— Вы парень с мозгами, Сидди, — сказала мисс Джексон, — и я считаю, что мне нет смысла сердиться на вас.
Стенные часы пробили четыре, и умиротворяющий бой их прозвучал как церковный благовест.
— Патти, дорогая, — спохватился Дилл, — мы неблагодарные животные. Мы забыли о человеке, который умножил наше счастье. Одевайтесь скорее, мистер Гребешков ждёт нас в комбинате!
Дилл показал мисс Джексон официальное письмо Гребешкова, которое ещё вечером вручил ему портье вместе с ключом от номера. Гребешков вежливо и настойчиво просил Дилла с женой, — он считал их бракосочетание уже совершившимся, — зайти сегодня днём в комбинат за вещами, сданными в чистку.
— Нужно ехать, — пожал плечами Дилл. — Конечно, можно было бы послать за вещами, но лучше поехать самим. Обижать старикашку нам просто невыгодно. Ссора с ним может дорого стоить…
Это, собственно, было второй, не менее важной причиной примирения с мисс Джексон. Против Гребешкова нужно было выступать единым фронтом. Это Дилл решил ещё в коридоре, перед тем как вернуться к покинутой было невесте.
— Старик, безусловно, рассчитывает на вознаграждение, — говорил мистер Дилл уже в машине. — Он по-своему прав. Мы без разрешения выпили чужую микстуру и ни цента не заплатили. Он может подать в суд. Значит, во-первых, скандал; во-вторых, нас могут нагреть на крупную сумму…
— Что же делать?
— Предоставьте это мне, дорогая, — сказал Дилл. — Мы первые предложим ему деньги. Это будет вдвое благороднее и, следовательно, втрое дешевле.
— А вдруг он обидится?
— Глупости! — фыркнул деловитый Сидди. — Как может нормальный человек обидеться, когда ему кладут в карман тысячу рублей!
— Вы же знаете, Сидди, что у русских загадочная душа, — улыбнулась мисс Джексон. — Вы сами про это писали.
— Кладем ещё тысячу на загадочность души. За две тысячи, дорогая, — засмеялся Дилл, — я берусь разрешить любую загадку!
Глава тринадцатаяРЕШЕНИЕ ЗАГАДКИ
Гребешков с нетерпением ждал журналистов. Он должен был с ними серьёзно поговорить, и, конечно, не о костюмах, сданных в чистку. Костюмы были только поводом, официальным предлогом для вызова. Но американцы опаздывали. Сотрудники комбината уже стали расходиться по домам, а Гребешков все ждал гостей. Варвара Кузьминична зашла за ним в комбинат, чтобы вместе итти домой, когда к подъезду комбината подкатил зелёный «Шевроле» мисс Джексон. Гребешков с официальной вежливостью встретил журналистов и пригласил их в приёмный зал комбината.
Гребешков посетовал на то, что иностранцы появились после окончания рабочего дня и он, к сожалению, сегодня опять не сможет вручить им злополучные костюмы.
— О нет, мы сами виноваты, — сказал Дилл. — За костюмами мы заедем в другой раз. А сейчас просто поболтаем… — И Дилл тут же попытался завязать непринуждённую беседу, Причём непринуждённость его, как всегда, простиралась очень далеко.
Через несколько минут Дилл уже пытался хлопнуть Гребешкова по плечу, уверяя, что он никогда ещё не встречал такого славного и компанейского парня, как Семен Семенович.
— Мы с вами отлично сойдёмся, — кричал он, — вот увидите!
Компанейский парень вежливо наклонял седой хохолок.
— Конечно, конечно, — говорил он, незаметно убирая плечо из-под удара, — я со своей стороны надеюсь, что наша встреча будет проходить в обстановке взаимопонимания…
Семен Семенович не зря регулярно читал в газетах дипломатические коммюнике. Сейчас, оставаясь безупречно вежливым, он пресекал излишнюю фамильярность.
Тем временем беседа, естественно, перешла к бессмертию, и Семен Семенович осведомился, как именно мистер Дилл намерен распорядиться своим долголетием.
— Не беспокойтесь за меня, старина! — весело сказал Дилл. — Я брошу журналистику и займусь делами.
— Вы собираетесь бросить свою профессию? — переспросил Гребешков.
— Профессию? — удивился Дилл. — По-моему, основная профессия каждого человека — это делать деньги! А способ не важен!
Неплохо сказано! Мистер Дилл чувствовал, что он в ударе. Кажется, пора приступать к деловым переговорам.
Для начала он предложит этому старикашке две тысячи, нет, зачем же сразу две тысячи… сначала тысячу рублей. Решено.
— Извините, пожалуйста, — услышал он в этот момент мягкий голос Гребешкова, — но я хотел бы поговорить о делах.
— Пожалуйста! — упавшим голосом сказал Дилл.
Все пропало! Старый пройдоха опередил его и завладел инициативой.
— Речь идёт о вашем бессмертии, — начал Гребешков.
— Я догадываюсь, — кивнул Дилл, — валяйте дальше!
Им овладело тупое равнодушие. Сейчас старик его разденет. А он бессилен.
— Ваше долголетие, — продолжал между тем Семен Семенович, — представляет огромную ценность для человечества.
«Я так и думал, — вздохнул Дилл, — старый ростовщик уже начинает набивать цену».
— В прошлый раз, в спешке, я не сказал вам самого главного… От волнения я тогда сам забыл об этом. — Семен Семенович встал, откашлялся и нервно поёрзал подбородком по острым краям своего крахмального воротничка. — Дело не только в личном бессмертии. Я не сказал вам, что отныне вы являетесь источником долголетия. Через три месяца из разных ваших желез можно будет выкачать специальные бессмертные вытяжки для других людей.
— Вот как? — заинтересовалась мисс Джексон и подсела поближе.
Мистер Дилл вздрогнул. Он мгновенно охватил все коммерческие опасности своего положения. Рекламная монополия сколоченной с таким трудом фирмы «Дилл и Джексон» ставилась под удар.
— Вы хотите сказать, — переспросил он, — что моё бессмертие может получить ещё кто-то?
— Конечно, — подтвердил Гребешков, — Причём без всякого ущерба для вас!
«Без всякого ущерба! — Дилл внутренне усмехнулся. — Ну, нет. Сидней Дилл не такой дурак, чтобы швыряться своим бессмертием и создавать себе конкурентов на каждом шагу. Но каков старик! Приберёг такой козырь! Теперь меньше чем за пять тысяч он не отвяжется!..»
— Вы понимаете, — продолжал Семен Семенович, — вы послужите человечеству, и это ничего вам не будет стоить.
«Семь! — решительно отметил про себя Дилл. — На меньшее он не пойдёт».
— Я все понимаю, мистер Гребешков, — сказал он, и подлинное волнение послышалось в его голосе. — И я очень благодарен вам за себя, за мисс Джексон и за человечество! И я хотел бы практически…
— Вот именно, практически, — подхватил Гребешков, — за этим я и пригласил вас…
«Десять тысяч! — мелькнуло в уме Дилла. — Десять, или все рухнет».
Он хотел было уже назвать эту цифру, но Гребешков опередил его.
— Я хотел спросить, когда мы с вами пойдём в соответствующий институт?
Это был неожиданный удар. Старик явно хочет сам отхватить бессмертие. Дилл растерялся и даже не сразу сообразил, чем он может откупиться.
— В институт? — с неловким удивлением пробормотал он. — Зачем же сразу в институт?
— А как же? Вас должны взять под наблюдение. — Гребешков устремил на него чистые голубые глаза. — Из ваших желез ведь должны впоследствии сделать вытяжки.
— Видите ли, мистер Гребешков, — уклончиво сказал Дилл, — мы должны подумать. В конце концов мои железы — это моё внутреннее дело. И никто в них не может вмешиваться. Я простой парень, и я деловой человек, мистер Гребешков, но я никому не позволю посягать на свободу моей личности…
Это был вызывающий отказ. Семен Семенович понял это и побледнел.
— Это не свобода! — крикнул он тонким голосом. — Это низость! Вы не смеете зажимать в себе бессмертие! — Губы его задрожали, и он уже занёс сухонький кулачок, чтобы стукнуть по столу, но вспомнил о дипломатических нормах и сдержался.
— Возможно, — почти спокойно ответил Дилл. — Но в данном случае вы, старина, не лучше меня. И вы своими красивыми словами меня не проведёте. Вы хотите вытянуть из меня бессмертие для себя… Но позвольте мне заботиться о моем здоровье так же, как вы заботитесь о своём.
— О своём?! — Семен Семенович покраснел, потом побледнел и вдруг неожиданно тихо сказал: — Да, мы не понимаем друг друга… Я не о себе забочусь, мистер Дилл! Нет! Я требую, чтобы вы сдали свои вытяжки государству! — голос его окреп. — Я вас приглашаю в государственный институт, а не к частной акушерке, господа! И я требую немедленного ответа, пойдёте вы или нет?
В его маленькой фигурке было столько непреклонной решимости, что Варвара Кузьминична невольно залюбовалась им.
— Не волнуйтесь, мистер Гребешков, — неожиданно вмешалась мисс Джексон. — Скажите, мои эти… выжимки… тоже годятся?
— Конечно, — сказал Семен Семенович, оборачиваясь к мисс Джексон.
— Хорошо, — сказала мисс Джексон. — Я подумаю. Ведь у нас есть время?
— Видите ли, — осторожно сказал Гребешков. — Это у вас есть время. Если вы примете решение даже через двадцать лет, я уже не смогу вас проверить… Правда, древние кельты настолько верили в загробную жизнь, что даже одалживали деньги с просьбой отдать их на том свете. Но я не кельт, господа. И я не верю в загробную жизнь… Я хотел бы покончить с этим вопросом ещё на этом свете…
— Не будем попусту ссориться, старина, — примирительно сказал Дилл, — поговорим спокойно и попросту… Я не понимаю одного: раз вы сами не претендуете на долголетие, какого чорта вы путаетесь в это дело? Какая вам выгода?
— Я знаю, что вы не понимаете, — волнуясь, сказал Гребешков. — Я объясню. Я маленький человек, господин Дилл, и, может быть, на меня не стоит тратить бессмертия, во всяком случае, в первую очередь. Но я думаю о других. Оглянитесь кругом… Великий художник умирает, не закончив своей замечательной картины… Сейчас время для него дороже всего. Дайте ему бессмертие, и мир получит прекрасное произведение… Я буду смотреть на эту картину, и это будет моя выгода… Или, скажем, изобретатель. Он потратил всю свою короткую жизнь на поиски новой энергии. Остался последний расчёт. Ему нужно всего десять лет. За них он отдаст все. Подарите ему эти годы, и мы будем летать на Луну или на Млечный Путь. Отгоните смерть от хороших людей, и они украсят пашу жизнь и жизнь наших детей.