открытый «союз». Конечно, внешний «заговор» как причина смены режима (хотя в определённых кругах эта версия популярна поныне) не может восприниматься всерьёз хотя бы потому, что анализируемый здесь документ ещё в 1990 году сформулировал перед мировой общественностью цели и содействие советских руководителей их осуществлению, их «тайный союз». Исследование валютного фонда «взяло на себя детальный анализ советской экономики, выработку предложений для её реформы и наметило критерии, при которых с помощью западной экономики можно эффективно поддержать такие реформы». Значительная исследовательская работа и собирание материала не могли бы даже начаться без поддержки советских органов, что показывает истинное положение вещей. С особой благодарностью говорится в исследовании (которое суммирует лишь главные выводы проделанной работы) о «широкомасштабной и значительной поддержке и готовности помочь советских центральных и республиканских органов». Поимённо выражается благодарность главным «спонсорам» – в их числе Министерству иностранных дел и Государственному комитету при Совете Министров СССР по внешнеэкономическим связям, которые организовали наибольшее число дискуссий, Государственному банку, Госкомитету по образованию, Госплану, Министерству финансов, Министерству внешнеэкономических связей, Госкомитету при Совете Министров по реформам и многим другим руководящим органам. Также перечисляются многочисленные совещания, проходившие в Москве, Брюсселе, Париже и Вашингтоне[284].
Но уже летом 1990 года авторитетные американские политики и бизнесмены открыто говорили о том, что Советский Союз не сможет сам выкарабкаться из беды, а необходимо непосредственное международное вмешательство. С этой точки зрения особенно поучительна переписка Джорджа Сороса и Бориса Ельцина как раз в этот период. Сорос в письме Ельцину – ещё до совещания Семёрки – сформулировал два важных положения. Первое: «Мир заинтересован в том, чтобы предотвратить погружение в хаос. В отличие от привычных норм по-ведения, сейчас необходимо далеко идущее вмешательство во внутренние дела Советского Союза» (выделено мною. – Т. К.). Вмешательство может быть эффективным и вместе с тем приемлемым единственно правильным образом: если оно будет направлено на создание такой валютной системы, которая сделает возможным превращение Советского Союза в федерацию самостоятельных республик, а в случае балтийских республик – в самостоятельные государства… Валютная система, которая интегрировала бы экономику, точнее, определила бы способы, как можно оживить разваливающуюся экономику, решила бы успех или фиаско… Советское руководство осознаёт, что такую валютную систему невозможно создать без внешней поддержки. Нужны не просто кредиты, но такая кредитоспособность, которая повлекла бы за собой приверженность Запада. Если бы Семёрка выразила готовность создать оживляющую Советский Союз валютную систему, то их предложение было бы принято с воодушевлением…» (выделено мною. – Т. К.). Поддержку нужно оказывать конкретным программам и новым людям. Путь выхода для всей страны ведёт через Россию»[285]. Ельцин в тот же день ответил Соросу. На него произвела впечатление не новая валютная система, она ему совсем не понравилась. Ельцин теперь уже как «сменщик режима» просил поддержки Сороса, указывая, что он и есть подходящее лицо, «новый человек», которого стоит финансировать, проще говоря, он способен осуществить самостоятельность республик. Кроме того, он «оберегал» президента СССР от того, чтобы непосредственно тот получал финансовую поддержку, поскольку неумелое использование её дискредитировало бы Горбачёва[286].
В противоположность Соросу, исследование Семёрки подошло к делу не со стороны финансовой системы, а была поставлена цель демонтажа самого планового хозяйства как исходного идеологического момента. Программа, которая позиционировала себя сторонником быстрого перелома, фактически повторяла лозунги лидеров перестройки об «ускорении», «переломе» и пр., с той разницей, что конечной целью она откровенно провозглашала капиталистическую рыночную экономику, хотя и в этой программе не особенно используется термин «капитализм». Из концепции – как и у Шаталина и Явлинского – вырисовывается видение «демократического капитализма» под названием рыночная экономика. В ходе попыток реализации и в этом случае невольно приходят в голову мысли о сталинском «большом скачке». Первый раз при знакомстве с программой Шаталина возникла мысль о схожести с методом прежнего осуществления «перестройки»: быстрые и радикальные изменения, перелом. Программа валютного фонда суммировала критерии осуществления «рыночной экономики»: «либерализация цен в условиях растущей внутренней и внешней конкуренции», «стимулирование частной собственности, вывод на рынок государственных предприятий».
И действительно, в принципах разрешения предпринимательской деятельности, сформулированных в проекте основного закона СССР в 1990 году, уже фигурирует эта возможность на базе плюрализма собственности, поскольку «создание рыночных отношений» предполагает «свободное предпринимательство», функционирование госсобственности в виде предпринимательской деятельности. Более того, имеется положение о том, что из советского уголовного права следует исключить уголовное преследование «за частную предпринимательскую деятельность». В преамбуле проекта закона, разработанного комиссией под руководством Абалкина, провозглашается: «свободный выбор формы собственности и формы хозяйствования», а также «свободная и здоровая конкуренция». «В условиях рыночной экономики на предприятиях, имущество которых находится в госсобственности, назначаемые государством (или избираемые коллективом трудящихся) руководители (директора) выполняют функции предпринимателей предоставленными им ограниченными правами для осуществления коммерческой, инновационной и связанной с рисками деятельности…» Одновременно с этим документ определяет только количественное различие между частным и коллективным предпринимательством’. Таким образом, в это время лишь весьма условно можно было противопоставлять советское законодательство, как «социалистическое», российскому.
Неслучайно, что программа валютного фонда похвалила президентские (горбачёвские) директивы, авторов которых следует искать среди создателей упоминавшегося здесь проекта закона. Похвалила за то, что они взяли правильный курс на формирование рыночной экономики, но ещё привлекла внимание советского руководства к необходимости осуществления ряда «специфических мер, чтобы переход был успешным». Они обещали, прежде всего, «техническую помощь Запада», которая была нацелена всего лишь на быстрое формирование системы институтов рыночной экономики. Однако между формированием системы институтов в России и функционирующим по структурам капиталистических центров развитым капитализмом была резкая, вопиющая разница. Интеграция в мировую систему и вхождение в центр – это два круга проблем, в корне отличающиеся друг от друга[287]. Эксперты из валютного фонда считали, что уже и в «технической помощи» «субстанциальную роль мог бы играть частный сектор»[288]. «Рыночная экономика, «платёжный баланс», «системные реформы» – всё это может способствовать окончательному решению проблем: «более тесную интеграцию Советского Союза в мировую экономику». Центральный Комитет также настроился на «интеграцию в мировую экономику»: в декабре предложили оказать организованную помощь, по старым традициям, крупному американскому бизнесмену русского происхождения, потомку царского министра Дмитрию фон Витте, чтобы продемонстрировать приверженность партийного руководства новым формам международного экономического сотрудничества. Встречу – с резолюцией о согласии В. Ивашко – позиционировали как проявление перехода к рыночной экономике. Вместе с тем из документа выясняется: главная цель – подчеркнуть, что иностранный, американский капитал также «поддерживает радикальные меры президент Горбачёва, направленные на стабилизацию сложившейся в стране экономической и социально-политической ситуации»[289].
Исследование валютного фонда фактически предъявляло претензии и очень решительно отвергало один момент в связи с перемещением собственности: собственность трудящихся, коллективную собственность вообще. Пространно критиковали начатую в Советском Союзе (и в других восточно-европейских странах) практику приобретения собственности наёмными работниками, любую форму коллективной собственности. Исследование «Семёрки» несколько цинично замечает, что опыт других стран разочаровывает, хотя в конце 1990 года они должны были знать, что, например, в Венгрии правительство и партии всеми силами своей власти ограничивали и парализовали приобретение собственности коллективами работников, так что о разочаровывающем опыте скорее могли бы говорить сами работники. Концепция исследования по сути дела в бывшем Советском Союзе была осуществлена: новая власть оказывала предпочтение менеджерам, директорам и вообще бывшим управленцам государственных предприятий, людям номенклатуры в противовес возможности приобретения собственности рабочими, трудящимися, в ущерб им. Более поздний опыт приватизации показал, что в условиях дефицита капитала приватизация может происходить только путём самого грубого присвоения. Обман как один из способов можно было наблюдать при «ваучерной» так называемой народной приватизации, по сути соответствовавшей программе Шаталина, которая в этой области противостояла более осторожной программе валютного фонда. Любимое средство менеджерской приватизации – совместная акция госчиновника, менеджера и руководителя банка, при которой служащий государственного банка на «покупку» приносящей прибыль части фирмы по минимальной цене предоставляет максимальный кредит, а госслужащий даёт добро, и «всем» становится хорошо’. Возникает впеча