Олафссон задумалась. Она не ожидала, что воспоминания настигнут её настолько неожиданно, разворачивая в памяти очень ясные картины прошлого. Она даже не представляла, что в голове сохранятся мельчайшие подробности истории, которая давно осталась в прошлом.
год 1989
Василиса для себя распределяла людей по категориям – на тех, кто полностью перекладывает ответственность за собственные провалы на окружающих; на тех, кто переносит часть вины на близких и на тех, кто несёт на своих плечах повинную ношу в одиночку.
Первые личности при рассмотрении собственных промахов и провалов утверждают примерно так: «Да, я виноват, но и вы могли бы поступить иначе! Почему в тот момент, когда я шёл неправильным путём, никто не остановил меня и не указал на ошибочность поступков и представлений? Все видели, что провал неизбежен, но никто не хлопнул меня по плечу и по дружески не сказал:
– Осторожно товарищ! Семь раз отмерь и один раз отрежь!
И вы оказались не друзьями, а говном! Просто стояли и наблюдали, как я погружаюсь в топи неудач, откуда выбраться почти невозможно!»
Такие граждане не задумываются о последствиях. В момент старта их переполняет уверенность в собственной правоте и в правильности выбранного пути. Они не нуждаются ни в чьих советах. Эти личности бесстрашно бросаются в пучину волн, они полны решимости и готовы рисковать не только своим благополучием, зачастую они ставят на кон благосостояние близких людей! А вот провал они переживают трагически с заламыванием рук, со стенаниями и с алкогольной анестезией. Угрызения совести им неведомы, они упиваются собственным падением и пытаются затащить за собой в бездну как можно больше народа. Некоторые из этих граждан поднимаются снова, осторожничают, извлекают уроки, но ненадолго. Уверенность в собственной правоте толкает их к новым подвигам! Многие спиваются от жалости к себе. Они оплакивают похороненный талант, деньги, возможности – смотря кто и что потерял, а главное, рыдают по своей никчёмной судьбе. Вину во всём эти товарищи перекладывают на других, совсем не понимая того, что они не есть центр вселенной. У окружающих существует своя жизнь, семьи и проблемы, и плевать они хотели на друга, который когда то крутил на пальце ключи от «Мерседеса», а сейчас сдаёт пустые бутылки в овощном магазине за углом. От неудачников больше всех достаётся ближайшему кругу, именно в их адрес несутся самые страшные обвинения и даже проклятья.
К следующей категории Василиса относила людей «мнущихся». Это те, которые мнутся под воздействием внешних ударов, но они в состоянии распрямляться. Такие делят ответственность за промахи «пятьдесят на пятьдесят». То есть такие характеры рациональны, они в состоянии анализировать поступки. Эти личности ставят под сомнение как собственные действия, так и действия тех, с кем их свела судьба.
Себя Василиса относила к третьей категории. Такие во всём винят себя! Эти личности с мазохистским удовольствием занимаются самобичеванием (хорошо то, что длятся такие периоды недолго). Василиса отдавала себе отчёт в том, что выбор друзей, профессии и всего окружения это именно её осознанный выбор. И только она несёт ответственность за путь, по которому отправляется. Иногда трудно понять заранее, какая дорога ведёт в правильном направлении, а какая приведёт к печали, стрессу, а может и к целой трагедии! Конечно, на определение вектора пути влияют друзья, родственники, коллеги, но в конечном итоге предпочтение одному из вариантов отдаёт она сама. А потому Василиса не копила обиды на окружающих, никого не винила, извлекала уроки из провалов, старалась не повторять ошибок и шла дальше.
Зато младший брат Василисы Василий относился к первой категории (и кто только надоумил родителей дать такие имена детям). Он упрекал во всём окружающих. Особенно провинившимися оказывались родственники. Он мог трепать нервы матери за то, что она не отговорила его от свиданий с простушкой из деревни, а потом позволила завести дружбу с городской легкомысленной фифой. Он упрекал старшую сестру в том, что именно ей достаются самые лакомые куски со стола, самые лучшие шмотки и больше всего родительской любви. Конечно, она же умная, окончила институт, а он кое как осилил ПТУ. В его стенаниях не содержалось даже толики правды, но у Васьки сформировалась и окрепла именно такая правда! Только с отцом обвинительные варианты не проходили, он быстро пресекал упрёки и нытьё сына, а вот матери, деду и сестре доставалось нередко!
Накануне вечером братец закатил очередной концерт, и Василиса потом ещё долго не могла уснуть. В голове звучали резкие выкрики брата:
– Ты идёшь по пути предательства! Антисоветчица! Вот я пойду и донесу на тебя!
– Да что ты такое говоришь? – сокрушалась мать. – Это же твоя сестра! Куда ты пойдёшь? В милицию или в комсомольскую организацию?
– Нет! Он прямиком в ООН писать станет или в Красный крест, а лучше начиркай жалобу в Красную книгу! – ухмылялся дед, не выпуская изо рта дымящуюся папироску. – А может, сразу пристрелить сестру, чтобы не мучилась и семью с таким героем, как ты, не позорила! – он рубанул ребром ладони воздух.
– Ой, как смешно! – Васька раскраснелся. – Это благодаря вам Василиска такие знакомства завела! Это потому что книг зарубежных начиталась и жизни сладкой захотела!
– И почему ей не захотеть богатой жизни? – вклинилась мать. – Она институт закончила! Мы вас для того и растили, чтобы вы горб, как мы не ломали!
– Вот вот! Твоя сестра дипломированный сотрудник, а тебя чуть из ПТУ не выперли! В слове «х й» три ошибки пишешь! – дед потёр щетинистую щёку. – Её уже двор мести не заставишь, за швабру она не уцепится и махать колокольчиком во дворах, подъезжая на мусорной машине, не станет. А тебе туда прямая дорога! Умник!
Василий покраснел. Он вскочил из за стола, отчего посуда зазвенела, и из кастрюли выплеснулся суп.
– А ну, прекратили балаган! – все обернулись на резкий окрик. Отец слышал перепалку, но не вступал в ссору. Он вымыл руки под рукомойником, сел за стол и положил на скатерть тяжёлые ладони. Ужинали на улице. Мать накрыла во дворе под навесом. – Ещё не хватало, чтобы соседи взялись нам кости перемывать! И ты лезешь, – он кинул сердитый взгляд на Ваську. – В предатели взялся сестру родную записывать! Цыц! Она – дура, связалась с кем попало, только и ты ума не набрался!
– Смотри-ка, не нравится им! Набежали защитнички! – обиженно насупился младший Волошинский. – В Армию пойду сам! Вот завтра прямо с утра и в военкомат!
– Да уж, займись чем нибудь! – дед снова залез в перепалку. Он подвинул пепельницу и замял заскорузлыми пальцами папиросу. – А то дальше разговоров дело не идёт!
– И пойду! В Афган попрошусь!
– Конечно! Без тебя там не справятся, – снова ухмыльнулся дед. – Дорогу домой будешь показывать, Сусанин хренов! Войска уже выводят из Афганистана! Дурень! Ты хоть газеты читай, а если буквы забыл, смотри программу «Время» по телевизору!
– Ну и пусть начали выводить! И на меня афганских моджахедов хватит! Ещё в Африке не спокойно, в Анголе и Эфиопии, например!
– Ты чего задумал? – округлила глаза мать, приподнялась, наклонилась над столом и не больно тюкнула ладошкой сына в коротко стриженную макушку. – В Армию служить пойдёшь! Как все служат! Но даже не думай проситься туда, где стреляют! Герой выискался! Твои деды навоевались! Хватит на семью героев! Распетушился! Послушай деда, он дело говорит! Вставай с утра пораньше и отправляйся на поиски работы!
Отец, не говоря ни слова, окатил семью грозным взглядом, отчего все притихли. Мать, поджав губы, начала разливать по тарелкам суп и раздавать домочадцам. Потом всё же не выдержала, качнула головой и произнесла:
– Всего два года разницы, а такие разные.
Утром Василиса проснулась от странного звука. Она отдёрнула занавески и выглянула во двор. Дед, уложив на столе доску, резво скользил по ней рубанком, выравнивая древесину. Лиса накинула халат, мельком глянула на настенные часы и прямо в тапках вышла на улицу.
– Ты чего в такую рань взялся за работу? Седьмой час всего. – Волошинская поёжилась от утренней прохлады, ткнулась носом в дедовское плечо и села рядом на скамейку под навес. – Мама ругаться будет – на столе, где едим, ты столярку устроил. И весь двор стружками засыплешь! Мне потом убирать!
– Ничего, выметешь! В гараже места нет, и где я размещу доску на метр восемьдесят? И позавтракаем в доме, ничего страшного не произойдёт.
– Как пахнет деревом, стружками и опилками! – Василиса потянула носом, втягивая в себя ароматы утра, травы и древесины. – Такие нотки во французских духах присутствуют!
– Ага, – согласился старик. – Кедр относится к элитным сортам древесины. Для себя берёг.
– В смысле для себя? – не поняла девушка и засмеялась. – Дом для себя решил построить? Может, и жениться хочешь? – она озорно погрозила пальцем. Невесту, поди, нашёл, а нам не показываешь!
– Поздно уже женихаться, – дед отложил рубанок, достал из кармана спецовки мятую пачку «Примы» и закурил. – Давай, внучка, чайку попьём, да я работу продолжу.
Василиса резво вскочила на крыльцо, а, войдя в дом, поднялась на цыпочки. Родители ещё спали, и из комнаты брата раздавалось мирное сопение.
«Какой славный и добрый, пока спит! – подумала сестра. – А только зенки продерёт, опять претензии полезут ко всему миру!»
Через несколько минут Василиса поставила на свободном углу стола чайник, кружки, варенье и заварник.
– Дед, заканчивай плотничать, а то кипяток остынет, – Волошинская разлила чай, протянула одну кружку старику, сама устроилась на скамейке. – Так, что ты затеял? Курятник новый в прошлом году только поставили. Дом ты строить не хочешь, жениться тоже не желаешь!
– Гроб сколочу. Из хорошей древесины добрая домовина получится!
– Ты с ума сошёл? – Василиса вскинула на деда испуганные глаза. – Не хватало, чтобы в доме гроб стоял! Вроде никто помирать не собирается!