– Вот это предположение и есть самое верное. Мужику за шестьдесят, кому он нужен, чтобы ревновать? Я не верю в утверждение – любви все возрасты покорны. И я ещё не ездил в отель «Сельское подворье», – Стяжкин повинно склонил голову.
– За тебя уже всё сделали! – грубо осадил коллегу Веретенников и тут же схватил трубку зазвонившего телефона. – Да, слушаю! – через несколько минут Вячеслав отключился и подскочил со стула. – Руки нашлись! Поехали в Подольск! По дороге расскажу подробности!
Они уже больше тридцати минут стояли в пробке. За время простоя коллеги поделились друг с другом соображениями о том, что бытие на этой земле сегодня лишилось всякого смысла, если кто то считает возможным вот так взять и отрубить руки, изувечить лицо и лишить жизни живого человека. Разве деньги этого мира стоят того? Разве жизнь человека не самое ценное, что может быть вообще в понимании и восприятии мира? Помолчали. Очередь из машин медленно начала двигаться.
– Наверное, где то авария, – Веретенников вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что происходит впереди, но увидел лишь белую спину рефрижератора, перевозившего мороженую рыбу. – Интересно, как руки попали в Подольск? Дал о себе знать эксперт криминалист из следственного комитета. Он пробил по базе происшествия, связанные с расчленением, наткнулся на наш труп, вот и позвонил. Подробности у него узнаем.
– Не настраивайся на лёгкое решение, может это вовсе не наши руки! – хмыкнул Сергей. – В смысле, не конечности покойника из «Белой слободы».
– Уверен, что это именно то, что мы ищем. Не думаешь же ты, что где то скитается мясник и рубит руки направо и налево!
Веретенников отмахнулся от коллеги и задумался. Его мысли занимала Аделина Пирогова. Он оказался застигнутым врасплох приглашением в кино. По его представлениям именно от мужчины должна исходить инициатива, а тут вдруг такая смена ролей. Да и вообще, Аделина относилась к тому типажу девушек, на которых он не обращал внимания. Он предпочитал высоких блондинок, а Пирогова – брюнетка роста чуть выше среднего. Ему нравились покладистые и яркие внешне, а блогерша пёрла напролом и почти не пользовалась косметикой. И всё же Вячеслав находил в ней какую то зацепку, словно репей, прицепившийся к душе, – вроде и оторвать хочется, но не получается.
«Нет! Она младше лет на десять, а я мужик, умудрённый опытом! – вздыхал про себя Слава. – Пирогова, поди, и пироги печь ещё не научилась! – каламбурил про себя Веретенников. – Вся какая то, как пацан. Надо встретиться с ней в неформальной обстановке, во-первых, наказать, чтобы она не лезла в расследование, а во-вторых, объяснить то, что в кино то мы сходить можем, но не больше того.»
Так за размышлениями Веретенников не заметил, как рассосалась пробка, и через час машина въехала во двор многоэтажного старинного здания следственного комитета города Подольска. Дежурный, глянув в документы, указал рукой вглубь коридора.
– Вас ждут в одиннадцатом кабинете.
Эксперт криминалист со странным грустным выражением глаз отчитался быстро, словно выучил речь заранее:
– Здравствуйте, коллеги. Чай не предлагаю в виду острой занятости – у меня жена рожает.
– О, дело хорошее! – Веретенников, который пока не стал отцом, проникся ситуацией и понимающе закивал головой. – Тогда давайте ближе к делу.
– Конечности я забрал с кладбища в районном центре. Детали изъятия я описал в отчёте. Также приложил экспертизу с тем, что удалось выяснить о самих руках. Я созвонился с патологоанатомом, который производил вскрытие тела, и могу заявить с полной ответственностью, что конечности принадлежат именно тому человеку, который находится в московском морге.
– А если быстро своими словами? – спросил Вячеслав.
– Одна группа крови, способ отсечения даёт основания утверждать, что руки и тело имеют родственную связь, – мрачно пошутил эксперт. – Вот ещё что: под ногтями я обнаружил солому и коровий навоз. Перед смертью мужчину держали в какой то старой стайке. Навоз старый, трёхмесячной давности. На запястьях остались синяки. Руки были связаны верёвкой, не металлическими наручниками. Я нашёл частички белых синтетических нитей. Контейнер с останками вы можете забрать. Вот, в общем, и всё!
– Как всё? – растерялся Стяжкин. – А как же отпечатки пальцев? Вы пробили их по базе? Хотя мало вероятно, что пальцы иностранца могут фигурировать в нашей системе, – осёкся Сергей. – И всё же!
– А нет никаких отпечатков, – ответил эксперт. – Все подушечки до единой сожжены кислотой.
– Я предполагал нечто подобное. – кивнул Веретенников. – Только один вопрос, док. Кожа на пальцах сожжена до или после смерти?
– После. Руки просто опустили в сосуд с кислотой. Вероятно, у убийцы не нашлось нужного объёма кислотного препарата, иначе бы он просто растворил конечности в жидкости, а не закапывал на кладбище. Кожа сгорела быстро, а вот для ногтевой основы нужно больше времени, поэтому грязь под ногтями и сохранилась.
На обратной дороге Стяжкин читал вслух документы, а Веретенников кивал, мотал на ус и иногда уточнял кое какие детали.
– Значит, выводы такие, – резюмировал позже Вячеслав. – Руки преступник закопал на кладбище в районном центре девятнадцатого, а двадцатого останки всплыли. Убийца не поинтересовался прогнозом погоды и не знал, что ливень размоет соседнюю могилу. А напомни-ка мне, эксперты что то обнаружили на одежде покойника?
– А точно! Там тоже была солома! Только мы подумали, что к одежде сухая трава прицепилась с дороги, когда убийца тащил тело.
– Немца держали в сельской местности, в каком то заброшенном сарае или коровнике, не давали есть и накачивали пентобарбиталом. Убийца хотел удостовериться, что деньги теперь у него, только после этого он убил мужика и лишил рук. Лишь одного не учёл, что у Россманна искусственный сустав, по которому можно вычислить личность, что мы и сделали. Я вижу так – бизнесмен нашёл покупателя, ещё находясь в Германии, кто то вышел с ним на контакт. Они встречаются здесь. Может в Москве, или в другом городе рядом, куда добраться можно, не предъявляя паспорт и не привлекая внимание таксиста. Машину напрокат Россманн не брал, я проверил все салоны проката автомобилей, Хельмут использовал общественный транспорт. Когда убийца убедился, что бизнесмен здесь, то заманил его в логово.
– Скрытность убийцы понятна, – пожал плечами Стяжкин, – но зачем немцу прятаться, ещё бы парики менял и усы клеил! Мужик захотел заработать и всего-то дел!
– Скорее всего бизнесмен решил поставить дело на поток, а не обходиться разовой акцией купли-продажи. А за теневое пользование средств в обход санкций, ещё и за сокрытие бизнеса от налогов в ФРГ фискальные органы его бы по голове не погладили, –и у покупателя, и у продавца имелись причины для того, чтобы скрываться.
– Мне кажется, что мы что то упускаем.
– Вот-вот! – кивнул Веретенников. – И у меня такое ощущение. План такой – я завтра отправлюсь в Шереметьево, поговорю со службой охраны, посмотрим камеры наблюдения, может, Россманна кто то встречал. Ещё попрошу прогнать фото бизнесмена через систему распознавания лиц. Правда, фото очень некачественное, но попробовать стоит. А ты поезжай в районный центр и поговори с участковым, который передал останки специалистам из Подольска. Кладбище место бойкое, хоть и тихое, кто то что то должен был видеть.
Оберкомиссар полиции Клаус Шумахер имел стаж работы более пятнадцати лет, но о пенсии ещё не мечтал. В начале карьеры он нёс службу на земле Рейнальд Пфальц в небольшом городке Нойштадт. После знакомства с будущей женой Клаус сменил место жительства. Он написал рапорт и перевёлся на Федеральную землю Шлезвиг Гольштейн в портовый город Любек, туда, где проживала его единственная большая любовь. На тот момент он думал именно так. С женой они прожили семь лет и, долго не мучаясь, развелись, однако, успев родить двоих детей. Вечная любовь куда то девалась, а город Любек остался. Менять что то в своей жизни Клаус уже не хотел, – здесь он обрёл авторитет, звание и опыт. Ему нравился этот старый город с вечным шумом туристов, ароматом кофе и вкусом марципанов. Район исторической части города круглый год заполняли туристы, а уж летом улицы бурлили потоками разговорчивых иностранцев. Зимой, чтобы поднять настроение и согреться, они пили горячий глювайн, а летом с удовольствием вливали в себя пиво.
В этот августовский день до конца его дежурства оставалось всего два часа. Клаус предвкушал встречу с кружкой пива и тарелкой с картофелем фри и сосиской карривурст или с нюрнбергскими жареными колбасками. Отделение полиции располагалось на тихой улочке в районе Старого города, куда не заглядывали толпы галдящих зевак, как раз неподалёку от кафедрального собора, где на приступочке расположилась фигурка одинокого несчастного чёртика. Клауса всегда потешала легенда об этой достопримечательности, и он в красках рассказывал байку своим друзьям, которые навещали его, приезжая из Нойштадта.
– Жители города решили построить собор. Приходит молоденький наивный чертёнок и, заглядывая снизу вверх на строителей, спрашивает, что они тут затеяли? Они со смехом отвечают, что кабак поставим для утехи людской. А бесёнок радостный дальше побежал. Спустя несколько месяцев возвращается на то место, смотрит и глазам своим не верит, – обдурили люди, не кабак это вовсе! И взялся он вредить – то балки с верхотуры сбросит, то вёдра со щебнем перевернёт, то подножку какому нибудь зеваке подставит. Тогда строители снова пошли на хитрость и взялись втолковывать легковерному простаку, что храм строят лишь для видимости, а на самом деле возводят шикарную пивнушку. И снова чёртик поверил людям. Присел он на балку, которую сам же скинул, и начал наблюдать за работой. А люди, чтобы не обидеть простодушного бесёнка, построив храм, напротив возвели и питейное заведение. А чёртик так и остался сидеть у стен католического собора святой Марии, наблюдая с надеждой и радостью, как из таверны уже третий век выходят сытые и пьяные люди. И резюмировал свой рассказ Шумахер сентенцией, – ничто не должно быть противно природе человеческой, – ни пища духовная, ни мирская!