– О, снова да ладом! То да потому! Ты же знаешь, что мне просто необходимо получить новый заграничный паспорт. Время прежнего заканчивается! Эта процедура не займёт много времени! И кто или что может навредить в моей же стране? олитикой я не занимаюсь, личные мысли держу при себе, высказывания не публикую! – она ослабила ремень безопасности, потянулась и потёрлась носом о плечо мужа. – Перестань нагнетать обстановку. Мы живём в твоей стране, а я соскучилась по своей.
– Ну-ну, берёзки, гармошка, селёдка и водка!
– Именно берёзки и гармошка, русский мат и гулянья! Именно в эту атмосферу я хочу окунуться! Много ты понимаешь! Если ты не сменишь тему, то мы поругаемся. – Василиса отстранилась и отвернулась к окну. – Я скуч аю по дочери, по дому, по запаху травы. Даже можешь посмеяться, но у меня тоже есть высокие чувства к Родине!
С момента знакомства они разговаривали на английском языке. В Швеции Василиса посещала лингвистическую школу, даже немного стала понимать отдельные слова. Однако, когда слышала беглую речь, то в голове не возникало даже приблизительного понимания темы беседы. Шведское законодательство не пре дусматривало знание языка при получении документов на жительство. Поэтому Лиса особенно не напрягалась на курсах, а вскоре и вовсе перестала туда ходить. В магазинах, поликлиниках, в ресторанах и кафе народ её понимал и этого оказалось достаточно! Почему местные хорошо знают иностранный для них английский язык, стало ясно потом. Оказалось, что все голливудские фильмы, телевизионные программы ВВС, проекты National Geographic, а, самое главное, мультики для детей появляются в прокате с оригинальной озвучкой. Василиса удивилась, узнав, что прокатчики предоставляют единственную подсказку – субтитры. Поэтому дети, которые ещё не умеют читать, с раннего возраста воспринимают на слух сразу два языка – тот, на котором говорят в семье и тот, на котором общаются мультипликационные герои.
Путешественники из южной части Швеции региона Скон е пользовались обычно услугами датского столичного аэропорта. С перелётами, за редким исключением, никогда не случалось заминок, цены на билеты не шокировали, и диапазон направлений поражал воображение! Утром, пока ехали в копенгагенский аэропорт «Каструп», муж молчал. Когда пересекали Эресуннский мост, и Лиса по привычке вертела головой, пытаясь снять видео на телефон, он с усмешкой заговорил:
– Европу мы посещаем два раза в год и каждый раз двигаемся именно этим путём! И как только мы попадаем на этот мост, ты снимаешь кино! Даже египтянину, живущему в Каире, надоедает снимать пирамиды Хеопса.
– Да я не устаю поражаться грандиозностью и смелостью тех инженеров, которые сотворили такое чудо! Как можно было спроектировать мост, переходящий в тоннель! Это как с неба на землю! Шведы с датчанами просто обязаны были снять сериал «Мост» и прославить это место!
Василиса вернулась к своему занятию, и остаток пути они перебрасывались лишь короткими репликами. Дорога из Эресуннского тоннеля выныривала сразу возле аэропорта Каструп. Василиса заметила, что муж совсем скис. Она подыскивала слова, чтобы успокоить его, но в голову не приходила ни одна толковая мысль.
«Ничего, – большой парень, сам разберётся. Вечером выпьет немного виски, сядет у телевизора, и душевная тревога покинет его голову, – подумала Лиса и потрепала Кристофера по руке. – Сам рассказывал, что посещал Россию в период существования СССР, как раз в годы «перестройки». В те времена, когда на страну опустилась нищета, разруха, а на полках в магазинах лежали лишь синие цыплята. Сейчас это другая страна – сытая, благополучная и уверенная в светлом будущем! И не надо за меня волноваться! Я еду в свою страну!»
– Не ходи провожать меня в здание аэропорта, – первая заговорила Лиса. – Пока стоянку найдёшь, пока оплатишь! За это время я уже багаж оформлю. Чемодан не тяжёлый и на колёсах! Так что давай без долгих прощаний! Вернусь, как только получу документы и повидаюсь с дочерью!
Кристофер ничего не ответил, припарковал автомобиль, достал из багажника чемодан и с тяжёлым вздохом поставил его рядом с женой. Она порывисто обняла мужа, выдвинула ручку чемодана и покатила багаж, громыхая колёсиками по дорожным плитам. Он с тоской проводил жену взглядом, вернулся в салон авто и поехал в обратном направлении. А Василиса, войдя в гулкий аэропорт, остановилась и огляделась. Она вдруг вспомнила слова из знаменитого стихотворения:
«И каждый раз на век прощайтесь,
– Когда уходите на миг!»
Лиса немного загрустила, но суета аэропорта быстро развеяла печаль от прощания с супругом.
В Москве фру Олафссон поселилась в небольшом отеле. Не распаковывая багаж, она отправилась прогуляться и перекусить. Столица поражала роскошью, огнями, праздником и дороговизной. Народ беззаботно шатался по улицам, балагурил, пил кофе, покупал наряды и смеялся. Холёные дамы выходили из бутиков, загруженные фирменными пакетами.
«Удивительное дело, – подумала про себя Олафссон. – Несмотря на санкции и высокие цены на товары, люди потрафляют собственным желаниям и ведут себя так, словно ничего не происходит!»
Ещё одну странность заметила Василиса, и эта необычность касалась именно её. Неожиданно стало понятно, что, находясь в России, она ведёт себя как иностранка фру Олафссон. А в Швеции она чувствует себя как сибирячка Василиса Волошинская.
В отель путешественница вернулась около девяти часов вечера. Она скинула с себя одежду, приняла душ и только после этого позвонила дочери. Та ответила не сразу. Василиса уже хотела отключить телефон, как услышала далёкий и хриплый голос:
– Да, слушаю.
– Любочка привет. Это мама.
– Мама? – выдохнула дочь после секундной паузы. – Привет! Спросонья не глянула на номер. Ты чего звонишь? Что то случилось?
– Нет. Всё в порядке. Просто хотела сказать, что уже здесь.
– Где здесь? В Москве?
– Да, сегодня прилетела.
– И как ты добиралась?
– Как как, через Стамбул! Вместо трёх часов пилила три часа до Стамбула, пересадка четыре часа и перелёт из Турции до Москвы ещё четыре! Устала, как собака!
– Почему не предупредила меня? Я бы встретила! – голос дочери набрал силу и неожиданно снова притих. – Подожди, я перейду на кухню. Севка уже спит.
– Не хотела тебя волновать и дёргать. Из аэропорта добралась сама, устроилась в семейном отеле почти в центре города. Давай завтра встретимся!
– Конечно! – горячо поддержала Любовь. – Я отпрошусь на работе раньше и сразу позвоню. Какие у тебя планы?
Василиса услышала долгий выдох и поняла, что дочь закурила сигарету.
– Снова куришь! – не удержалась Волошинская. – Совсем о здоровье не думаешь! А ведь этот природный запас надо распределить на всю жизнь! Если хочешь, конечно, жить долго!
– Я хочу жить счастливо! И не начинай, мама! – вяло огрызнулась Люба. – Всё то ты видишь даже по звуку!
– Я – твоя мать! Родила тебя и воспитала! И кому, как не мне, заниматься нотациями? – мать старалась выключить укоризненные ноты, но они пробивались сквозь помехи и расстояние. – И что там, твой сожитель уже спит? Время всего девять вечера! Он опять начал пить? Или снова потянуло к рулетке?
– Да, мама, он устал, пришёл с работы, поел и лёг спать, – Люба закатила глаза и выпустила дымную струю. В её планы не входило, стоя возле приоткрытого кухонного окна, доставлять удовольствие соседям вечерними склоками с матерью. В столице стояла жара, и жильцы старались проветривать квартиры вечерней прохладой. Соседи распахивали окна и делились запахами из кухонь, телевизионными звуками и даже разговорами о тайных переживаниях!
– И не закатывай глаза! – Волошинская знала дочь как свои пять пальцев. На трудные и неудобные вопросы личного характера Люба никогда не отвечала сразу. Сначала она запрокидывала голову, поднимала взор к потолку, словно там искала ответа, и только потом выдавала результат.
– Всё ты видишь! – раздражение Любови на нравоучения матери неожиданно рассыпалось. Она фыркнула и захохотала.
Мать засмеялась в ответ, гася наметившийся конфликт.
С зятем у Волошинской отношения не сложились с момента знакомства. Да и настоящим родственником он так и не стал, несмотря на то что дочь связалась с ним три года тому назад. Они сожительствовали на его территории в квартире, которую Всеволод получил в наследство от бабки. Василиса всегда убеждала дочь в никчёмности выбранного ей человека! В ЗАГС не приглашает, колец не дарит, денег не зарабатывает. Одним словом, тунеядец, нахлебник и захребетник! Он окончил сценарно киноведческий факультет ВГИК а, считал себя творческой ранимой личностью и всё время повторял:
– Обидеть художника может каждый!
А фру Олафссон, у которой никак не получалось стать тёщей на законных основаниях, кривилась от этих слов, словно от зубной боли.
Сева мечтал стать знаменитым драматургом и сценаристом, но у него никак не получалось пробиться на этом поприще. От невостребованности он впадал в депрессию, месяцами носился с меланхоличным настроением, а то вдруг оживал, лихорадочно писал ночами напролёт, пил вёдрами кофе и выкуривал пачками сигареты. В моменты взлёта вдохновения Любовь покидала прокуренную бабкину квартирку и пару месяцев проживала у какой нибудь подруги. Потом возвращалась к сожителю, выгребала и чистила жильё, готовила еду, пока Всеволод бегал с новой рукописью по студиям, а его футболили и не желали слушать. Далее всё повторялось по сценарию жизни – отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие! Вот на таких волнах качалась дочь Люба. И Василиса тоже пережила в отношении зятя все пять стадий от отрицания до смирения. Мать примирилась с выбором дочери, но с её сожителем встречалась в случае крайней надобности. Именно из этих соображений она не предупредила Любу о своём приезде заранее. Та обязательно затеяла бы семейный банкет по случаю визита матери. Они сели бы за стол, Всеволод обязательно употребил рюмку другую, и пришлось бы Василисе выслушивать про творческие планы зятя. С таких застолий ей не позволяло подняться воспитание, но после пустой пьяной болтовни Волошинская испытывала чувство крайнего раздражения в отношении родственника. Она хотела для дочери простого женского счастья и тихой гавани.