Кончилось все быстро. Пара плетеных тварей накинулись было на Эгара, и он наклонился, чтобы поднять копье, но трава уже обвилась вокруг древка, зацепилась за лезвия и упрямо отказывалась вернуть добычу. Несколько секунд поединок напоминал какое-то безумное перетягивание каната, одно из любимых состязаний махакской молодежи, потом Эгар вырвал оружие и даже успел отсечь длинную размашистую руку и ткнуть пару раз в образовавшиеся на травяной голове крохотные глазки. Отрубленная, условно говоря, у локтя рука просто-напросто снова стала травой. На голове появилось подобие рта, из которого вылетел жуткий, напоминающий шорох пронзительный звук, от которого кровь стыла в жилах.
— Не его.
Фигура в кожаной накидке прошипела эти слова, не поворачиваясь, лишь дернув, словно стегая кнутом, рукой через плечо — у человека от такого жеста наверняка бы выскочил сустав. Две травянистые формы опали, будто растекшиеся по берегу волны, и исчезли. Только легкий шорох ветра — и ничего больше. Эгар облегченно выдохнул и огляделся. Сброшенный с коня Алраг еще ревел в объятиях травы, а Эршал уносился прочь, нахлестывая своего рысака и как сумасшедший рубя пустой воздух. Трава вспухла в нескольких местах, будто выискивая новую жертву, потом опустилась, сникла. Эгар остался один на один с призраком.
Тот медленно повернулся к нему. Черты лица, напоминая человеческие, не поддавались описанию. Глухой, будто донесшийся из пустоты, голос отозвался в голове Эгара тупой пульсирующей болью, какая бывает лишь с сильного похмелья.
— Ты должен был остаться в живых, Дрэгонсбэйн. Для этого тебя и предупредили.
— Кто… — Эгар никак не мог отдышаться, — ты… такой?
Глаза под шляпой недобро блеснули.
— Это сложно объяснить.
— Спешить некуда. Нам никто не помешает.
— Времени у тебя не так много, как ты думаешь. Твой брат Эргунд упоминал Келгрис, слышал? Ее расположением пользуется шаман Полтар. Я всего лишь дал тебе небольшую передышку.
Гнев превозмог страх. Эгар сжал копье. Скорчил гримасу.
— Послушай. Не подумай, что я не благодарен за помощь. Спасибо. Ты спас мне жизнь. Колдовством или как, не знаю, но это долг крови, и я готов рассчитаться, когда тебе будет угодно. Но чтобы рассчитаться, надо знать, кому должен. Это справедливо.
Было темно, но Эгару все же показалось, что его странный избавитель закатил глаза. Потом отвернулся на мгновение, будто оглядывая степь. А может, просто посмотрел на тонкую струйку дыма, поднимавшуюся еще от костра.
— Вот уж не думал, что дойдет до этого, — пробормотал призрак под нос. — Объясняться с каким-то вонючим скотником. Бывает же такое. Ладно, слушай. Когда-то в далекие времена я воровал огонь. Знаешь, что это такое, ты, жалкий овцелюб? Я приносил владыкам приговор судьбы. В незапамятные времена, когда Земля была еще юна, когда луна висела в этом небе, я, облачившись в подходящую плоть, вселял ужас в сердца вознесенных на трон и облеченных властью. И не только здесь, на этом жалком комочке глины, но и в десятке иных миров. Я принимал обличье духа и проходил бескрайними… а, пропади оно все пропадом. Неважно. Значит, так. Имя. Ты его знаешь.
И Эгар вдруг понял, что — да, он знает имя.
Озарение пришло внезапно, словно кто-то снял с его глаз повязку, словно он сам выбрался из мутного тумана лихорадки. И кожаная накидка, капитанский плащ, вызвала из памяти древний махакский миф. Сказания о путешественнике, страннике, бродившем по суше, но чаще по морю, мастере перевоплощений и уловок, смертельно опасной и неразборчивой в своей жестокости силе, мрачном заемщике человеческих тел. Самом непредсказуемом, самом капризном и несговорчивом из небожителей.
Загробным холодом дохнуло на него.
— Такавач, — прошептал вождь.
Призрак в шляпе едва заметно кивнул, но в глазах его блеснул отсвет ледяной улыбки.
— Вот и хорошо. Ну что, теперь, когда знаешь, ты доволен?
— Что? — Эгар с усилием сглотнул. Голос вернулся к нему лишь шепотом. — Что ты хочешь от меня?
— Так-то лучше. Всему свой черед. Перво-наперво я хочу, чтобы ты заткнулся и послушал. Твой брат Эршал ушел живым. Через несколько часов он поднимет всех и расскажет, что ты одержим демонами.
— Одержим демонами? Да кто ему пове…
— Перебьешь еще раз — зашью рот травой. И не думай, что пожалею. — Существо, назвавшееся Такавачем, раздраженно вздохнуло. — Итак, внимай. Эршал скажет, что вместе с братьями отправился разделить ночное бдение у могилы. Скажет, что они изрядно выпили — такое объяснение все примут. Что ты рассвирепел, призвал демонов и убил Алрага и Эргунда, а ему едва удалось избежать участи братьев. Полтар подтвердит его рассказ своей обычной трепотней насчет того, как растленные южные привычки разъедают присущую махакам нравственную чистоту. Он, кстати, уже давно об этом твердит. На рассвете твои соплеменники примчатся сюда и сами все увидят. Хочешь посмотреть, как именно умерли Алраг и Эргунд?
Вопрос прозвучал риторически, поскольку Такавач уже направлялся к тому месту, где пал Алраг. Эгар поплелся за ним. Сначала путь им преградил труп лошади — в пятнах крови, опутанный травой. Эгар переступил через него и увидел за вывалившимися внутренностями животного то, что осталось от брата.
Алраг лежал на примятой, залитой кровью траве, прикованный к земле. Стебельки и побеги обвились вокруг членов и туловища, впившись в плоть и даже порвав местами кожу, проникнув в глаза, нос и рот и превратив все в кровавое месиво. Шея вывернулась под неестественным углом, лицо приникло к земле, рот растянулся. В горло уходила плетеная веревка толщиной в руку и влажная от крови.
В бледном мерцании Обруча все это выглядело нереально, словно на вытравленной на металле картине. Усилием воли Эгар не отвел глаз, заставляя себя смотреть — в упор, не мигая, пока не заболели глаза.
Братоубийца.
Кого обвинял прозвучавший в голове голос? Он не знал.
Стоявший рядом Такавач с любопытством посмотрел на кочевника, потом шагнул к телу и опустился на корточки у головы Алрага. Кожаная накидка накрыла его, лишив всякого сходства с человеком. Эгару он напомнил нахохлившегося, приготовившегося к пиршеству стервятника. Небожитель взглянул на него через плечо.
— Хочешь посмотреть на Эргунда?
— Нет, — с трудом выдавил Эгар. — Достаточно.
— Думаю, что да. — Такавач потянул за уходящую в рот Алрага веревку — она почти не поддалась. — Ты, наверно, согласишься, что иначе как колдовством такое объяснить трудно.
— Объяснить? — Он еще раз посмотрел на старшего брата и резко повернулся. Повесил за плечо копье, бросил взгляд на небо и зашагал в сторону лагеря. — Я им объясню. Засуну Эршалу лук в его поганую глотку, вот и все объяснение.
— И куда ты теперь? — торопливо бросил вслед Такавач. — А шаман? А Келгрис?
Эгар не только не остановился, но даже и не обернулся.
— В лагерь. Выпущу кишки этому недоноску, потом насажу на кол и оставлю на корм стервятникам. А если Келгрис вмешается, устрою и ей праздник.
Где-то за горизонтом прогрохотал гром. Собравшиеся над ним тучи на мгновение вспыхнули недобрым лиловым отсветом.
— Вот, значит, как. — Такавач внезапно оказался рядом с ним. — Эгар Сокрушитель Драконов уже вознамерился сражаться с богами? А не великоват кусок будет? Не боишься, что подавишься, скотник? Келгрис все-таки небожительница. Ты понятия не имеешь, как ее убить. Даже не знаешь, как к ней подступиться.
— Вот ты и подскажи, — бросил на ходу Эгар.
Короткое молчание. Такавач не отставал.
— Этого я сделать не могу. Есть определенные правила, соблюдать которые обязаны все. Клятвы, узы… то, что нас объединяет.
— Ну и ладно. Тогда ничего не говори. Ты для меня и без того много сделал.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, — бросил Эгар. — Ничего не хочу сказать. Там остались два моих брата, и я намерен довести дело до конца. Вот и все. Может, оставишь меня в покое? Чего увязался? Отвали.
К его удивлению, небожитель так и сделал. Отстал и только смотрел вождю вслед. На горизонте снова ударил гром, и если бы Эгар обернулся, то увидел бы, как Такавач содрогнулся.
— Отлично. Валяй. Ищешь смерти, поспешай. Только до лагеря тебе не дойти — Келгрис пошлет против тебя легион степных демонов и легион степных волков, а если и этого покажется мало, напустит призраков. С нее станется. А у тебя, дурья башка, и коня даже нет!
Эгар сделал вид, что не слышит. Перед глазами стояло изуродованное тело Алрага.
— Вот оно как! — заорал ему в спину Такавач. — Вот как скаранакский вождь расплачивается по долгам! Вот и вся его благодарность!
Это остановило Эгара лучше стрелы. Секунду он стоял, опустив голову. Потом перевел дыхание. Кивнул себе самому. И повернулся к закутанной в кожаный плащ фигуре.
— Чего ты хочешь от меня, Такавач?
— В данный момент я хочу только одного: чтобы ты оставался среди живых. Разве это так уж плохо?
Братья его остывали в траве у отцовской могилы. В памяти всплыли слова Марнака.
«Выходишь живым из боя и думаешь: как же повезло. Стоишь и не можешь себе объяснить, как же ты уцелел, почему цел, когда все поле завалено телами и залито кровью. Почему небожители оставили тебя в живых. Для какой цели. Что тебе предназначили там, в Небесном Доме».
В запертые двери мира снова постучал гром.
Лицо вождя дернулось, словно от тика. Буря приближалась, тучи бежали уже над степью, сгущаясь, теснясь. В какой-то момент показалось, что само будущее коснулось его Шеи холодными пальцами. Те, кто служит далеким целям Небесного Дома, редко получают за это награду, а уж герои меньше всего. Для них награда — легенда. Он сплюнул в траву.
Вернулся к тому, кто ждал его, закутавшись в накидку. Посмотрел в мерцающие глаза под низко надвинутой шляпой и вдруг понял, что в странной буре, охватившей его сердце, совсем не осталось места для страха.
— Ладно.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Пробуждение напоминало веселенькую прогулку по каналу ихелтетского порта на громадном навигационном бакене. Во рту привкус ржавчины, кругом холодная, черная, шумящая вода и где-то далеко впереди, над темной поверхностью дрожащая полоска света. Рингила совсем не удивило, что, ощущая острую, жгучую боль в плече и груди, он совершенно не помнил, откуда она взялась. Сквозь неровное мерцание возвращающегося сознания проступали очертания темной фигуры.