Нина решила глубоко изучить материал и для начала пошла на выставку проектов застройки Крещагика. Она долго стояла перед большим макетом будущей улицы. Игрушечные гипсовые домики выглядели очень красиво, и Нина пожалела, что в детстве не видела такого макета. Тут так здорово можно было бы поиграть в куклы! Они бы ходили друг к другу в гости, из дома горсовета в высотное здание гостиницы. Вот смеху было бы! Она рассмеялась и сразу же встревоженно оглянулась — не понял ли кто–нибудь ее мыслей? Хорошо изучив макет, запомнив, где что будет строиться, Мина пошла на Крещатик — на место действия, как выразился Кащук, собирать материал. Девушка не совсем ясно представляла себе, как это делается, но тем не менее отважно пустилась в свою первую журналистскую экспедицию.
В те дни центральная улица Киева напоминала цех огромного завода. Только широкая полоса асфальта и беспрерывное движение машин нарушали это сходство.
По обе стороны улицы вытянули длинные шеи громадные краны, подымая вверх и опуская на высокие этажи штабели досок, контейнеры кирпича, железные балки, готовые оконные рамы. Некоторые дома уже были закончены, у других неуклонно росли вверх белые стены с черными прямоугольниками окон, для третьих только еще закладывали фундаменты. Уже четко обозначились контуры будущих архитектурных ансамблей. Каждое утро киевляне отмечали появление нового крана, этажа или крыши над законченным зданием.
Нина решила проследить весь цикл работы с самого начала. Вот тут собираются монтировать высокий кран, — значит, работа только начинается и можно увидеть самое интересное.
Девушка смело подошла к дощатой проходной будке, показала вахтеру студенческий билет, удостоверение (Кащук снабдил всех своих кружковцев необходимыми документами) и вышла на широкую площадку, огороженную сплошным забором. С первого взгляда ей показалось, что здесь не происходит ничего интересного. Возле ажурных конструкций крана, собирая их в одно целое, возились несколько человек. Небольшой экскаватор, отфыркиваясь как живое существо, копал котлован для фундамента будущего здания. Рабочих на площадке почти не было. Казалось, их целиком заменили мощные машины.
— Вы кого ищете, товарищ? — раздался за спиной Нины чей–то голос.
Девушка обернулась. Перед ней в рабочей спецовке, с электродрелью в руке стоял не кто иной, как Владимир Русанов. Нина узнала его сразу и растерялась.
Владимир Русанов работал здесь на монтаже подъемных кранов. Учебный год на механическом факультете начался с производственной практики, и несколько студентов, решивших специализироваться на подъемных машинах, попали в трест «Крещатикстрой», где монтировали много железных конструкций.
— Кого же вы ищете? — спросил Русанов.
— Я думаю, даже вы сможете мне помочь, — ответила Нина. — Если у вас есть время, я попросила бы рассказать мне, что делается на этой площадке.
— Для чего это или для кого?
— Я буду писать очерк о строительстве Крещатика.
— Ах, вы журналистка! — В голосе Русанова прозвучала явная ирония, и Нина разозлилась. Теперь уже для Русанова не могло быть никаких оправданий — все, что он говорил или делал, казалось Нине враждебным по отношению к ней.
Владимир Русанов и в самом деле был далек от доброжелательности. Наоборот, Нина сейчас вызывала в нем только раздражение. Молодой человек не понимал или не хотел понять, каковы его причины. Нина очень нравилась ему, а признаваться в этом самому себе не хотелось. Казалось, что это было бы равносильно признанию крупного поражения.
— Нет, я не журналистка, я пока еще студентка.
— А, значит, пришли к нам практиковаться! — откровенно насмехался Русанов, забывая собственное положение на этом строительстве.
Нина не простила ему этого.
— А вы тут, вероятно, главный инженер? — язвительно спросила она.
Русанов покраснел.
— Одним словом, что вам здесь нужно? — спросил он. — Мне некогда долго разговаривать.
— Мне тоже, — ответила Нина. — Я поищу кого–нибудь более осведомленного в делах строительства.
Она важно отошла от Русанова, разыскала бригадира, показала ему свои документы, и тот долго рассказывал девушке, как работает бригада, монтирующая кран, как будет действовать эта сложная и умная машина, повел ее к экскаватору и так же подробно рассказал о нем, перечислив даже главные детали огромной машины.
Еще не представляя себе, что она будет делать со всеми этими сведениями, Нина аккуратно записывала их в блокнот. Она разберется потом, а сейчас нужно брать все подряд — и важное и даже лишнее. Слушая бригадира, Нина заметила, что Русанов следит за их разговором, и это раздражало девушку.
— Видите, какие нам чудесные машины дали, — говорил бригадир, — и работе хорошо и человеку облегчение. Машины дали, а где к ним запасные части? Нету к ним запасных частей. Что сломалось, беги в мастерские, делай заново. Другой раз из–за чепухи по нескольку часов стоим. Вот об этом вы лучше написали бы. А машины хорошие. Техника.
— Да, техника, — повторила Нина. Блокнот ее был уже весь исписан. Материала, наверное, хватит не на один, а на несколько очерков. Она пожала бригадиру руку, поблагодарила за рассказ и пошла к выходу.
Русанов стоял возле верстака с тисками и сверлил электродрелью дырку в толстой железной балке. Дрель мелко тряслась в его руках, и казалось, будто он изо всех сил старается удержать какое–то рвущееся из рук странное живое существо.
Когда Нина проходила мимо, он выключил ток, инструмент сразу замер у него в руках.
— Товарищ Сокол, я хочу сказать вам одну вещь.
Нина остановилась, холодно глядя на него и всем своим видом давая понять, что слова, сказанные товарищем Русановым, не могут представлять для нее какого–либо интереса.
— Слушаю вас.
— Когда будете писать очерк, не забудьте, что на строительстве, кроме машин, работают и люди.
Нина в недоумении сдвинула брови. Это что, какой–то намек? Как понять эти слова? Но раздумывать было некогда. Надо сейчас же ответить.
— Во всяком случае о вас, товарищ Русанов, мне писать не придется, — отрезала она и направилась к выходу.
Выйдя на улицу, Нина внимательно перечитала свои записи — материала больше чем достаточно, очерк должен получиться очень интересным.
И все–таки она почему–то не была довольна. Разговор с Русановым не выходил у нее из головы, и в конце концов это стало ее раздражать. Чего ради она так много думает об этом самоуверенном — да, да, несомненно самоуверенном, — заносчивом парне?
И по пути на стадион она опять все время думала о нем. А что он хотел сказать своей последней фразой? Конечно, там работают и машины и люди. Нина так и напишет. И довольно думать о нем. Довольно!
Но как ни приказывала себе Нина, а мысли ее все возвращались к Русанову, и думать о нем становилось все приятнее. Она поймала себя на этом и окончательно рассердилась. Только этого не хватало!
«А какой он смешной в своей спецовке!» — в тот же миг почти ласково подумала она и улыбнулась.
Ох, и досталось же ей от самой себя за эту улыбку!
В тот день все у нее не ладилось, всюду, казалось, ее преследовала неудача. Выдаются же в жизни такие неприятные дни? Максимов выдумал какие–то дурацкие упражнения: заставил девушек то прыгать, как лягушки, то ползать по земле. Наверное, со стороны это выглядит ужасно нелепо. И зачем ему понадобилось выставлять Нину на смех? Это для таких, как Ирина, которая ползает по земле с таким видом, будто ест конфету. А для Нины эти упражнения не годятся.
— Не хочу я делать эти упражнения, Николай Дмитриевич, — поднимаясь с травы, сказала Нина, — это не для меня. Они мне не нужны.
Максимов удивленно посмотрел на нее, стараясь понять ее настроение.
— Нет, они тебе нужны, и ты будешь их делать, — спокойно и уверенно сказал он.
— Нет, не буду!
Максимов выдержал долгую паузу.
— Что с тобой сегодня, Нина?
— Ничего.
Нина закусила губу, опустилась на траву и снова принялась за упражнения.
Софья Карташ, следившая за тренировкой группы Максимова, стоя у барьера, слышала этот разговор до последнего слова и уловила все его оттенки. «Нина стала известной спортсменкой и очень изменилась, — думала она, — а Максимов относится к ней по–прежнему, требует с нее так же, как требовал раньше. А к Нине сейчас нужен другой подход».
После окончания занятий, когда девушки, вымывшись и переодевшись, выходили из раздевалки, Карташ как будто случайно обратилась к Нине:
— Ну что, Нина, трудно вам сейчас работать с Максимовым?
Нина обрадовалась. Вот наконец хоть один человек ее понял.
— Просто беда, Софья Дмитриевна, я даже не понимаю, чего он от меня хочет. Какие–то дурацкие упражнения!
— И к тому же никому не нужные… А вы не хотели бы работать со мной? — небрежно спросила Карташ.
Нина удивленно взглянула на нее. Такая мысль никогда не могла прийти ей в голову. Обидеть Максимова? Да разве это возможно? Ведь он нашел ее, воспитал, ведь ему она обязана своими успехами.
— Нет, Софья Дмитриевна, это невозможно, — сказала она.
— Нет так нет, — спокойно, как будто не придавая никакого значения этому разговору, отозвалась Карташ. — Только не думаю, чтобы тренер, который сам никогда не был чемпионом, мог вас чему–нибудь научить. — И сейчас же заговорила о другом.
А слова ее все–таки запали в душу Нины, и мысли ее нет–нет да и возвращались к ним.
Когда Нина ушла со стадиона, Карташ подошла к Максимову и очень серьезно, даже взволнованно сказала:
— Николай Дмитриевич, мне кажется, вы нашли великолепное упражнение. Я сама искала такое и очень рада, что это удалось вам.
Максимов радостно улыбнулся. Всегда решительный, иногда даже резкий, он по–детски смущался, когда его хвалили.
— Его надо очень тонко выполнять, — ответил он, — это упражнение для бегунов, оно даст огромный эффект, я уверен.
— Сейчас я попробую, — Карташ ловко легла на траву и поползла. — Так?
Со стороны казалось, будто очень большая лягушка, то смешно перебирая лапами, то подпрыгивая, ползет по земле.