– Это мы предполагаем, а Бог располагает. Слышала, куда твой брательник намылился? Смерти ищет. А тот, кто ищет, тот всегда находит! Смерть долго упрашивать не надо! Только свистни, она тут как тут. А если обойдёт внука беда стороной, то домовина мне пригодится! Меньше твоим родителям мороки. Сейчас гробы дорогие. А этот из кедра! Долго в нём буду лежать.
– Терпеть не могу такие разговоры! – Василиса передёрнула плечами. – Васька – молодой дурак, ума нет, и ты туда же!
Старик не ответил, только глубоко втянул в себя никотиновый дым.
Завтракали вдвоём с отцом. Мать рано убежала на работу, Васька отправился куда то испытывать судьбу – то ли в военкомат, то ли прямиком в Афганистан. Дед, собрав плотницкие причиндалы, обосновался в гараже.
– Я тебя не осуждаю, дочка, – отец поставил локти на стол. – Знакомство с иностранцем – дело хорошее. Нас приучили уживаться в интернационале. Братство народов и всё такое, но он немец! А я – человек партийный! Не хватало нам проблем в семью! Скоро весь город шушукаться станет!
– Папа, с окончания войны прошло сорок с лишним лет! Выросло целое поколение непричастных к фашистскому режиму. Сколько ещё можно?
– Я ничего не имею против! Ты говоришь на иностранных языках, умеешь пользоваться столовыми приборами, хоть мы тебя этому не учили, много читаешь! Вон, образование высшее получила! Но…
– Что но, папа?
– Но он не из ГДР, а из ФРГ! – отец оглянулся и перешёл на шёпот. – Будь он выходцем из социалистического лагеря, ещё куда не шло! А этот – из вражеской территории! Там одни агенты капитализма! – отец не напирал, а старался быть корректным.
– Папа, он родился в семье, в которой никто из родителей не участвовал в войне на фашисткой стороне. И потом ты всегда говорил, что сын за отца не отвечает. Мамин отец провёл в сталинских лагерях восемь лет, значит, и мама наша неблагонадёжная?
– Это совсем другое! – Волошинский был уже не рад, что затеял этот разговор. – Твой дед попал в застенки по доносу!
– Да хоть по поносу! Дед оттрубил восемь лет от звонка до звонка! Вернулся тихим, забитым и прожил после освобождения недолго. Из за колючей проволоки нормальными не возвращаются! На Колыме оставляют здоровье. А уж человеческое достоинство немногим удаётся сохранить. И мама к этой истории имеет отношение косвенное, лишь по факту рождения. Так и Хельмут имеет отношение к фашистам лишь по национальному признаку. По твоему мнению, если бы я полюбила грузина, таджика, латыша или бурята, то такой брак ты благословил, а с немцем из Федеративной Республики Германии связывать свою судьбу нельзя? Уж давай придерживайся своих же лозунгов – «Все люди братья», «Мир во всём мире» и «Пролетарии всех стран, соединяйтесь»! – Василиса раскраснелась. – И прекрати разжигать распри, а давай налаживать дружеские мосты между народами. Ведь именно так учит партия и такой курс держит правительство.
Отец внимательно посмотрел на Василису, пытаясь уловить насмешку в её интонациях, но лицо девушки выражало совершенную серьёзность.
– А как же патриотизм? Это же измена родине? – отец выкатил последний и, как он считал, самый веский аргумент. – Как можно покинуть свою страну, которая тебя вырастила и вскормила?
– Так, давай по порядку, – Василиса набрала полные лёгкие воздуха. – По поводу измены. Я не выдаю никаких государственных тайн, потому что я просто ничего не знаю. Теперь переходим к термину патриотизм. Патриотизм – это осознанная любовь к Родине, своему народу, его традициям. Каким образом моя любовь к гражданину ФРГ может повлиять на любовь к Родине? Кормили, поили, растили меня вы, мои родители, а не гипотетическое общество, которое называет себя государством. И если я кому то что то должна, так это только вам. Далее – крепостное право отменил император Александр второй 19 февраля 1861 года. И последний довод – в Конституции СССР статья 56 личная жизнь граждан охраняется законом.
– Не зря тебя учили в институте! – в голосе отца прозвучал не укор, а гордость – Умная! Что же нам с матерью теперь делать? Дети по заграницам захотели разъехаться! Сын в Афганистан решил податься, а дочь во вражеский лагерь!
– А вам лучше не мешать. А ещё лучше оказать помощь.
– И что мы можем сделать?
– Поехали со мной в паспортный стол. Там хотят выяснить множество подробностей о нашей семье. Тебя требуют.
– Что именно?
– Вот так то лучше, – Василиса смахнула крошки с клеёнки, сбегала в дом и вернулась с листками. – Вот эту анкету надо заполнить. Запишем пока карандашом, потому что таблицы только в одном экземпляре, а после проверки впишем ручкой.
– Ох ты, сколько всего они хотят знать! – отец сузил глаза, читая мелкий шрифт. – Все даты рожденья, прописки, кто судимый в семье, сколько лет стажа у матери, номер школы в которой ты училась, номер телефона моей конторы, в каком году родился твой брат, из каких областей деды и бабки. – Волошинский оторвал взгляд от листков. – Так мы с тобой неделю сидеть будем!
– У нас есть всего несколько часов. В паспортном столе нас ждут к трём часам, – Василиска закусила губу. – Что будем делать с двоюродным братом, который сейчас находится в местах лишения свободы?
– Да ничего! Просто ничего о нём писать не станем. Авось пронесёт. В КГБ тоже люди сидят, могут и пропустить.
– Ты думаешь, что эти бланки для Комитета Государственной Безопасности? – вскрикнула Василиса и тут же зажала ладонью рот. – Ничего себе!
– А ты как думала, что тебя вот так просто и выпустят? Рентгеном просвечивать станут. Боятся, чтобы ты на той стороне не осталась. Думаю, перед выездом на беседу тебя пригласят. Ты, дочь, со всем соглашайся, много им не обещай, в шпионку не превращайся. Говори, мол, еду по любви, жених к политике отношения не имеет. И моё дело маленькое. И Родину люблю – на Первомай транспаранты носила, нормы ГТО сдавала, в пионерах и комсомольцах числилась и Отчизну ни за какие коврижки не предам!
Глава 3
В издательстве Бояринову Ирину Алексеевну уважали и немного побаивались. Женщина крупная, яркая гордо носила свою настоящую грудь пятого размера. Она специально выбирала обтягивающие блузки ярких расцветок и узкие юбки. Скрывать природную красоту за бесформенными балахонами она не собиралась! Дама ничего не боялась – ни насмешливых шепотков за спиной по поводу неординарной и вызывающей внешности, ни выговоров от начальства за грубое отношение к коллегам. Да! Она – дама в теле, броская, с яркими рыжими кудрями, огромными глазами, пунцовым ртом и сверкающим маникюром! Бояринова не собиралась обращаться к стилистам и что то в себе менять, она лучше знала, как привлечь противоположный пол, да и по большому счёту все манипуляции с внешностью Ирина посвящала себе любимой. А мужики – это дело второстепенное и наживное. Так она думала в последнее время. Что то не клеилось в личной жизни, но напрягать свой мозг по этому мелкому поводу и впадать в депрессию Ирина не собиралась. И вообще, Бояринова и депрессия – вещи совершенно несовместимые. Зато в коллективе и за его пределами выпускающего редактора считали ярым борцом за чистоту русского языка.
Ирина Алексеевна не терпела неправильных ударений в словах, феминитивы и чужеродный сленг. Своим коллегам и подчинённым она могла спустить опоздания, мелкие ошибки в тексте по невнимательности и даже прогулы без уважительных причин, но словно железом по стеклу выпускающий редактор воспринимала слова дирижёрка, режиссёрка, менеджерка, а уж за редакториню могла ударить. Ударить, конечно, словом. Уж в этом она толк знала, потому что выросла в семье, где пользовались крепкими речевыми оборотами. А вот забористое словцо и мат к запрещёнке не относились. Бояринова считала, что частенько именно при помощи матерщины можно достичь желаемого результата.
Сегодня Ирина находилась не в лучшем расположении духа, поэтому решила не портит ь настроение коллегам и взять отгул. А чтобы провести время с пользой, она пригласила в гости подругу. Михеева долго не отвечала на её требовательные звонки. Наконец подруга отозвалась. Ирина не растрачивая эмоций, спокойно заговорила:
– Привет, Катя.
– Привет, Ира.
– Я нафаршировала яблоками утку. Она томится уже два часа. К твоему появлению, – Бояринова глянула на настенные часы, – через пятьдесят минут стол будет накрыт.
– Что брать с собой? – сухо по деловому отозвалась подруга. – Алкоголь? Сладости?
– Всё есть в избытке. Только доставь собственную персону. И хорошо, если с ночёвкой.
– Где дочь?
– Под присмотром. На даче под Красноярском у бабушки с дедушкой.
– Прекрасно! Прикачу через полтора часа. Раньше не получится. Один разбойник намыленный уже, и девочка в очереди сидит, ей надо чёлку поправить.
– Принято. Жду. – Ирина отключилась, сбавила температуру в духовке сняла фартук и улыбнулась собственным мыслям, вспомнив салон красоты для животных «Бешеная гусеница».
Когда Михеева ещё собирала документы для того, чтобы открыть своё дело, то возник вопрос с названием. Катерина проштудировала имена московских парикмахерских и решила, что должна создать конкуренцию местным грумерам и подтянуть к себе клиентуру.
«Такую задачу может решить только Ирина. За литературным столом подруга собаку съела и не одну! Именно она в состоянии создать первоначальную концепцию и выпустить финальный продукт. Умная, аж жуть! Фантазии так и хлещут через край, – размышляла Катя. Она радовалась тому, что одну из главнейших частей бизнеса может переложить на плечи подруги. – Как говорил один политик – «Главное нАчать»! И другой мультяшный персонаж утверждал – «Как вы лодку назовёте, так она и поплывёт!»
Дело происходило под новый год. У Бояриновой на работе случился завал, и в тоже время она не могла оставить Катерину без поддержки. Однако углубляться в разработку концепции бренда в ущерб собственных дел она не собиралась. Ирина воплотила в жизнь первый образ, который появился в голове, а именно розовая гусеница, держащая в маленьких лапках расчёску, фен, ножницы и множество других предметов парикмахерского искусства. Знакомый художник из издательства за полчаса сотворил эскиз, который и превратился в вывеску и логотип салона. И образ сработал! Парикмахерская для животных быстро заполнилась клиентами и стала приносить прибыль. Катерина считала себя в какой то мере обязанной подруге, поэтому неслась по первому зову. А Бояринова просто так среди недели в гости не звала. Значит, случилось что то экстраординарное.