— Анна Михайловна? Добрый день, это Лерочка говорит! Как ваше здоровье? Не расстраивайтесь, это всё пройдёт! А можно вас попросить маму позвать? Хорошо, подожду!
«Господи, как медленно ходит эта старая корова! Всего-то и дел — спуститься вниз! Она там, что, калоши свои надевает? А ведь время-то идёт! И денежки, между прочим, мои капают!»
— Да?
— Мама…
— Ты где?!
— В Берлине…
— Вот там и сиди!
— Мама, что случилось?
— Твой благоверный оказался сущим идиотом! Я всегда тебе это говорила!
— Но ты ведь сама восхищалась его стихами!
— Ума они ему не прибавили! — голос мамы был сух и жесток. — Этот дурак дал себя арестовать КГБ!
— КГБ давно уже нет!
— Да, хоть бы и жандармам! Какая, в принципе, разница, кто у них там заправляет?! Язык надо было за зубами держать и ничего не признавать!
— Мама, что случилось?
— Он арестован по подозрению в шпионаже! И твой разлюбезный немец — тоже! У нас был обыск!
— Что они могли здесь искать?
— Не важно, что они искали — важно, что нашли! У Мишеньки теперь будут неприятности, а ведь он только поступил в МГУ! Нам это удалось с таким трудом!
— Но… что теперь делать? — у Лерочки подкосились ноги, и она опустилась прямо на пол.
— Не знаю! Самая большая глупость, которую ты можешь совершить — это приехать назад! И нам тебе теперь лучше не звонить, наверняка КГБ теперь будет прослушивать весь дом! Уж с этого телефона точно больше не звони! Выбрось эту сим-карту вообще! И телефон тоже! Тебя уже подслушивают даже и в Берлине!
— Но… как меня тогда найдут?
— Кто? Кому ты теперь нужна, кроме жандармов? Твой разлюбезный сидит, Франц тоже… кто будет тебя там разыскивать?
— Мама…
Но в трубке уже зазвучали гудки отбоя. Потом что-то щелкнуло, и телефон замолчал.
Держась за стену, девушка приподнялась на ноги. Олег арестован… и что теперь делать?
Машинально она набрала номер Кляйна.
«Абонент недоступен».
Ах, да… его тоже арестовали.
И что, значит, все мечты о светлом будущем… его теперь не будет?
А в кошельке осталось всего чуть больше ста евро… и на карточке ещё десять тысяч рублей. И всё!
Двое суток нормальной жизни — а что дальше? Куда идти?
В посольство? Исключено! Там сразу арест, Сибирь…
И никого знакомых нет в этом городе. Магдалена?
Но она в Норвегии! Как туда доехать? Ведь не хватит же денег!
И на что вообще теперь жить?
Она бесцельно побрела по тротуару, ещё толком и не понимая, что же теперь делать?
Тусовавшиеся неподалеку от терминала смуглолицые парни переглянулись. Девушка явно не в себе! Перебрала? Или обкурилась? А внешность — так очень даже привлекательная!
Двое из них, самые озабоченные, отлепились от стены и неторопливо последовали за симпатичной обкуренной блондинкой…
Объявленная пресс-конференция молодого поэта из России была отменена устроителями без объяснения причин.
Скрипнула, приоткрываясь, дверь, и майор Харченко поднял голову от документов, разглядывая вошедшего.
— Что у нас сегодня плохого? — прикомандированный к эшелону сотрудник СБУ опустился на стул.
— Да… обычно все. Боец, опять вот, нажрался, скотина! Кто-то ему самогонки подогнал…
— И что с ним?
— Заперли его пока в сарай, проспится — устрою выволочку! Он у меня на брюхе весь полустанок проползёт!
— Всё от безделья, — кивнул опер.
Он, в принципе, оказался вполне нормальным мужиком. Не лез с поучениями и не висел над душою, требуя постоянных объяснений. А то и такие оттуда приезжали умники… Нет, этот был неназойливым и сразу договорился с начальником охраны эшелона о разграничении полномочий.
— Всё, что у вас внутри происходит — исключительно ваше собственное дело! Моё начинается только тогда, когда к вам извне станет кто-то проявлять нездоровый интерес. Своих бойцов можете хоть на дыбу поднимать, мне важно, чтобы груз оставался целым и в неприкосновенности.
Откровенно говоря, эта командировка, при всей её обыденности, давно уже встала Харченко поперек глотки. Казалось бы — ну что тут сложного?
Принять под охрану эшелон с неким грузом, довести до Одессы и обеспечить погрузку на корабль. Содержимое вагонов — здоровенные деревянные ящики, наспех сколоченные и свежеокрашенные в темно-зеленый цвет. Длинные и тяжелые, они были аккуратно уложены краном в полувагоны, закрыты брезентом и опечатаны. Тотчас же у каждого полувагона встали часовые.
Поезд, двигаясь исключительно в темное время суток, неторопливо дополз до точки назначения… и завяз.
В порт его, по каким-то неведомым причинам, не пропустили.
И вот теперь эшелон стоит на каком-то полустанке уже девятые сутки. Хорошо, что хоть с едой никаких проблем нет — подвезли вовремя, да и запас кое-какой на руках имелся. Под расквартирование бойцов выделили здание какого-то бывшего учебного заведения. Сейчас там было пусто, никто никаких занятий не проводил. Дом оказался промерзшим, хотя и относительно целым — даже стекол всех спереть ещё не успели. Пришлось разломать забор, чтобы протопить обе печки, но зато уже на следующий день в нём можно было ходить без верхней одежды.
А на третий день напился первый солдат.
Его посадили в бывший угольный сарай — поразмыслить о своём проступке. Но уже к вечеру там сидело трое нарушителей.
Каким путем местное немногочисленное население проведало о желании бойцов выпить — так и осталось неизвестным. Но самогонку майор конфисковывал уже литрами. Стоявший на отшибе туалет, типа сортир, уже пропах характерным ароматом.
На пятые сутки Харченко набил морду лейтенанту Островскому — тот ухитрился напиться до потери разума. Сажать его к солдатам было бы неправильно, и эсбэушник посоветовал просто запереть лейтенанта в его комнате, чтобы тот проспался.
— Они думают, что мы охраняем ядерные отходы — и именно поэтому нас не пускают в порт, — как-то ухитрился узнать особист.
Он же и приволок откуда-то счетчик радиоактивности, с которым майор прилюдно прошелся вдоль вагонов. На его счастье, тот нигде не пискнул, да и вообще ничего подозрительного не выявил.
Но это помогло ненадолго — уже на следующий день поползли слухи о химическом оружии.
— Ну, это-то они откуда взяли?! — искренне удивился Харченко. — И с чем я на этот раз ходить должен? Где я тут возьму тривиальный ВПХР? А ведь завтра ещё что-то придумают…
Кто распускал панические слухи, так и не удалось выяснить. Но дисциплина продолжала падать.
А от командования все не поступало никаких распоряжений.
«Ждать указаний» — недвусмысленно приказали сверху.
И всё!
Тогда майор и пригласил эсбэушника.
— Слушай, может быть, хоть ты сможешь, наконец, выяснить — какого черта мы тут торчим?
— В порту снуют какие-то международные инспекции. Засвечивать перед ними наш груз мы не имеем права. Будет крупный скандал, нам только его сейчас и не хватает… и так уже кто только на нас бочку не катит!
— Так что ж мы такого везём-то?
— А я знаю? — пожал плечами собеседник. — Оружие и запчасти к нему — больше ничего и сам сказать не могу.
Оружие?
Что такого могло лежать в ящиках?
Стволы пушек? А какой смысл их так прятать?
Бомбы?
Нет, ящики слишком большие, да и видел Харченко раньше, в какой упаковке перевозят авиабомбы.
Ракеты?
Ну… так ведь и там тара иначе выглядит.
Эшелон продолжал стоять. Сменился тепловоз, подогнали новый.
Внезапно эсбэушника вызвало его начальство — за ним прикатил джип. Тот, недоумевая, что такого срочного стряслось, уехал.
Вернулся ближе к вечеру, задумчивый и озадаченный.
— Вот, что, майор… — присел он на стул перед начальником эшелона. — Тут новая вводная нарисовалась…
— Ну?
— Первое — сдать все средства связи, кроме специальной радиостанции. Все — включая собственные мобильники офицеров. Мой тоже, если это тебе интересно. Рацию я уже получил, а всё прочее мы должны передать водителю джипа. Пароли с телефонов снять, не выключать, зарядные устройства передать вместе с аппаратами.
— Так…
— Второе. Любое общение с местным населением будет приравнено к воинскому преступлению. За выпивку — трибунал и неслабый срок. Нарушителей разоружать и передавать в комендатуру. Они прибудут по первому же вызову.
— Ну, с выпивкой мне все понятно, а вот общение… тебе не кажется, что твои шефы малость перегнули палку? — прищурился майор.
— Как мне сказали — так тебе и передаю. Приказано повысить бдительность и быть в режиме готовности к немедленному отбытию.
Начальник эшелона побарабанил пальцами по столу. Что ж, у верхнего начальства могли быть свои резоны… тем боле, что пока в порту работают эти соглядатаи, вагоны все равно разгрузить не выйдет. Надо полагать, что и тут не обошлось без предательства. Кто-то точно слил этим контролерам информацию о грузе. Иначе, с чего бы они продолжали торчать на причалах? А здесь, похоже, придумали какой-то выход и страхуются от возможной утечки информации…
— Я понял, — кивнул Харченко. — Ладно, капитан, посмотрим, как будет разруливать эту ситуацию твоё ведомство.
При всём скептицизме майора, он не мог не отметить тот факт, что упомянутое ведомство взялось за дело сразу — и без лишних экивоков.
Эшелон быстро перебазировали на соседний полустанок, где расцепили полувагоны и попрятали их в различные укромные места. Можно подумать, что этот полустанок был специально оборудован для проведения таких мероприятий. Полувагоны загнали в различные технические постройки таким образом, что обнаружить их было можно, только войдя непосредственно в указанное помещение. Туда даже и рельсы были подведены! Причём — достаточно давно…
Дабы не привлекать внимания посторонних, охрану разместили не снаружи зданий, а непосредственно около въездных ворот. Полувагоны же заставили всякой устарелой рухлядью. Для каких целей её тут сберегали, так и осталось навсегда тайной.
Эшелон словно растворился в воздухе. Неведомо куда исчезла и его охрана. Пришлось, правда, раздергать офицерский состав — чтобы контролировать как можно большее число постов. И при этом — не маячить на улице! Интересно, те высокие руководители, что отдали подобный приказ, сами-то себе хоть представляют, как в таких условиях надобно работать?