К чему вообще воевали? Нет, пусть бумажку подпишут…
Генерал сплюнул в сторону старого дивана, стоящего в углу.
— Да тут еще Исландия… Только что оттуда. Там плохо, Артем. Американцы, когда ядреным оружием жахнули, здорово нам связь и ПВО повредили. Не так, как мы у них в Европе, но достаточно. Наша оборона уже сыпаться начала… И флот тоже, думаю, обречен. Румянцев и его десант держатся, «слава ВДВ» и все такое — только понятно, что помощи никакой не будет.
— А вы?
Генерал ответил неожиданно зло, будто Пшеничный его в трусости обвинил:
— А меня в Москву выдернули. На спецзадание. Одного! Весь сорок пятый гвардейский полк там остался. Под Рейкьявиком. Я хотел хотя бы одну группу с собой забрать, приказ был лететь одному.
Пшеничный отвел глаза. Неприятно, когда генерал перед тобой оправдывается. Тошно…
— Ты глазами не зыркай, майор. Сам знаю, как это звучит, чай, не пионер. Вроде как людей бросил и в тыл сбежал.
Болдин почесал шею и потер мощный загривок. Минуты две висела неприятная пауза.
— Тебе фамилия Дерюгин что-нибудь говорит, Артем?
— Нет, а должна?
— Хорошо, попробуем так. Гвардии полковник ВВС, дважды герой Руси Сергей Арсентьевич Дерюгин тебе знаком?
Пшеничный кивнул. Вот так — знаком. Еще бы незнаком, летчик-штурмовик, герой бесконечной Кавказской войны и Украинского конфликта. Знаменит тем, что в ходе боев под Киевом и Житомиром на штурмовике «Су-39» сбил несколько вертолетов и даже один «Еврофайтер». Самый молодой полковник в ВВС, после академии командовал полком на Дальнем Востоке, оснащенным новейшими бомберами «Су-34». Причем летал сам, предпочитая кабину бомбардировщика нудной бумажной работе.
— Так сбили его, майор. Здесь, над Казахстаном, и сбили. А Дерюгин этот — символ, можно сказать. И лично сам… — Палец Болдина указал наверх. — Понял, Артем? Лично Стрельченко отдал приказ вытащить Дерюгина из китайского плена. Нельзя допустить, чтобы нашего лучшего пилота по всему Китаю в клетке возили, как медведя циркового, напоказ. Прикинь, чего народ подумает? Ладно бы погиб как герой — другое дело. А здесь — плен. Нехорошо.
— Нехорошо, Петр Сергеевич. Только я здесь при чем? Мои люди на общевойсковой бой заточены. Мы же не «Альфа» — заложников освобождать.
— Знаю, пластун. Только с «Альфой» я не работал. А мои ребята — за океаном, в Исландии. Вот и получается, Артем, что я могу опираться только на тебя. Я доверяю только тем, с кем лично работал. Поэтому и вызвал. Кавказское братство, сам понимаешь…
Пшеничный задумался…
— План уже готов?
— Да. Пойдем, ознакомлю.
Артем кивнул, не зная, что в небесной канцелярии напротив его фамилии уже вывели жирный крест.
В Москве глубокий и стремительный прорыв НОАК на север произвел эффект разорвавшейся бомбы. Никто не ожидал, что китайская армия, уже понесшая тяжелейшие потери в первых боях и не добившаяся своих целей абсолютно нигде, способна на такую смелую операцию.
Главком ОСК «Восток» Лисицын обрывал телефоны в Генштабе, требуя резервов техники или хотя бы применения электромагнитного оружия. Москва требовала одного — держаться, держаться, держаться…
— Долго он не удержится, — наконец резюмировал генерал армии Усольцев на утреннем докладе у главы государства. — Или в эти сорок восемь часов мы остановим группировку Цзоу, или китайцы возьмут Омск и Барнаул. Без вариантов.
— А резервисты?
— Не удержат. Техники мало, опыта ноль. Как ни крути, двадцать первая и сорок седьмая армии НОАК оснащены лучше и уже получили солидный боевой опыт против казахов. К тому же местность открытая, это не Дальний Восток с его дебрями. Резервные части просто размажут по степи. Это не решит проблемы, только усугубит.
— Сколько времени потребуется на переброску десяти-двенадцати бригад с запада?
— Минимум девять полных суток. Плюс организация контрудара… Выбить НОАК обратно, в Семиречье и Казахстан, удастся, но, сами понимаете, два промышленных центра превратятся в руины. Действия китайцев в Хабаровске и Благовещенске показывают, что, отступая, НОАК применяет тактику выжженной земли.
Стрельченко отрицающе покачал головой. Потеря двух огромных промышленных городов, буквально забитых предприятиями ВПК, будет означать разрыв производственных цепочек и катастрофические последствия для военной промышленности. Не говоря про новые потоки беженцев, нарастающий хаос на транспорте и эмоциональный спад у населения.
— Сдавать Омск и Барнаул нельзя, точка. Чарской, что у нас с переговорами в Женеве?
Министр иностранных дел открыл папку.
— Предложений много, но общей линии на Западе нет. США предлагает статус-кво. Германия — немедленное перемирие на наших условиях. Генсек НАТО ближе к американской позиции. Немцы в отчаянии, но США с помощью польского лобби, Франции и Великобритании давят на них, требуют продолжать войну.
— Конкретней, на что согласны немцы?
— Немедленное прекращение огня. Выдачу всех подозреваемых нами в терроризме жителей ЕС, обмен пленными — всех на всех.
— Польский вопрос?
— Германия считает, что это внутренние дела Руси и Польши. Они согласны интернировать всех польских военнослужащих на своей территории.
— Прижало фрицев. Ишь как заговорили, — усмехнулся Суханов, главком Сухопутных войск.
— Мнение Германии интересно, но они пока член НАТО, и на их территории базируется масса войск альянса. Уберем войска с передовой — что мешает НАТО отыграть все обратно? — нервно сказал Стрельченко, потирая запястья. — Значит, так, господа хорошие. Добавьте еще один пункт к переговорам о перемирии. Полный вывод войск НАТО с территории Германии. Чем быстрее, тем лучше. Фрау Метцингер хочет мира? Так его надо заслужить. Усольцев!
— Да.
— Приказ западному ОСК генерал-полковнику Волобуеву. Продолжать наступательные действия до полного разгрома вооруженных сил альянса в Европе. Это первое. Второе — даю разрешение на применения ядерного оружия против группировки Цзоу. Третье — подготовить план эвакуации наших войск с Исландии.
Генералы, адмиралы и штатские чиновники потянулись к выходу, только начальник Генштаба остался сидеть на месте.
— На пару слов, господин президент, — неожиданно сказал он, обращаясь к Стрельченко.
Стрелец слегка опешил от такой наглости, потом махнул рукой, приглашая в свой рабочий кабинет.
Усольцев садиться не стал. Положив портфель с документами прямо на полированный стол и поправив мундир, начальник Генштаба и творец всех побед Руси отрывисто спросил:
— Ты что творишь, Женя? Извини, но это безумие.
Стрельченко посмотрел на генерала армии и сел прямо на рабочий стол, небрежно отбросив сваленные бумаги.
— Кури, если хочешь. — Стрелец поставил на столешницу пепельницу в виде турецкой туфли с загнутым вверх носом.
Только сейчас генерал понял, что нервно шарит рукой по карманам кителя, ища пачку «Кэмела». Черт, Стрелец, как обычно, все замечает сразу и быстро перехватывает инициативу.
— Что, здесь? — оторопел Усольцев.
— Валяй здесь. Чего переживать?! Кто от лучевой болезни помрет, тому рак легких не страшен.
Не успевший толком затянуться, генерал армии выпучил глаза и зашелся кашлем. Глава государства, ведущего борьбу за выживание, изволит шутить.
Стрельченко выждал паузу, потом спросил:
— Так что тебе не нравится, генерал армии?
Усольцев вытянул руку и стал загибать пальцы:
— Мы уже очень глубоко проникли в Европу. Любой шаг на запад — это новые коммуникации, которые надо тщательно охранять. Польша — бочка с порохом, сверху облитая керосином. Народец там и так буйный, а сейчас и вовсе озверел. Если там начнется по-серьезному, то все, амба. Сами из Германии уйдем бегом, чтобы зад прикрыть. Ни немцы, ни американцы, ни остальные сейчас опасности не представляют. Полезем глубже — можем провалиться.
Стрельченко кивнул:
— Твои предложения, начальник Генштаба.
— Отвести войска в Польшу. Германия как буфер. В Польше станем крепко, прижмем панов к ногтю. Украинцы помогут, сто процентов. У них с ляхами — давний косяк. После чего у Волобуева можно половину сил спокойно изымать и гнать на восток.
— А НАТО? Ты, генерал, думаешь: вот отойдем мы за Вислу, встанем гарнизонами — и чего? Война остановится? Да хрена с два. Стоит нам отойти, как фрицы нас тут же пошлют далеко и надолго. Американцы, несмотря на Иран и Мексику, раны через неделю уже залижут, ты сам знаешь, как у них логистика военная работает. Группировку в Европе пополнят. Исландию придавят. И здравствуй, твою мать, второй фронт! Теперь все будет уже по-взрослому, генерал. Американцы нас изучили, сделали выводы. Дать им передышку сейчас — это значит просрать все… Значит, все, что было — зря. И разгром третьего корпуса под Калишем, и прорыв к Эльбе, и Берлинское кольцо… значит, десант и флот гибнут зря. Отступать, не потерпев поражения, отдать стратегическую инициативу — это конец, генерал.
Усольцев молчал. Еще немного — и, казалось, можно услышать в абсолютной тишине кабинета главы государства шум от работы мозга генерала армии.
— Мы не выдержим интенсивных боевых действий на два фронта, Евгений Викторович. Уже не выдерживаем. Ситуация складывается…
— Я знаю, как складывается ситуация! — рявкнул Стрельченко так громко и неожиданно, что Усольцев отшатнулся. — Гораздо лучше, чем ты и твое сборище погонных мудаков с лампасами!
От расслабленности и благожелательности Стрельца не осталось и следа, и сейчас генерал чувствовал себя аквалангистом, столкнувшимся нос к носу с большой белой акулой. Причем голодной акулой.
— Что-то широко разрекламированный стратегический план «Клевер» не сработал, господин начальник Генштаба? — продолжил Стрельченко, очень нехорошо улыбаясь. — Вы его аж три года разрабатывали всем ГОУ, денно и нощно пыхтели и пердели, за три недели планировали к Брюсселю выйти. А, Усольцев? Три недели прошло, враг, ослабленный внутренней смутой, о которой вы, генерал, и понятия не имели, разрабатывая «Клевер», разбит, но не сломлен, до Брюсселя — очень далеко. Теперь вы предлагаете вообще свернуть наступление и отойти в Польшу…