Ярэн замолчал, мрачный. Сигарета в его руках давно потухла, один огарок остался. Мы с Альбо, встревоженные этой речью тоже молчали.
– Десяток лет назад, – сказал Хранитель с нечитаемым выражением лица, – в академии случилась настоящая бойня. Студенты из зеленого и красного общежития что-то там не поделили. Устроили маленькое соревнование. Со счетом шесть трупов против двух победили красные. Но Рада опять все замяла. У нее тоже полно своих людей в Совете Хранителей. Как-никак – все одна большая семья.
– В смысле семья? – не поняла я.
– В прямом. Рада Тарвиус родилась еще в те времена, когда Хранители и Академия были одним целым и занимались одним делом – оберегали магию и покой семи миров. Ее род издавна входил в круг Хранителей, и от Рады ожидали того же. Я знал ее отца, благородный был человек, наставлял меня в начале моего пути. Помню, как он переживал, когда его лелеемая дочурка, такая перспективная девочка, вдруг оказалась запутана в эту грязную историю с Вениром и запретной магией…
Имя показалось мне смутно знакомых... Черт, Венир! Тот самый парень, которого подставил Малум!
Ярэн, видимо, что-то прочитал на моем лице, оживился, чуть ли не принюхался словно ищейка, напавшая на след. Так, спокойствие, только спокойствие, я невинная овечка, ничего такого не знаю, ни в чем таком не замешана...
– Слышала что-то об этом? Давние ведь времена...
– Ага. Я наткнулась на это имя, когда искала информацию о Малуме – ну, том демоне, что вселился в Эби, как нам сказала Рада.
Я рисковала, но... Ярэн Корн мог уже слышать это имя, наверняка слышал. Эйнар говорил, что видели его не раз с Орсоном, а тот мог проболтаться и о последнем слове Арни Торна, и о вызове духа старого алхимика. И чтобы вызывать меньше подозрений, лучше делать вид, что Хранителя я за врага не считаю.
– Вот как... Приятно видеть, что вы проводили собственное расследование, а не просто текли по течению. Вы сильная девушка, Абигейл, и то, как вы беспокоитесь за подругу – так трогательно.
Вроде как и лесть неприкрытая, а я все равно почувствовала удовольствие от пахвальбы.
– Знаете, когда я понял, что проникший в Академию демон – это сам Малум...
Я облегченно перевела дух – значит, точно знал об этом и до моего признания.
– ...тот самый отступник, с которым водила Рада Тарвиус крепкую дружбу во время учебы, то это проникновение демона показалось еще подозрительнее. Но Рада вновь победительница и дело признано закрытым – она поймала того, кого Хранители когда-то упустили, запечатала на этот раз надежно. Так, по крайней мере утверждает она сама, но я боюсь, что...
Ярэн Корн, не договаривая, тяжело вздохнул. А Альбо Фолко, про которого я и забыла, восторженно присвистнул:
– Офигеть! – воскликнул он. – Как все запутанно.
– Зря я вам это рассказал, – покачал головой Ярэн. – Это лишь мои смутные подозрения. Возможно, наверняка даже, ошибочные... Я нередко попадаю впросак со своими теориями заговора. Ох, ребята, знали бы вы как я ненавижу эту работенку... но пока верю, что делаю нужное дело, уже который век, не могу от нее отказаться...
Возвращалась в общежитие я в задумчивости. Ярэн Корн не лгал – или с помощью магии и двусмысленностей лгал так, что мой камень на эту ложь не срабатывал.
И я совсем не знала, кому верить.
Но я знала, что буду делать в ближайшие дни. Вновь и вновь тренироваться с группой, готовясь к загадочному второму туру, изучать наших противников из зеленого, выискивать крохи информации о угасающей магии и героически корпеть над летописями, книгами и газетами с историей академии. Хочу знать ее тайны.
Глава 40. Абигейл
Задание полуфинала вновь до последнего держалось в секрете. На этот раз нашими противниками должны были стать студенты из голубого общежития. Отстающие, как их все называли. Что ж, я честно пыталась принять участие в разведке, но… куда мне тягаться с Мрамором, Фрино и Ивоной? Первый через отца имел доступ к личным делам студентов, второй знал почти весь наш курс поименно и еще до соревнований интересовался тем, кто в какой магии преуспевает, а последняя, как она сама говорила, просто умела слушать. Таким образом я, Орсон, Текка и Рейнар просто мирно учились всю неделю и горя не знали.
Перед выходным же, вечером, учтя суматоху прошлого тура, Ивона собрала нас в гостиной, чтобы рассказать о результатах разведки.
– В общем, все плохо у них там, – вздохнула она, когда мы расселись на скрученном кольцом диване. На этот раз скрутил его Рейнар, научившийся этому приему у Якоба.
– В каком смысле плохо? – уточнила я опасливо. – С ними будет сложнее чем с оранжевыми?
– Да на первый взгляд – мы их как котят слепых уделаем, – хмыкнул Фрино.
– Нельзя недооценивать противника, – проворчал Мрамор. – Но хочу признать, что у них действительно не все хорошо. Всего трое парней, четверо девчонок. Первый парень – староста с Земли, какой-то зачуханный, который вообще в магию до сих пор толком не верит и думает, что с ума сошел. Второй с Готреда – контуженный. Третий из какого-то пинионского дикого племени лесного, разговаривает-то еле-еле.
– Девушки не лучше, – поддержала его Ивона в таком же ключе. – Ну невидимка у них есть там, да. Но с ней вообще все странно…
– А что с ней странного? – удивился Мрамор, а потом, вздохнув, признался. – Ладно уж… на самом деле я с ней знаком. Она со второго яруса Эквариуса, из садов Эллиума. Невидимки – народец полувымерший, скрытный. Я о них раньше слышал только мельком и думал, что они – сказка. Она… ну скажем так, совсем невидимая. Всегда. Только в зеркалах и воде отражается. Так что думаю имеет смысл этими самыми зеркалами запастись. Все что находится с ней в контакте дольше десяти секунд тоже становится невидимым – одежда там, личные вещи. Ну или человек, если она его за руку подержит.
– Вот это хорошая информация! – обрадовалась Ивона. – А то я сколько про ее расу не искала – ничего толком не нашла. Только все равно драться она не умеет, да и с магией у нее слабо. Как и у остальных трех девушек. Одна феечка без крылышек, которой всего-то восемь лет. Вторая – иртенша… ну русалка в общем, которая еле-еле дышит здесь на поверхности. И третья – вэйданская рабыня, которая никак не привыкнет к тому, что она теперь никому не принадлежит.
– Вот мне интересно, – зыркнул Фрино на Текку, – тебя к нам поселили потому что у них в голубом место закончилось или как?
– Брусника тоже удивлялась, почему Текку сюда поселили, – надулась наша зеленая соседка. – Но Якоб сказал, что ошибки нет. Потому что Текка – революно настроенная личность. Он так сказал.
– Революно? – не понял Фрино.
– Революционно, – нахмурился Рейнар. – Мне он то же самое сказал, когда я спрашивал, почему нас с Ивоной сюда поселили. Сказал, что красный – не только цвет опасности и крови, но еще и цвет революции и ярости. Говорят, выходцы из нашего общежития довольно часто что-то меняют, возвращаясь в свой мир. Или привносят новое. К томе же распределение производится магией, которая никогда не ошибается и находит порой в человеке то, о чем даже сам человек не знает.
От этих слов Фрино почему-то крепко задумался, а я вслед за ним. К опасным студентам меня не причислишь – ну да, силы большие, но я вполне из контролирую, и спонтанно, как у Орсона или Мрамора, она не срабатывают. Революцию на Кронусе меня тоже устроить не тянет. Да я вообще мечтала туда больше никогда не возвратиться, если уж честно. Иногда у меня возникал вопрос – что я вообще здесь делаю?
И тут, отвлекая нас от размышлений, входная дверь хлопнула. На пороге показался Якоб – взлохмоченный, запыхавшийся, злой. На плечах у него воротником растянулся черный кот, глаза которого в полутьме ярко горели. Кот, кажется, тоже был зол.
– А ну встали все живо! – скомандовал наш куратор.
Мы вскочили. Видеть Якоба злым нам еще не приходилось, и это пугало.
– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила Ивона.
– Громы и молнии на голову умникам, которые придумали этот проклятый небом турнир! – выругался в сердцах Якоб, и я по достоинство оценила красочность ругательств с Кронуса. – Чтобы им солнце больше не светило, гадам поганым! Эти заразы задание для полуфинала. И, даже если меня выгонят из академии, я просто обязан вам помочь. Иначе травмами дело не ограничится. Фрино.
– Д… да? – ошарашенно откликнулся парень.
– Будешь их учить, – ткнул Якоб в нас пальцем. – Рассказать вам, что эти мрази придумали я не могу, а вот сказать, как выпутаться из этой передряги – могу.
– Что делать нужно? – растерялся Фрино.
– Обычную ментальную знаешь? – уточнил Якоб, а потом махнул рукой. – Да знаешь, что я спрашиваю. Скрути их всех на часок-другой, подними всю муть со дна и пускай учатся выпутываться...
– Это еще зачем? – нахмурился Мрамор.
– А ты, умник, молчи и делай что говорят, – подошел и дал ему подзатыльник Якоб. – И так тут работой из-за вас рискую. Вы мне еще потом спасибо скажете.
– Что значит “поднять муть со дна”? – опасливо уточнила я.
– Плохие воспоминания, – глухо ответил Фрино, стараясь на меня не смотреть. – Не понимаю, зачем, но сделать могу. Только предупреждаю, приятного мало.
– И тебе они потом спасибо скажут, – заверил его Якоб. – Давай, парень, я на тебя действительно рассчитываю. Скрути их даже если они будут брыкаться. Уж у тебя-то, надеюсь, хватит на это силы воли.
– Как скажете, – равнодушно пожал плечами Фрино. – Что ж, я заранее извиняюсь. Начнем с пяти минут...
И, почти сразу же меня накрыло какой-то непонятной волной. В глазах потемнело, дышать стало тяжело. Сначала мне показалось, что над нами погасла лампа… но потом поняла, что не в этом деле. Я не могла пошевелиться, даже пальцем двинуть. Такое знакомое, неприятное чувство. Почти то же самое, что сделал со мной Фрино в тот день, когда вырвался на свободу Малум. А потом я поняла, почему Якоб назвал эту неприятную практику “поднять муть со дна”. С моего личного дна, в которое оседало все, о чем я предпочитала не вспоминать, действительно нечто поднялось.