— Спасибо! Спасибо, Великий Холод! — проорал Джоре, не обращая внимания на окружающих, смотря куда-то вверх. Затем порывисто обнял Саманту и закружил.
А на «пусти, дурак! Плеть!», ответил очень серьезно, бережно ставя девушку на тротуар:
— И черт с ним! Мне плевать! И всегда было плевать, ради такого хоть минуту, хоть две потерплю, хоть до самой Смерти! — и по каким-то интонациям в голосе становилось понятно — это не бравада, не просто брошенные в порыве "чуЙств", слова, а то, на что он готов реально пойти без всякого сожаления.
Мне даже стало немного завидно, вместе с вопросом, а ради кого или чего я готов биться до последней капли крови, терпеть адскую боль и… отдать жизнь, кроме самого себя? А от предельно честного ответа окончательно испортилось настроение — нет таких людей ни на Земле, ни на Нинее.
Данный аспект, конечно, порождал еще один довольно интересный и безрадостный вывод: точно также не имелось и тех, кто за меня пойдет и в огонь, и в воду. И тут же задал сам себе вопрос, а нужны ли они? Опять правдивый ответ — нет. Не хочу проходить снова через это все. Друзья и любимая женщина — предадут. Всегда. Соблазны непреодолимы, c'est la vie, как говорят французы. И «ви» здесь только для себя и ради себя. А затем сопливо-слезливое объяснение морального падения или броска тебя через причинное место: «понимаешь»…
Не понимаю, не хочу понимать!
С этим я сталкивался.
Смысл снова наступать на те же грабли? Никто не обронит слезинки после смерти? Не вспомнит? И? Уже смешно, мне тогда точно будет все равно. Опять мысли о конечности бытия не вызвали страха, как раньше. Я не старался их прогнать, как можно скорее. По крайней мере, для всех своих знакомых Там, я уже мертв или скоро перейду в такой ранг. Заблудился ночью в лесу, а потом сожрали медведи, готовясь к зимней спячке, волки или напала рысь.
Но вывод опять из всего следовал однозначный и неожиданный: надо становиться самому той силой, к которой захотят прислониться многие. Использовать всех, брать максимум. Быть лучшим из лучших, самым матерым сталкером или рейдером, в крайнем случае, «черным искателем», но не собирушкой. Не нравилось мне такое самоназвание. Вспомнилось из мультфильма про «Беду»: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». А для этого необходимо учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал Ленин, и здесь отнюдь не делу коммунизма, а всему. Но пока первая задача — выживать.
Пока я размышлял, часть беседы между наставниками пропустил. Да, и что мне могли дать их «ути-путечки» и «сюси-муси»? Но мозг снова автоматически начал вычленять фразы из общей какофонии окружающих звуков.
Прислушался.
— …что же, тогда и я буду сегодня милостив. Долги нужно отдавать. Подарю одну жизнь. Орел — бойцовская псина, решка — пингвин, — с этими словами Джоре из кармана извлек большую монету, блеснувшую золотом в лучах местного светила. Она была раза в полтора больше царского червонца. Тот полюбовался немного, повертев ее между указательным и средним пальцами, обратился к подруге, — Что выбираешь?
— Решка, — не задумываясь, ответила девушка.
Учитель подбросил высоко деньгу, перехватил ее в воздухе, и со шлепком опустил на наруч. Посмотрел.
— Решка. Значит, сегодня к полярному жителю придет полярный же лис. Жаль. Но знал бы прикуп — жил бы в Сочи. Считай, полторы сотни улетело…, — с сожалением протянул Джоре.
— Завтра будет другой день, будет и пища, — обстоятельно подытожила будущая мать.
— А ведь точно. Да, и учитывая дурную голову нашего визави, долго он тут не задержится…
Так, так, так!
Мои мозги заработали лихорадочно, паранойя взвыла сиреной воздушной тревоги, уж не я ли и Барабек, точнее наши жизни были поставлены здесь на аверс и реверс? Хотя… Если меня задумали убить, то какого черта столько возились? Саманта сначала лечила от сбоя магоинтерфейса, затем еще и лекарство вколола после крысана, и девяносто процентов из ста — не из дешевых. Трофеи с дрессировщика, опять же.
Может быть, еще кто-то в группе имел кличку, относящуюся к собакам? А может речь вообще не про нас?
Ничего не ясно… Да, и почему сразу соотнес Барабека с пингвином? Из-за брошенной ненароком фразы Джоре, вырванной из «Песни о буревестнике»? Так тот первый начал декламировать бессмертное творение классика. И, что-то я высокого стал о себе мнения, вон даже с легкостью воспринял прозвище «бойцовский пес», применив именно к себе. Прибил с величайшим трудом какую-то крысу-переростка, а уже возомнил себя, чуть ли не богом войны.
Еще один аспект: буквально пару часов назад у меня не вызывало сомнений, что ко мне наставник применил «Плеть боли», на деле же произошел системный сбой Магги. Поэтому нужно ко всему подходить взвешенно.
Бесило отсутствие информации. Кругом одна кофейная гуща, гадальный шар и другая невнятная и непонятная хрень, по которой делаешь «безупречный» прогноз биржевых котировок на год вперед.
Но, если я все же прав, и речь шла о нас, то чем это может грозить?
Необходимо было понять, потому что, судя из фразы девушки, ничего на этапе возможной гибели «пингвина» не заканчивалось для «пса». Только начиналось. А еще немалого труда стоило оставаться невозмутимым, натянув на лицо полупрезрительную маску безразличия ко всему и всем.
Тем временем мы вывернули на широкую прямую улицу. Здесь оказалось на порядки больше прохожих. Здоровенный колоритный бородатый мужик в синей униформе, в фуражке с треугольной кокардой и в кожаном фартуке, тщательно подметал тротуар и недовольно зыркал чернущими глазами по сторонам. Отчего делался совсем уж похожим на лесного разбойника, как их показывали в многочисленных фильмах.
Людей на улице было много, некоторые спешили куда-то, чаще те, на коих красовалось сюрко с клановым знаком и те, что носили спецодежду, кольчуги, какие-то бронежилеты или нечто маготактическое, а за спинами имелись тощие и набитые под завязку рюкзаки. Эти господа часто были сплошь увешены холодным оружием, словно новогодние елки игрушками.
Местные, одетые не по-походному или боевому, а в обычную одежду, чаще что-то из классики, прогуливались, сидели на многочисленных скамейках и за деревянными столами в летних кафешках, читали газеты, переговаривались и так далее, далее, далее.
Но кинжалы и ножи зачастую, если судить по ножнам, крайне причудливых форм, имелись у каждого, включая женщин, подростков и детей младшего школьного возраста. Последних было немного, но все же…
По другую сторону тротуара росли напоминающие кипарисы деревья, усыпанные розовыми и белыми цветами, размерами с десятикопеечную российскую монету. От них исходил терпкий и одновременно какой-то тонкий, но очень приятный аромат. Огромные пчелы и шмели создавали настоящий самолетный гул, собирая нектар.
Нередко проезжали конные экипажи, копыта лошадей стучали по мостовой. Вообще, окружающая реальность напоминала специфические, но отлично проработанные декорации к фильмам про конец XIX-го, начало XX-го века. Пока еще окончательно не верилось, что смартфоны, компьютеры, ноутбуки, интернет — все-все достижения земной цивилизации для меня остались в прошлом. Будущее же — туманно.
На нашу группу местные не обращали внимания, и только я удостаивался где презрительного, а где и удивленного взгляда. Что не мешало мне крайне внимательно рассматривать все и всех. Насчет же внешнего вида практически не комплексовал. Доберусь до своего нового обиталища, отмоюсь, а там посмотрим.
Отметил с каким-то детским удивлением очень важную деталь — на лицах горожан не отражалась печать безнадежности, некой обреченности, озлобленности ли. Это было бы логично, учитывая рассказанные кураторами ужасы о местных реалиях, как и о вероятности сдохнуть, приближающуюся к абсолютным значениям.
Нет, люди не улыбались постоянно, будто пережравшие психотропных средств или надышавшиеся сладкого чуйского дыма, а испытывали вполне обычные эмоции — где-то радость и веселье, где-то озабоченность и серьезность, где-то злость и ярость…
Норд-Сити именно жил, а не выживал, доедая последний…, пусть будет — «корень жизни» без соли. И вот эта обыденность, повседневность ли позволила не погрузиться окончательно в глубины депрессии (чему способствовало собственное положение, практически рабско-скотское), рождающей безнадегу, коя порой океанскими штормовыми волнами захлестывала и перехлестывала с головой. Топила. Огромный долг, вероятность подставы со стороны наставников, со смертельным для меня исходом, еще, до кучи, постоянно возможное наказание плетью тянули на дно пудовыми гирями на ногах, рождая безумные мысли и желание убивать.
Всех! Всё! Вся!
Хотя четко понимал: та же Саманта или Джоре, Никодим и «добрые» доктора, не имели никакого отношения к моему «переносу», если кого-то и винить, то только себя. Радовал, откровенно радовал другой аспект — раз здесь живут, а не существуют, то главная моя цель — не ныть, сетуя на несправедливость бытия, а устроиться, научиться зарабатывать, раз предоставляется такая возможность, взять от обучения все, тем более я фактически за него и заплатил, пусть не по своей воле. Затем отдать долг обществу, по возможности обзавестись жильем. Осмотреться, не пропуская никаких деталей, вникнуть в перипетии на Нинее и, может, открыть какое-то свое дело, которое позволило бы зарабатывать без всякого риска для жизни на хлеб с маслом. Вот еще один вопрос вопросов: а что, собственно, я умею полезного?
Разберусь. Во всем разберусь.
Да, пусть кто-то утверждает, что это мещанство, мечты маленького ничтожного человечка, но у меня не было никакого желания спасать миры и планеты, проникать обратно на Землю, целью бренной сделав поиск некого двустороннего портала, дабы раскрыть перед человечеством страшные тайны и представить весомые доказательства существования другого мира. Рассказать в «честных» СМИ о подлости и паскудности правительств любых государств, содействующих продаже сограждан где в настоящее, а где в долговое рабство.