прогресса.
Каждый желающий знать эту правду должен задать себе также, например, такой вопрос. Почему около 300 человек из различных мест и сословий фашистской Германии (лишь немногие из них были коммунисты), составивших, так называемую «красную капеллу» во время второй мировой войны добровольно, с риском и ценою жизни работали не на демократические Соединённые штаты Америки, а на тоталитарный Советский Союз? Почему это же самое ещё раньше стала делать так называемая «кембриджская пятёрка» (на самом деле их было около 30 человек) из высших сфер английского общества? Она также в течение около 30 лет предпочли работать на Советский Союз, а не какую-нибудь другую страну. Таких фактов превеликое множество. Люди в разных частях мира это делали, потому что для них Советский Союз был светом в окне угнетенного человечества и надеждой на спасение мира от угрозы фашистского порабощения. Тот факт, что США, Великобритания и другие демократические страны Запад встали на одну сторону с Советским Союзом в войне с фашизмом и решающая роль, которую он сыграл в его разгроме, также говорит о том, что в нём было нечто такое, что по идеологическим причинам на Западе не принято признавать.
Этим «нечто» была новая надежда, которую он породил. Вместе с тем верно и то, что далеко не возлагавшиеся на него надежды советский социализм оправдал и об этом пойдет речь. Но он их породил, и на этот счёт были серьёзные причины. Если бы капитализм был безупречным, а советский коммунизм был одним пороком, то всего этого быть не могло, направленная против капитализма русская революция не имела бы того феноменального успеха, которым отмечен XX век.
Как бы ни оценивать достоинства и недостатки советского социализма, он оказался способным бросить вызов капитализму и предложить народам мира глубоко отличную от него альтернативу – социалистическую модель развития и образа жизни. Этим он вызывал восхищение одних и враждебность других. Если бы капитализм был однозначным добром, то этого быть не могло. Для очень многих в мире капитализм был величайшим злом, и они жаждали избавиться от него. Правда состоит в том, что капитализм был привлекательным для одних и отталкивающим для других.
При беспристрастном взгляде на события XX века относительность понятий добра и зла становится достаточно прозрачной. Так, например, едва успел коммунизм скрыться за горизонтом, как Соединенные Штаты были потрясены событиями 11 сентября. Не коммунизм, а совсем другие силы протаранили символы американского господства над миром. Одно это говорит о том, что зло не имеет одного адреса. Если ещё учесть советскую сдержанность во время Суэцкого кризиса 1967 года, а затем его уступчивость руководителей во время Карибского кризиса 1962 года, когда едва не проломился тонкий лёд ядерной катастрофы, то у нас окажутся все основания для сомнений относительно версии «империи зла». Если бы эта оценка была верна, то мир давно лежал бы в руинах ядерной катастрофы, и мы уже не могли бы на эту тему рассуждать.
Тот, кто в критической ситуации поставил спасение мира превыше всего, во всяком случае, однозначным злом быть не может. Это не значит, что советский коммунизм был лишён зла и пороков. Не будем закрывать глаза на то, что их было достаточно, чтобы привели советскую модель социализма к краху. Когда советские солдаты топтали афганскую землю и убивали тех, чья вина состояла в том, что они не хотели видеть на своей земле чужеземных властителей, как это делают сегодня США и их союзники по НАТО, то это было и является несомненным злом. Но ещё худшее я видел, когда стоял на опустошённой вьетнамской земле, выжженной американским напалмом от всего живого, хотя до этого место отличалось высокой плотностью населения. Несмотря на прошедшие три года, ко времени моего визита, там всё ещё не росло ни одно растение, не было ничего живого. Были одни лишь комары, от которых не было спасения. Вина заживо сожжённых американским оружием состояла в том, что они укрывали партизан, боровшихся против чужеземного господства над своей страной. Это было не меньшее зло.
Для понимания относительности понятий добра и зла полезно также помнить о временах второй мировой войны, когда советский коммунизм в союзе с западными демократиями сражался против общего врага. Тогда власти и другие авторитеты западных стран не говорили о нас как «империи зла». Наоборот, в самых ярких эпитетах до небес возносили его позицию и действий. Если коммунизм был неизменным злом, то как он мог быть в единстве с капиталистическим добром и против фашистского зла? Выходит, когда Запад нуждался в нас, то мы выступали как добро, но когда всё изменилось, и наши интересы стали противоречить друг другу, то мы превратились во зло. Справедливость требует сказать, то же самое было и с нашей стороны. Пока щедрая военно-техническая помощь США и Великобритании поступала к нам, а их военные действия в Африке и Европе отвлекали от нас силы общего врага, Запад изображался в советской прессе в самых привлекательных тонах, а Рузвельт и Черчилль были объявлены глашатаями мира и прогресса. Но как только война кончилась и в мире начала складываться иная расстановка сил, наши интересы вступили в конфликт друг с другом, началась холодная война с обливанием грязью друг друга.
После такого рода сопоставлений, число которых в истории бесконечно, едва ли можно утверждать, что зло свойственно только одному, а добро только другому. Во всяком случае, полувековая холодная война между США и СССР не даёт основание к тому, чтобы зло закрепить за одной, а добро за другой стороной. У каждой были свои мотивы эту войну начать и вести. Что Советский Союз стремился к распространению коммунизма (и тем самым своего влияния) на весь мир, бесспорно. Но была ли американская сторона лучше? Ничуть. Как отмечалось выше, с самого начала возникновения Советского Союза на политической карте мира Соединённые Штаты пытались всячески его подрывать. Для американского отношения к СССР было важным только то, что он был другим, а именно, альтернативой капитализму. Именно это и воспринималось как зло и порок. Отсюда отрицание его права на существование рисовать его в самых худших красках.
Между тем беспристрастный анализ отношений США и СССР в ходе холодной войны обнаруживает банальный характер их противоборства. Во все времена отношения великих держав между собой ничем не были лучше соперничества двух женихов, когда один становится на пути другого за обладание желанной невестой. Это можно видеть в соперничестве Спарты и Афин, Рима и Карфагена в древние времена, Англии и Франции в средние века, а позже Испании и Англии в борьбе за обладание американским континентом и во множестве других противостояний в истории. Подобным же образом, противоборство между США и СССР вызывалось не столько различиями их цивилизационных ценностей, – параллельное существование разных цивилизаций имело место не только в прошлом, но такая возможность подтверждалось также опытом взаимоотношений США и СССР в XX веке, – сколько претензией каждой страны на доминирование в мире.
Послесталинская позиция советского руководства по этому вопросу также была глубоко противоречивой. С одной стороны решениями XX съезда КПСС оно заявило о своем признании курса на сосуществование двух общественных систем и мирного их соперничества, но с другой Н. Хрущёв неустанно повторял о намерении «закопать капитализм». Естественно, что второе утверждение аннулировало первое, что было в духе сложившихся в СССР антидемократических порядков. Съезд правящей партии провозгласил одно, а первое лицо государства своими словами и действиями утверждал прямо противоположное. Выходит, что несовместимыми оказались не столько ценности капитализма и социализма, – их параллельное существование вполне было возможно, – а их амбиции на мировое господство. В этом смысли противоборство двух сверхдержав надо считать не чем-то особенным, а таким обычным явлением, которым характеризуется вся человеческая история.
В ситуации такого противоборства не приходилось ожидать, чтобы одна сторона беспристрастно смотрела на другую. Афиняне не могли смотреть на спартанцев не иначе, как на врагов, а некий римлянин даже помешался на том, что Карфаген надо разрушить, что и было сделано. Правда, со временем всё проходит. Прежние страсти, если их специально не разжигают, так или иначе утихают, а вместе с этим исчезает былая предвзятость. И только после этого постепенно очищается путь к объективной оценке того, что было.