Сентябрь только начинался. Буйная листва еще зеленела, но ее уже кое–где тронула осенняя позолота. Ветер и солнце были теплыми, почти горячими, но в них уже чувствовалось дыхание осени.
Баскетбольные площадки КПИ находились недалеко от входа в парк. Нина побродила по чисто выметенным, посыпанным песком дорожкам, потом подошла к невысокой деревянной трибуне у площадки и села.
Трибуны постепенно заполнялись людьми. Нина узнала несколько студентов со своего курса. Рядом с ней сел на скамейку хорошо одетый молодой человек со значком спортивного общества «Наука» на отвороте пиджака. На прическу свою он, видимо, потратил немало времени — пробор был сделан с математической точностью.
Он сразу же заговорил с Ниной. Оказалось, что Ростиславу Косенко — так звали соседа — уже давно известно ее имя. Ростислав учился в КПИ на механическом факультете и, само собой, болел за свой институт.
— Сегодня Русанов играет, — сказал он, — сильнейший баскетболист Киева и мой друг.
Косенко произнес эти слова с такой гордостью, что Нина невольно усмехнулась. Но продолжать разговор им не удалось — команды вышли на поле.
— Смотрите, девятый номер — это Володька Русанов, — торопливо сказал Косенко.
Нина с любопытством поглядывала на поле. Девятый номер оказался очень высоким, статным юношей со смуглым лицом.
На свете нет более напряженной, острой, выразительной игры, чем баскетбол. Мяч молниеносно перелетает из рук в руки, будто прилипает к ладоням игроков, на мгновение останавливается, взлетает вверх, все. приближаясь к кольцу, обтянутому сеткой, похожей на рыбачью вершу. Незаметная ошибка защитника, и мяч уже вылетел откуда–то снизу, стукнулся о щит, ударился о кольцо, на миг замер, будто колеблясь — падать или нет, и упал в середину, только покачнулась короткая узловатая сетка.
Нина сразу поняла, что такое Русанов на баскетбольном поле. В коллективной игре, как нигде более, ясно выявляется характер человека. Нина отлично видела, как умно, не спеша и всегда оказываясь в нужном месте, играет Русанов. Он вел всю команду в наступление и, выводя товарища вперед, для последнего, решающего броска сам оставался в резерве, каждую минуту готовый вступить в бой. В конце игры судьи точно подсчитают, кто сколько очков принес своей команде. Нина поняла, что Русанов в самом деле замечательный игрок и что университету придется туго. Сначала разница в счете составляла пять очков, потом десять и, наконец, достигла пятнадцати…
Нина кусала губы от досады. А тут еще Ростислав при каждом положенном в кольцо мяче приговаривает: > — Ага! Это вам, товарищ Сокол, не в Берлине медали выигрывать!
Университет проиграл. Поражение было не позорным, но все–таки команда КПИ выиграла на шестнадцать очков больше. Последний мяч Русанов забросил в кольцо чуть ли не с середины поля.
— Видели? — торжествовал Ростислав.
Нина, закусив губу, молчала. Она злилась на Ростислава, а заодно с ним — а может быть, и прежде всего — на Русанова. Она хотела было встать и уйти, но Ростислав удержал ее.
— Куда же вы? — сказал он. — Сейчас будут играть женщины, тут у вас есть шансы…
Нина снова села. Мяч опять взлетел вверх, и преи–мущество теперь было явно на стороне университетских девушек, но это ее не успокоило.
— Будь добр, Славка, подвинься, — раздался рядом веселый голос.
Нина повернула голову и увидела Русанова. Только что из–под душа, веселый, улыбающийся, он был очень привлекателен. Однако Нина старалась этого не замечать.
— Знакомься, — сказал Косенко, показывая глазами на Нину. — Это товарищ Сокол, она учится в университете и увлечена твоей игрой. Разве не так?
— Я попросила бы вас не говорить за других, — холодно ответила Нина. — Выиграл соревнование не товарищ Русанов, а команда.
— Вот это верно, — одобрил Русанов, пристально глядя на Нину.
— А команда КПИ — это и есть Русанов, — заявил Косенко.
— Это вечная ошибка, Ростислав.
— А ваш университет мы будем бить всегда, пока над землей светит солнце, — поддразнил Нину Косенко.
— Вы тоже так считаете? — обратилась девушка к Русанову.
— Уверен, — засмеялся тот. — Это один из редких случаев, когда Ростислав говорит истинную правду. При вашем спортивном опыте вы и сами могли бы это понять.
Русанов тоже явно хотел поддразнить Нину. Она это прекрасно понимала. Она хотела что–то ответить, но не нашла подходящих слов, с яростью поглядела на веселых юношей, встала и ушла, не дожидаясь конца соревнований.
— Хорошее начало, — сказал Ростислав, быстро проведя языком по влажным губам. — Думаю, этот номер пройдет.
— А какой номер? — Русанов сурово взглянул на Ростислава.
— А такой! Полный. Что–то мне кажется, что с нею это вполне возможно.
— Перестань.
— Хочешь держать пари, что она от меня не уйдет? Не таких мы на своем веку видали.
Он поглядел на Русанова и осекся. Лицо его товарища сразу застыло и потемнело.
— Слушай, Ростислав, — медленно, выбирая слова, сказал Русанов, — если я хоть раз услышу еще что–нибудь подобное про какую–нибудь девушку…
— Подумаешь, какой рыцарь! — попытался отшутиться Косенко. — Не сердись, я же тебе как другу говорю…
— И я вот с тобой пока еще как друг разговариваю, — сказал Русанов, глядя в ту сторону, куда ушла Нина, но она уже скрылась за деревьями институтского парка.
Глава девятая
Эрвин Майер с тревожным нетерпением ожидал приема у генерала Арвида Стенли. Даже способ, каким генерал вызвал его к себе, был непривычен и вселял в душу Майера беспокойство. Явился огромный «эмпи» — солдат американской военной полиции — и вручил Майеру повестку с приказом прибыть к генералу Стенли завтра в одиннадцать утра.
Майер обрадовался и вместе с тем испугался. За вызовом к американскому генералу могло крыться все, что угодно. Верный своей старой привычке всегда рассчитывать на самое худшее, Майер стал перебирать в памяти свои грехи, но очень скоро сбился и бросил эту безнадежную затею.
Окончательно запутавшись в своих размышлениях, Майер в одиннадцать часов без нескольких минут с тяжелым сердцем вошел в приемную генерала Стенли. Адъютант велел ему обождать. Майер сел и оглядел просторную комнату, в которой не было ровно ничего, кроме стола и нескольких стульев. Не успел он разглядеть лицо сидевшего за столом молодого капитана, как открылась дверь и в приемную быстрым и бодрым шагом вошла Берта Лох. Подойдя к адъютанту, она назвав ла себя: тот взглянул на нее с интересом.
Командозу трудно было теперь узнать. Она уже мало походила на ту испуганную, изможденную женщину, которая, озираясь, вышла из тюрьмы Шпандау. Модная прическа, подкрашенные ресницы, брови и губы совершенно преобразили ее внешность. Только глаз своих никак не могла изменить Берта Лох.
Она узнала Майера и поздоровалась.
— Вас тоже вызвали? — спросила Берта. — Зачем?
— Не знаю.
— Я тоже не знаю. Тут всего можно ожидать.
Видимо, Берту Лох мучили те же мысли, что и Майера. Только, вероятно, ей было еще страшнее. Майер нахмурился и замолчал.
— Войдите, герр Майер, — не то пригласил, не то приказал адъютант.
Чувствуя, как дрожат ноги, осторожно ступая по натертому до зеркального блеска паркету, Майер вошел в кабинет. За столом сидел Стенли в полной генеральской форме. В большой комнате царил полумрак. Шторы на окнах были спущены. Генерал не любил яркого солнца. Майер механически сделал несколько шагов и остановился, американец разглядывал его спокойно и бесцеремонно.
— Садитесь, господин Майер, — наконец сказал он, — разговор у нас будет короткий, но важный. В этой папке, — генерал указал на довольно объемистую клеенчатую папку, — находятся документы, касающиеся вашего прошлого. Чтобы у вас не оставалось сомнений, прошу просмотреть их.
Майер схватил папку. Да, тут действительно было подробное описание его жизни. Даже такие грехи, о которых он сам давно забыл, фигурировали тут в виде справок или газетных вырезок.
— Прочли? Все правильно? — усмехнулся Стенли.
— Да.
— Я решил дать вам работу, — помолчав, произнес Стенли.
Сердце Майера дрогнуло. Вот она, та минута, о которой он так долго мечтал.
— Как видно из документов, вы когда–то были одним из организаторов спортивного движения Третьей империи. Теперь вам придется снова взяться за это дело.
Майер выжидательно взглянул на него.
— Эти идиоты бесконечно тянут с организацией западнонемецкой армии, — продолжал генерал, — но в конце концов, черт бы их подрал, они все–таки ее утвердят. Так вот, я хочу, чтобы в ту минуту, когда армия будет утверждена, кадры для нее были бы уже подготовлены. Финансовые возможности неограниченны. Организуйте спортивное общество. Принимать в него только людей призывного возраста. Дисциплина военная. Летом выезды и спортивные лагеря. Занятия с учебным оружием. Организация военная: взвод, рота, батальон. Чем больше будет у вас батальонов, тем больше получите денег вы лично, — система премиальная. Все понятно?
— Да. — У Майера все внутри трепетало от радостного волнения. — Эта работа мне знакома, и я думаю, что сумею оправдать ваши ожидания. Кто будет моим непосредственным начальником?
— Полковник Келли. Все детали уточните с ним. Надеюсь, мы не ошиблись в выборе. Можете идти, господин Майер, — не подавая руки, попрощался Стенли.
— Всего наилучшего! — Майер вскочил, по–военному щелкнул каблуками, четко повернулся налево кругом и пошел к двери.
— Одну минуту, — остановил Майера генерал, когда тот уже взялся за ручку двери. — Тут есть один американец, некий Шиллинг. Ему понадобилась какая–то ваша девушка, уже не помню, кто именно. Передайте ему ее и не очень дорожитесь. Он вам позвонит. Все.
— Слушаюсь, — ответил ошеломленный Майер и вышел.
Генерал сделал пометку в блокноте и нажал кнопку. В кабинет вошла Берта Лох и, ни слова не говоря, опустилась на колени.
— Спаситель мой! — истерически взвизгнула она. — Вам, и только вам, обязана я жизнью!