Третий армейский корпус армии США, вернее его остатки, и обескровленные подразделения Бундесвера откатывались на запад, даже не думая об организации промежуточного рубежа обороны. Они просто не успевали. Управление было нарушено, противник атаковал беспрерывно, авиация ничем помочь не могла. Генерал Уолт, надрываясь, орал на дежурного офицера, требуя соединить его, Уолта, с председателем ОКНШ адмиралом Миллером.
Все с первого дня пошло не так. Вместо седьмой полевой армии в составе трех корпусов и десяти расчетных дивизий в Европе оказалось только два корпуса. Причем пятый армейский мог считаться максимум дивизией. Из элитного восемнадцатого воздушно-десантного корпуса сюда, в Германию, не прибыло ни одного человека. Все увязли в боях на территории США и в Венесуэле. Но этого мало.
Объединенный комитет начальников штабов ничего лучшего не нашел, как приказать пятому корпусу удерживать Варшаву. В политических целях. Дробя и без того ослабленные силы EUCOM. Надеялись на своевременное прибытие резервов из США. Будь седьмая армия в полном составе, блицкриг русских захлебнулся бы еще на Висле. В итоге «иваны» окружили Варшаву и спокойно встретили контрудар третьего корпуса Коуна, оглушив и ослепив электромагнитным импульсом. Как выяснилось, просто сделать посмешищем и наголову разбить сильнейшую армию в мире.
Уолт был уверен, что мятеж в южных штатах, наступление талибов в Афганистане, вторжение Ирана в Междуречье и бои в Европе связаны между собой.
«Сучье ЦРУ! Шпионы вообще не чешутся, раз проспали такой заговор. Хотя „иваны“ тоже хороши, — размышлял Уолт. — Один десант на Исландию чего стоит. Действуют вопреки традиционной стратегии и тактике. Атакуют превосходящие силы, пользуются нерешительностью европейцев, навязывают встречные бои. Парализовали нашу авиацию, постоянно атакуя авиабазы крылатыми и баллистическими ракетами. Знают наши уязвимые места и методично бьют по ним. Остановить их можно, только применив энергию ядерного распада».
— Приветствую. — Голос адмирала был еле слышен из-за помех.
— Здравствуйте, сэр. Не скажу, что день добрый…
— Уже в курсе, Уолт. Должен вам сообщить. Вы отстранены от командования. Новый главком прибудет в Германию через сутки.
Уолт неслышно вздохнул. Вот и все. Блестящая карьера псу под хвост. Из-за вашингтонских идиотов. Но парней надо спасать.
— Адмирал, сэр… Требую разрешения применить ядерное оружие, чтобы сдержать наступление противника. Настоятельно требую. Обстановка складывается критическая. Над третьим армейским корпусом нависла угроза полного уничтожения. Хочу обратить внимание на полное бездействие союзников.
— Нет, генерал, — было слышно, что Миллер волнуется.
— Миллер, черт возьми, речь идет о десятках тысяч жизней. Если мы не остановим русских в ближайшие часы, новому главкому некем будет командовать. Нужно спасать положение. Как в Исландии.
— Вы не поняли, Уолт? Нет значит нет. Вы многого не знаете. Не знаете, чем несколько секунд назад русские нам ответили. Базы на Гуаме больше не существует. Уничтожена ядерным ударом с подводной лодки. «Иваны» не стали размениваться на воздушный ядерный взрыв.
У генерала перехватило дыхание, рука нервно рванула пуговицы на форменной рубахе.
— Это еще не все, генерал, — безжалостно продолжил Миллер. — У нас «Радуга». Захват ядерных боеприпасов и нападение на штаб Глобального ударного командования.
— Русские, сэр?
— Да вот хрен! Похоже, что мексиканцы. Или еще какие-то недорезанные поклонники Кастро или Уго Гомеса. У нас образовался еще один фронт. Про Европу надо забыть. Пусть кувыркаются как хотят.
Двадцатая танковая бригада пробилась к Эльбе через отступающие колонны союзников и, ощетинившись орудийными стволами, намертво встала на берегу, полностью блокировав возможность отхода. Осталась одна возможность — уходить налегке. На бегущих людей русские обращали мало внимания, охотились за дорогостоящей техникой. В Генштабе никто не верил в массовое движение «окруженцев» среди западных военнослужащих.
Тяжелая бригадная группа Warhorse рвалась на запад, подобно волку, угодившему в капкан. Серый хищник откусывает себе лапу, стремясь к свободе, обреченный вырваться или погибнуть.
Остатки роты «Альфа» были на острие удара, когда попали под прицельный огонь «Барсов», ждущих их в лесополосе. Танку Глисона не повезло сразу. В его «Абрамс», идущий во главе колонны, подряд угодило два БОПС. Один угодил в борт, другой — в заднюю часть огромной квадратной башни. Издалека это, наверно, было похоже на полет скоростных светлячков.
Каждый такой светлячок развивал скорость больше тысяча семисот метров в секунду, прошивая практически любую бронезащиту на дистанции до двух километров. Механизмы заряжания «Т-80» исправно дослали очередной снаряд, но «Абрамсу» Глисона было уже достаточно.
Раздался оглушительный хлопок, и Глисона обдало раскаленным воздухом и какой-то горячей жидкостью. В наушниках слышалось шуршание и треск помех, дышать было совершенно нечем. С трудом отвалив люк, сержант вывалился на крышу башни, с жадностью вдыхая кислород. Затем оглянулся. Танк, отчаянно дымя, словно пароход, продолжал ползти прямо на русских. Обернувшись, заглянул обратно в люк. Экипажа больше не было. Их просто размазало внутри бронированного корпуса. Кто-то из них непроизвольно послужил щитом, который принял основной удар на себя, спасая Глисона.
«Надо сваливать», — подумал сержант, спрыгивая с башни танка. И через секунду в танк врезался еще один бронебойный «светлячок», пробив корпус по диагонали.
Очнулся Глисон от воды, что текла ему на лицо, и от разговоров на чужом языке. Рядом стояли трое, один поливал ему на лицо воду тонкой струйкой из пластиковой бутылки.
«Русские! Плен!» — сразу понял Глисон, отмахиваясь от лившейся на лицо воды. Русский усмехнулся, убрал бутылку и сделал движение стволом автомата. Вставай, мол…
Через полчаса Глисон давал показания тощему очкарику, сносно говорившему по-английски, на маленьком стадионе, превращенном русскими в фильтрационный пункт для военнопленных. Здесь были врачи и полевая кухня. Выслушав Глисона, забив данные в ноутбук и сфотографировав его на цифровую камеру, очкарик протянул ему пачку гигиенических влажных салфеток и сказал:
— Оботритесь, сержант, вы весь в крови… Должен вам сообщить, что вы находитесь под защитой международного права, согласно Женевским конвенциям. Все, проходите на футбольное поле и возьмите памятку.
— Какую памятку?
— Поведения в плену. Вы не на курорте, здесь адвокатов нет. Соблюдайте правила, и все будет хорошо.
Еще через пару часов его в числе двухсот американцев построили в колонну и погнали на восток.
— По-моему, всё, господин генерал! — Начштаба Слепнев облегченно улыбнулся и снял тактический шлем, потирая рукой редкие, взопревшие от пота волосы. — Противник полностью дезорганизован и потерял большую часть техники. Французы, вместо того чтобы ударить нам в тыл, отходят без сопротивления.
Громов удивленно качнул головой:
— Ты что-нибудь понимаешь, Слепнев? Вся эта кампания с самого начала — сплошная авантюра. Французы вообще после недели боев только и знают что бегать.
— Думаю, надеялись на американцев. А у американцев — ж…
Диалог прервало сообщение из штаба корпуса. Пробежав его глазами, Громов вздохнул:
— Рано мы с тобой радуемся. Наши их авиабазу «Андерсен» на Гуаме с помощью ядреной бомбы с говном смешали. Сейчас штаб корпуса предупреждает о возможном ответном ударе.
Новый приказ по бригаде пришел чуть позже:
— Выдвигаться строго на юг. Занять район Лейпцига и Кемница.
— Ясно, господин генерал. Обеспечиваем фланги. Правильный ход.
До Лейпцига по прекрасным автобанам дошли за два часа вместе с колонной первой тактической группы. Дороги были пусты, не считая брошенных автомобилей беженцев. Громов оглядел внушительную колонну «Барсов», ползущих по автобану, и беспилотники, кружащие над головой, и расправил плечи.
«Не, господа хорошие. Болт вам в зубы, не остановите вы нас». Подтверждением его мыслей были белые флаги, встречающие русские танки на каждом аккуратном, добротном немецком доме.
Глава 24Мексика. Окрестности Монтеррея. 24 августа
— Задачи такие: поддержать огнем третью HBCT Sledgehammer. Парни генерала Шеллмана собираются брать этот городок с ходу. Чиканос собираются драться до последнего, но это их мечты. Всем известно, какие они вояки.
Роджер Логан в другое время, может, и усмехнулся бы, но сейчас ему, как и другим пилотам «Апачей», было не до смеха. По двум причинам. Во-первых, в армии США служило много мексиканцев, и большинство из них совсем не стремилось воевать за звездно-полосатый флаг против своих соплеменников. Вот в русских или арабов стрелять — пожалуйста, в своих — упаси бог.
Поэтому испаноязычные стали из армии тикать. Причем хорошо, если тихо и без оружия. Но бывали и противоположные случаи. Вот в Калифорния местная Национальная гвардия, наполовину укомплектованная чиканос, разбежалась, порой переходя к боевикам целыми ротами, убивая офицеров и сержантов. Потом из армии побежали афроамериканцы. Также с оружием и боеприпасами, присоединяясь к бандам черных и мулатов, действующим в крупных городах. Следом побежали белые. Что удивительно, не только солдаты и матросы, но — сержанты и даже офицеры. Бежали южане, пробираясь домой и вливаясь в отряды менитменов. Если в армии и в Корпусе морской пехоты еще удавалось держать дисциплину на должном уровне, то резерв и Национальная гвардия стремительно превращались в недисциплинированную, вооруженную и буйную толпу, склонную к грабежу и межрасовым столкновениям. Например, в той же Калифорнии по сигналу в части явилось менее трети резервистов. В Юте — половина, в Небраске — менее сорока процентов. Предпочитали отсиживаться дома, защищая свою семью, чем воевать у Басры, драться с русскими на Эльбе или ловить талибов. Военная полиция сбилась с ног, разы