потом, упав на колени, сунула свечу, давая пламени заняться.
Сундучок с инструментами перенесла на кушетку вместе с бинтами. Проредили запасы разбойники, конечно, знатно, что-то унесли, что-то расколотили. Но я не была бы собой, если бы не хранила самое ценное в тайнике. Учитывая особую «любовь» местных ко мне, вспыхивающую так же внезапно, как румянец на щеках девы благородных кровей, услышавшую бранное слово, приходилось быть предусмотрительной.
От души пожелав Страдору познакомиться со стражами, как можно ближе и продолжить общение с ними максимально долго, чтобы прямо дорога к ним скатертью стелилась, зажала зубами свёрнутую салфетку и начала снимать одежду. Надо будет сделать зарубку на будущее – платьев не носить. И сарафанов тоже. Снять жилет, выдернуть верхнюю рубаху, а затем спустить до пояса, расслабив верх, сорочку гораздо проще, чем резать платье и мучиться с рукавами и передней шнуровкой при моём ранении. Края раны выглядели неважно, но без чистки вполне можно обойтись. Правая рука дрожала от слабости, шила, как придётся. Чёрт с ней, с красотой, ну страшненький шов получится, авось не сбежит жених в первую брачную ночь. А если и сбежит, так его проблемы.
Замуж не тороплюсь, как решу ребёнка родить, а то и не одного, так найду законный способ, чтобы потом у наследников проблем не возникло. Плеваться, что мать-ведьма и так будут, а вот насчёт прав ни одна собака не тявкнет. В крайнем случае – уеду в Эрвен, как денег скоплю, а в эти края буду наведываться исключительно для сбора трав. Просто не будет, но голова на плечах имеется, руки, растущие из плеч – тоже, проживу, воспитаю, научу всему, что знаю, найду что оставить. Смело? Возможно. Раз уж так жизнь складывается, смысла ныть и распускать сопли не вижу. Удача любит наглых и продуманных. Повезло же, что оказалась здесь, а не где-нибудь в более захудалой дыре, вот и сегодня удача улыбнулась несколько раз. Тот день, когда я опущу руки, будет означать лишь одно – я перестала дышать.
Кое-как изловчившись, обрезала нить, а затем приладила сверху специальную тонкую, как бумага, заплатку из прессованных листьев златовенчика. Если что-то в ране и осталось, несмотря на то, что тщательно её промыла, «вытянет» наружу. А вот самым сложным оказалось наложить бинты. И так и сяк пыталась закрепить, но ничего не получалась. Нужна была ещё одна пара рук. В итоге не придумал ничего лучше, как перебросить бинт через предварительно обработанный крюк и, зажав подмышкой край, крутиться вокруг своей оси, понемногу отмеряя от мотка. Под самый конец прихватила сверху и левое плечо, чтобы случайно не дёргать рукой выше локтя. На этом мой энтузиазм и силы окончательно иссякли. Комната немного прогрелась, так что, до утра не замёрзну, а там, может, и Рий в дом проберётся да под бок пристроится, как обычно.
О да, этот негодник взял себе за привычку пропадать большую часть времени в лесу, а потом каким-то совершенно немыслимым образом оказываться спящим поверх моего одеяла. Я и караулила его, и весь дом тщательно осматривала на предмет обнаружения ещё каких-нибудь тайных ходов или щелей, через которые волкособ, которому недавно исполнилось восемь месяцев, умудрялся просачиваться, но, увы, эту тайну разгадать так и не удалось. Несмотря на заверения Сортона и деревенских, что местные волки нападают, стоит им только учуять кровь или свежую рану, в том, что Рий меня не тронет, была уверена на все сто процентов. Уже бывали прецеденты после очередных попыток местных разобраться со мной. Волкособ не только не нападал на меня, но и охранял до тех пор, пока все травмы не залечатся. Если учесть, чего только не творилось за всё время, прожитое мной в Веройсе, то на странности с Рием просто махнула рукой. Если невозможно найти логическое объяснение, то остаётся только смириться. Жива – уже отличная новость, остальное – просто серые будни, пусть и сюрреалистического характера.
Селвен правильно мне тогда сказал при первой встрече: сможешь постоять за себя, не только выживешь, но и перестанешь забивать голову ненужными мыслями, чтобы не сойти с ума. Знает, знает этот «старый контрабандист» что-то о Веройсе, да только сколько его ни расспрашивала, всё усмехается, да уводит разговор в сторону. Не удивлюсь, если он связан какой-нибудь клятвой о неразглашении, способной уничтожить его, если проболтается.
Под действием снадобий и после сильной кровопотери в голове начал появляться туман. Всё, теперь расслабиться и спать, ведь сон – лучшее лекарство.
Глава 21. Подснежник
В состоянии живого трупа я провела почти три дня, заставляя себя подняться лишь для того, чтобы справить естественные надобности и перевязать рану. Рий действительно пробрался ко мне и теперь хвостом ходил следом. Всё-таки Страдор глубоко попал кинжалом – даже мази со златовенчиком справлялись с трудом. Потихоньку запасы дров закончились не только в приёмной, но и в терраске. Пришлось искать накидку и ползти во двор к поленнице. Вот тут-то меня и ждал неприятный сюрприз: эти мерзкие деревенские обчистили её до последней щепки, подчистую вынеся все запасы на зиму! Я-то почти всё время бывала дома, поэтому во двор ко мне они соваться не осмеливались, а тут, потеряв меня из виду, вконец оборзели и решили поживиться! Рий вертелся рядом, ощериваясь на каждый след, в который тыкался носом.
Я ругалась так, что уцелевшие стёкла в окнах звенели, а на улице раздалось множество характерных похрустываний свежевыпавшего снега, свидетельствующих о том, что несколько человек убегало прочь во весь опор. Однако одним бранным словом, увы, очаг не разожжёшь, придётся тащиться в лес. Достав из кладовой салазки, как смогла, завязала дополнительную петлю на верёвке, чтобы можно было за неё не только одной рукой везти, но и закинуть на здоровое плечо.
Привычный путь до леса занял втрое больше времени, чем обычно, но главное было – дойти. Рий серой тенью шнырял между деревьями, то исчезая, то появляясь в поле зрения, а затем и вовсе пропал. Я к такому поведению волкособа привыкла, поэтому продолжила собирать хворост, приседая за каждой подходящей веткой, чтобы лишний раз не наклоняться. В итоге забрела настолько далеко, что поняла – пора возвращаться, если хочу к ночи до дома добраться. Пришлось сделать крюк, чтобы собрать ещё хвороста. Салазки скользили легко, не особо оттягивая руку. Даже настроение чуть приподнялось, но тут между деревьями заметила какой-то странный не то сугроб, не то развороченное корневище поваленного дерева. Приблизившись к этому месту, с ужасом обнаружила припорошенное снегом тело. Разбойник? Кто-то из деревенских?
Присев на корточки, разметала снег и обнаружила обнажённого до пояса мужчину, чья спина была вся иссечена глубокими бороздами. Но ни на веройсовца, ни на разбойника он не был похож. Сняв варежку, я дотронулась до хладного тела, дабы убедиться в том, что моя помощь тут уже не понадобится, ведь по всем внешним признакам мужчина находился в лесу достаточно давно. Тут от переохлаждения можно было умереть три раза точно. Однако под пальцами внезапно ощутила толчок. Пульс! Не может быть, у него пусть и слабо, но бился пульс. Поднатужившись, чтобы не растревожить швы, перевернула незнакомца на спину и склонилась пониже. Несколько резаных ран на мускулистом торсе оказались не такими глубокими, как нанесённая Страдором, но сами затянуться точно не смогут, придётся шить.
Бросить в мужчину, у которого сохранялся хоть маленький, но шанс выжить, мне совесть не позволила бы никогда, но вот как его доставить домой? Вся проблема состояла в том, что он был намного больше меня по всем параметрам. Как увезти на салазках и самой не сгинуть в этом лесу?! От большей части хвороста пришлось избавиться, иначе затащить раненого не удавалось. С меня сошло семь потов, собственная рана горела огнём, но я не сдавалась. Водрузив с грехом пополам тело на салазки, двинулась в сторону дома. В итоге разгорячилась настолько, что сняла накидку и укрыла ею мужчину. Мне она только мешала, а ему всё теплее будет. Потихоньку силы таяли, всё чаще спотыкалась и падала, вставала, но продолжала упрямо шагать к деревне. Горели уже оба плеча, левая рука повисла плетью, онемев от боли, разливающейся по телу всё сильнее.
Когда дошла до первых домов, почти не соображала ничего, но продолжала бить рекорды собственному упорству. Как уже на себе втащила мужчину в приёмную – отдельная история, достойная написания эпоса. В конечном счёте предел моей выносливости закончился возле очага, около которого и уронила тело вместе с собой. Отдышавшись, перевернулась набок, а затем кое-как заставила принять себя полувертикальное положение, потому что разогнаться полностью после всех вынужденных физических нагрузок просто не смогла. Пришлось снова опустошить очередной пузырёк с болеутоляющим, прежде чем заняться незнакомцем. Раскромсав задубевшие брюки, отшвырнула их подальше и осмотрела мужчину теперь уже полностью. К счастью, никаких новых повреждений не обнаружила, а потому начала протирать кожу специальным лосьоном, прежде чем заняться обработкой ран.
Притащила из спальни одеяло, несколько простыней с пледами, благо деньги теперь у меня водились и не приходилось больше выменивать постельное бельё у деревенских. Вначале разобралась со спиной незнакомца, потом переключилась на торс. Руки тряслись от напряжения, но игла раз за разом прокалывала кожу, протаскивая вслед за собой нить. На расплывшееся на одежде мокрое пятно, продолжавшее всё увеличиваться, не обращала внимания, на полном автоматизме выполняя положенные манипуляции. Наконец, последний шов был наложен. Когда настал черёд бинтов, я едва не рухнула со стоном, так как ворочать неподъёмное неподатливое тело, сил не осталось. Сцепив зубы, смогла и это провернуть. Заключительным аккордом стали три настойки, влитые в незнакомца, после чего мой новый пациент был оставлен в покое на толстой импровизированной подстилке из одеяла и неизгвазданных простыней. Сверху накрыла пледами, оставив себе один, который бросила на кушетку.