ведь могли бы попросту в полицию заглянуть — там специальные клещи на этот счет имелись! Но… ведомственная несогласованность сделала своё черное дело — человек провисел на столбе лишние полчаса.
Обрадованные полицейские тотчас же проводили задержанного в отделение.
А в Интернете уже появились фотографии с ехидной подписью.
«Известный своими дурацкими выходками „художник“ публично обделался в прямом эфире!»
Ролик, запечатлевший этот миг, немедленно появился на всевозможных хостингах.
При этом о самом смысле акции никто и не вспоминал.
Пресс-конференцию так и не провели…
А виновник торжества получил два месяца исправительных работ.
После сего печального инцидента, звезда «художника» сильно померкла — к нему (стараниями интернет-комментаторов) прочно приклеилось прозвище «ссыкун». И иначе, как в связи с данным происшествием, его имя более не упоминалось.
А как всё красиво начиналось…
Вот тогда и появился в Москве Франц Кляйн.
Талантливый литературный критик, он приобрел некоторую известность своими интересными статьями и обзорами. Надо отдать должное — вполне грамотными и хорошо написанными. Чувствовалась рука мастера! Вполне возможно, что займись он созданием книг, то и на этом поприще Франц смог бы достичь немалых успехов.
Но… судьба распорядилась иначе.
Он не состоял, разумеется, на официальной службе в каком-нибудь серьёзном государственном ведомстве. Нет, ему вполне хватало и официальных, достаточно высоких, гонораров.
Понятное дело, что реальные его траты несколько превышали эти суммы, но налоговые службы им не интересовались, а всем прочим не было до этого никакого дела. Если уж и налоговикам сей гражданин не интересен, то…
Это был не первый его приезд в Москву. Кляйна знали и здесь — при его участии некоторым «молодым талантливым авторам» удалось получить «путевку в жизнь». Увы, не все смогли ею правильно распорядиться, но вот уж тут вины Франца не имелось никакой. Что мог — то сделал, а дальше работайте сами. К сожалению, именно это слово оказывалось порою совершенно непереводимым на русский язык. Какие-то лингвистические особенности перевода, наверное…
Тем не менее, принимали Франца всегда радушно. Его многочисленные знакомые (преимущественно женского пола) были рады общению с жизнерадостным немцем, который, к тому же, очень прилично изъяснялся по-русски. Так что сложностей в общении не возникало.
— Нет, — смеясь, говорил Франц, — я выучил русский язык вовсе не из-за желания читать Гоголя и Толстого в подлиннике! Их давно уже перевели на все европейские языки. А вот общение с вашими девушками очень много теряет из-за незнания языка!
Большинство облагодетельствованных им авторов именно так и попадали в поле зрения — рассказали девушки. По самым разным причинам, но все они, рано или поздно, что-то начинали делать для своего щедрого и весёлого друга. Он не был, разумеется, ханжой, но и чрезмерно любвеобильным его тоже нельзя было назвать. К его чести, Франц никогда не выдавал имен тех девушек, с которыми бывал (и достаточно часто) близок — здесь он был непоколебим. И не оказывал им повышенного внимания, привлекая на них громы и молнии со стороны окружения. Ибо нравы околохудожественной тусовки были ему хорошо известны… В иной волчьей стае жить куда как более безопасно и комфортно, нежели среди этих милых девушек и приличных молодых (иногда — так и совсем не молодых…) людей. Мы вобщем-то все ценим искусство, да только не всегда готовы рукоплескать собрату от чистого сердца. Ножку подставить… оно как-то даже и привычнее…
«Мне никто не помогал! (и не помогает…) Я сам всего в жизни добился! (добьюсь…) Так отчего же ТЫ должен пользоваться какими-то там благами и грантами? Почему не Я?!»
Приблизительно такими словами можно описать весь происходящий в душе многих таких «творцов» «мыслительный процесс». Который, как правило, возникал в ответ на известие о том, что такой-то получил западный грант на издание своих произведений. То, что для этого, в общем-то, надо иметь хоть какой-то там талант — отвергалось с ходу.
«Гений всегда непризнан толпою!»
Ну, да…
И что?
Большинство средств — именно оттуда и идёт, высокоинтеллектуальные особи, которых, кстати, не так уж и много среди прочих, что-то не спешат вкладывать свои капиталы в раскрутку безвестных поэтов и бесталанных художников.
«Творец должен быть голодным!»
Ну и прекрасно — стартовые условия тебе уже созданы (менее выпендрёжные авторы имеют и другие источники для пропитания), работай!
Опять незадача, что-то не срастается… Не выходит каменный цветок, хоть тресни!
«Истинного творца оценят только после его смерти!»
А здесь-то какие проблемы?
Ложись, да помирай — и жди посмертного признания.
Да, вот что-то не спешат…
Может быть потому, что перед кончиной надо создать что-то нетленное? Наверное… только вот, опять же, как-то вот с созданием не заладилось…
Попросту говоря, Франц работал преимущественно со всякими графоманами. Именно там, как в никаком другом месте, и был нужен вот такой заграничный спонсор. Ибо всем местным указанная публика давно уже надоела до чёртиков.
Вот и варилась эта графоманская тусовка в собственном соку. Периодически пытаясь пропихнуть свои опусы хоть куда-нибудь. И тихо (хотя тоже не всегда) ненавидя своего товарища, которому удавалось иногда это сделать.
А уж тех, кто из этого болота вырвался, ненавидели уже вполне открыто и громогласно. И неважно — ушел ли товарищ в настоящее творчество (за что и получил долгожданное признание публики) или попросту махнул рукой на бесполезное бумагомарание и занялся каким-то полезным делом. Семью, наконец-то, кормить стал…
Первых считали выскочками и зазнайками, а вторых — предателями и слабаками.
Олег Демишин, с которым встречался Кляйн, был на сегодняшний день его единственной целью. Разумеется, эта встреча не стала случайной — молодого специалиста пробовали разрабатывать уже давно. Благо что это было делать не так уж и трудно — в творческих тусовках Москвы хватало болтунов, готовых часами перемывать кости кому угодно. Впрочем, это можно сказать и о любой творческой тусовке, какой угодно страны — данное явление интернационально. Так что и тут нашлось немало осведомленных людей, что серьезно облегчило работу заинтересованным службам. Осторожно выясняли круг его общения, интересы — и искали тот крючок, на который можно подцепить. Понятно, что не сам Кляйн его отыскал — для этой цели хватало и других специалистов. Умные люди составили психологический портрет разрабатываемого, осторожно задали ему некоторые вопросы, на которые получили нужные ответы. Всё это послужило материалом для тщательного анализа.
И только после этого появился на горизонте Франц.
Разумеется, ни в какое посольство он не поехал. Распрощавшись с миловидной спутницей, он, абсолютно не опасаясь никаких возможных «хвостов», спокойно поехал к себе в гостиницу. Поднялся в номер, заказал по телефону ужин и вышел в интернет. Полазил по сайтам, проверил почту и выключил планшет. Ничего предорассудительного… А тут и ужин принесли!
И никаких зашифрованных посланий он тоже не отправлял, докладывая о достигнутых успехах. Контрразведка могла сидеть с ним за одним столом — честному журналисту было нечего скрывать!
А вот нечестный планшет, к которому по сети Wi-Fi подключился сосед Франца, проживавший в соседнем номере, тот и вовсе никаких моральных терзаний не испытывал, по причине полной невозможности к таким действиям. И спокойно позволил скачать всю беседу между журналистом и его собеседником. Ну, да, есть в планшете функция диктофона и она отчего-то в этот раз оказалась задействованной…
Сжатая и зашифрованная запись тотчас же ушла к нужному адресату. Получив подтверждение, сосед Кляйна (обыкновенный инженер, между прочим, никакой не спецагент…), удалил запись и из памяти ноутбука. И даже этот диск зачем-то отформатировал специальной программой… по ошибке, надо полагать?
А вот уж там, куда эта запись попала, всяческих агентов — как обыкновенных, так и специальных, хватало в достатке. И умные люди, хорошо знавшие русский язык, внимательно этот диалог прослушали.
Не один раз, между прочим!
— «Всего парочка»? Хм-м-м… Если учесть, что данный институт, при всей его значимости, является далеко не единственным исследовательским учреждением…
— Да, значит, есть и другие компьютеры — направленные иным адресатам.
— Да, вполне возможно. И где находиться тогда источник, откуда поступает эта техника?
— «Гонять по экрану символы» — стало быть, программа оперирует графическими образами? Не машинным кодом?
— Сочетание образов? В этом что-то есть…
— Но какова же тогда скорость работы процессора? Каким образом устроен интерфейс компьютера, как он преобразует образы в исполнительные команды?
— Если он есть, этот интерфейс…
Но при всех разногласиях, эксперты единодушно высказались в том плане, что данный компьютер, если он попадёт в руки людей знающих, может послужить причиной небывало резкого скачка вперед. Открывающиеся возможности было невозможно переоценить — они были, воистину, грандиозными!
Задача оставалась за малым — получить данное устройство. Никакие возражения русских п о т о м никого не интересовали — дипломаты что-нибудь придумают! Соответствующие специалисты приступили к разработке и всевозможной шлифовке легенды о высокодуховном поэте, который был вынужден бежать в цивилизованную страну из-под гнета всесильного ФСБ. То, что он обязан прихватить с собой и тот самый компьютер, подразумевалось просто по умолчанию. И не беда, что сам поэт про это даже и не подозревал — для этого существуют специальные люди. Указанные мастера уже выехали в Москву и приступили к подготовке операции. Срочно готовилась к печати книга стихов Демишина, для чего права на её издания были затребованы у нынешнего правообладателя. Данная «контора», созданная исключительно для «обувания» подобных графоманов, разумеется, не могла выступать в подобном качестве! Тут требовалось солидное издательство — и таковое немедленно нашлось.