Вертолет дернулся, и Мирзапур завалился на сидящего рядом Араша.
— Пуск с левого борта… Отстреливай ловушки, Ахмад!!! — заорал кому-то пилот, бросая машину в противозенитный маневр.
Слева от вертолета ослепительно вспыхнуло, и «Ми-17» основательно тряхнуло.
— Есть!
— Пуск справа, два пуска! — снова заорал пилот.
Две ракеты «Стингер» настигли вертолет во время очередного маневра. Взорвавшись одновременно, они разорвали корпус винтокрылой машины пополам, оторвав хвостовую балку.
Последнее, что увидели в своей жизни полковник Мирзапур и его бойцы, — к ним стремительно приближалась земля древней Вавилонии, обильно политая кровью десятков поколений его предков.
Глава 23Германия. Окрестности Галле. 24 августа
Над Центральной Европой бушевал циклон, пришедший с севера Атлантики. Метеорологическая служба обещала несколько суток такого проливного дождя и холодного ветра. Природа, сама того не желая, предоставила сражающимся войскам дополнительный отдых. Подтянуть тылы, отдохнуть, зализать раны. Не стоит воевать, если видимость не превышает трех-четырех метров. Очень опасно: своих можно покрошить.
Приказ из штаба корпуса требовал держать силы в кулаке, ожидая в любой момент прорыва союзников из берлинского района. В Москве в этот момент шли грандиозные словесные баталии, где боролись две диаметрально противоположные точки зрения на сложившуюся вокруг Берлина ситуацию.
Первый вариант, который отстаивал начальник Генерального штаба, предполагал: не затягивать горловину образовавшегося мешка у Магдебурга и Штендаля, а дать союзникам самим выйти из оперативного окружения, затем, преследуя отступающих параллельным курсом, добить на так называемой Брауншвейгской равнине, используя превосходство в огневой мощи и мобильности. После чего с сопротивлением на западе было бы покончено. Второй вариант, естественно, предлагал главком Сухопутных войск: наоборот, ударить навстречу из Галле и Перлберга, полностью замкнуть кольцо и раздавить союзников постоянным огневым воздействием. Обе стороны приводили веские аргументы.
План Усольцева был быстр и удобен. Бронетанковые силы, поддержанные армейской авиацией, должны быстро расправиться с отступающим противником, вися у него на флангах. Как монгольская конница в битве на реке Шайо[88].
Но были и минусы. Корпуса, преследующие противника на его территории, окончательно отрывались от баз снабжения и обеспечения, которые находились еще в Польше. К тому же союзники могли собрать всю ударную авиацию и АПЛ с крылатыми ракетами, могли здорово потрепать колонны на марше и позволить своим войскам оторваться от преследования.
Схема Суханова была проще и тяжеловесней. Замкнуть кольцо и давить, давить… «Смерчами», «Ураганами», «Искандерами».
— Людей сохраним, и не выйдет из Берлина никто. Придавим на месте. ПВО отработает, авиация не достанет. Спокойно кампанию докончим.
— Не выйдет спокойно. Вспомни Варшаву, Суханов. Вспомни Краков. Почти три недели осады. Здесь драться до конца будут. Завязнем. А времени нет.
— Исландия их держит, господин генерал армии, — ощерился Суханов. — Время есть.
— Не удержит долго. Потеряем мобильность, провалим уже победоносную кампанию. Пусть вылезут из берлоги, добьем на бегу. И время сохраним, и людей.
Громов об этой дискуссии, происходящей в Москве, конечно, не знал, но прогрызать оборону американцев и немцев ему не особенно хотелось. Хватило воспоминаний деда, отставного подполковника, прошедшего от Орла до самого Берлина. Войну он вообще вспоминал редко, а уличные бои в Берлине вспомнил только один раз. Исключительно нецензурно. Ему тогда повезло. Болванка, выпущенная из «РаК-50», попала в моторно-трансмиссионное отделение «тридцатьчетверки», пощадив экипаж. Многим его друзьям, прошедшим войну от самой Курской дуги, повезло меньше. То, что от них осталось, ныне захоронено в парке Тиргартер.
«Нет, в Берлин лезть нельзя. Умоемся кровью. Пожгут с верхних этажей». — Громов уже хорошо изучил американцев с немцами. Тяжелые бои их не пугают, пугают неожиданные тактические ходы. Тогда они теряются и начинают паниковать. Вон пятый корпус до упора в Варшаве сидел, несмотря на каждодневные удары «Искандеров» и артобстрелы. А там всего три бригады неполные было.
Полемика в Центральном командном пункте шла почти час, пока Стрелец не остановил разгоряченных генералов и не дал слово пока молчащим разведчикам.
Шеф ГРУ, генерал-полковник Нестеров, чуть наклонив вперед седую голову, ткнул лазерной указкой в район Берлина.
— На северном фланге над нашими войсками нависают английские, канадские и австралийские части — приблизительно четыре бригады, объединенные под флагом первой бронетанковой дивизии Ее Величества. Есть поляки, но они деморализованы длинной чередой поражений. В отличие от англосаксов. Последние, наоборот, отлично вооружены, обучены и не понесли серьезных потерь. Южный фланг… — Точка лазера сместилась в Саксонию. — Здесь французы, итальянцы, испанцы, португальцы. Боеспособность близка к нулю. Желания драться нет, как и оставаться в Восточной Германии. Французы к тому же понесли тяжелые потери в боях на польской территории. Мнение аналитиков…
— Меня интересует не мнение абстрактных аналитиков, господин генерал-полковник, а ваше личное мнение… как руководителя военной разведки, — поправил Нестерова Стрельченко.
Нестеров кашлянул. Волнуется, значит, чувствует персональную ответственность.
— Мое мнение — Уолт обязательно даст приказ на прорыв и отход за Эльбу. Это позволит объединить наконец все его войска под единым командованием, уплотнить боевые порядки, улучшить управление и снабжение союзников и встретить нас за естественным рубежом. Лишить маневра.
— А Берлин?
— Нет смысла его удерживать. Со стратегической точки зрения после прорыва на флангах он уже ничего не стоит. Ловушка. Главное — не допустить продвижения наших войск в Западную Германию. Сейчас не восьмидесятые годы, наземных сил у НАТО — кот наплакал, боеприпасов — тоже. Руководство Евросоюза и Германии, Франции, Испании, Нидерландов и Италии требуют оставить Берлин и защищать Западную Германию. Понимают, что это прямой путь к ним домой. Повторяю, я за первый вариант. Пусть бегут, мы их встретим.
— Какие силы сейчас на Эльбе?
— Никаких… Две недоукомплектованные легкие бригады.
— Как вы войска снабжать будете, Нестеров? Не дай бог, в Польше полыхнет, все коммуникации перережут. От Берлина нельзя уходить. Здесь и ПВО, и Польша рядом. Если выпустим натовцев из Берлина, точно война затянется, — вставил недовольный Суханов.
— Неверно, Суханов. Бегущих убивать проще. Пойдем параллельным маршрутом, на их плечах ворвемся за Эльбу. Сделаем все правильно — не с кем дальше воевать будет. Нет у нас времени, чтобы осадой Трои заниматься, — ответил за начальника ГРУ Усольцев.
— Все, господа. — Стрелец несильно хлопнул ладонью по краю стола. — Есть еще пара обстоятельств. Во-первых, по данным СНБ, восстание в Польше действительно случится в ближайшие день-два. Во-вторых, в ближайшие сутки будут мятежи мусульманской молодежи от Берлина до Парижа и Лондона. Поляки, узнав о падении столицы Германии и бегстве союзников, заткнутся сразу. Уличные бои только придадут им храбрости. Выпускаем ублюдков на равнину, пусть рискнут уйти целыми. Есть у нас козырь в рукаве. — Стрельченко помолчал и добавил: — Исландию им никто с рук спускать не собирается.
Приказ на начало наступления в девять тридцать по среднеевропейскому времени пришел в три часа ночи. Прочитав сообщение, доставленное хорошо известным вестовым на БРДМ, Громов выругался, прочитал снова и, взяв сигарету, выбрался из «Динго» на прохладный и влажный воздух.
Затянулся, разглядывая вывешенные в каждом окне белые простыни. Город Галле взяли без боя. Без единого выстрела. «Это же не Польша — культура, мать их… — рассуждал Громов. — Ляхи — народ шебутной до ужаса! Чуть чего не так, сразу рокош, мятеж по-нашему. А немцы — у них все по порядку. Что людей убивать, что машины делать. Если Бундесвер отошел, сразу дисциплинированно белую простынку в окно. Никакой партизанщины. Вот она, вопиющая разница между немцами и славянами. Тот же Лейпциг и Дрезден тоже сдались без сопротивления. Бургомистры вынесли ошалевшим гренадерам ключи на атласных подушечках. Как в кино, ей-богу!»
Задача была простой — выдвинуться на Запад и перехватить союзников. Не дать отступить в полном порядке. В помощь выделят эскадрилью «Ту-22М3» с вундерваффе на борту. Главное — не попасть под собственный электромагнитный импульс и не обездвижить бригаду.
— Какая-то хрень в Берлине творится, командир. — На стол Громова легла разведсводка. — Пальба по всему городу, отмечены взрывы и поджоги.
— А подробнее никак?
— Непроверенные данные есть. От соседей. — Начальник разведки скосил глаза.
— Что наши последователи железного Феликса говорят?
— Полный, извините за выражение, акбар! «Муслимы» взбунтовались. Грабят все напропалую. Полиция сунулась — по ним из «калашей». Тысяч десять, говорят, вылезло.
— Охренеть… Вот контора работает! Даже в Берлине устроили бунт! Бородатая революция.
— Да вот еще, командир. Союзники срочно госпитали начинают выводить… Боятся «мусликов»… Да и все население, что в городе осталось, тоже бежит.
Вот оно. Вот смысл последнего приказа Генштаба. Беженцы, напуганные мусульманским мятежом и резней, забьют все дороги, осложняя отход третьего американского корпуса к Эльбе. Еще и раненые, которых надо срочно вывозить.
Танк М1А2 сержанта Глисона, завывая турбиной Honeywell AGT 1500, полз по автобану, возглавляя колонну бронетехники 2 HBCT Warhorse четвертой механизированной дивизии армии США. Дивизия, сильно потрепанная у Дрездена при попытке локализовать прорыв, теперь отступала к Эльбе, сопровождаемая огромной толпой перепуганных беженцев. Большинство жителей столицы Германии и ее окрестностей не удрали на Запад, остались в своих домах, дожидаясь русских. От них ничего плохого не ждали: Берлин не бомбили ни разу, война не выходила из цивилизованных рамок. До сегодняшнего утра, ко