55.
Г.В. Чичерин со столь мягким вариантом решения проблемы оказался в меньшинстве. Обнаруженных иностранцев — для острастки другим — договорились непременно выдворить как нарушителей пограничного режима.
«Красному Октябрю» повезло с погодой, и он 26 июля, пополнив трюмы углем, покинул Петропавловск, 3 августа — бухту Провидения, а 10 августа прошел Беринговым проливом. Спустя девять дней канонерка бросила якорь в бухте Роджерса на острове Врангеля. 20 августа Давыдов, Красинский и несколько матросов сошли на берег. Подняли флаг Советского Союза и установили железную доску со следующим текстом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Гидрографическая экспедиция Дальнего Востока. 19 августа 1924 года»56. А ближе к середине дня обнаружили и стефанссоновских колонистов — американца Уэллса и эскимосов-охотников. Их, не оказавших ни малейшего сопротивления, более того, даже выразивших радость, взяли на борт и 29 октября доставили во Владивосток. Оттуда через Китай они выехали на родину.
В Наркоминделе не ошиблись, сделав основную ставку не на дипломатическую переписку, а на поход канонерки к Врангелю и подъем над ним флага СССР. Трудно усомниться, что именно такие решительные действия, информация о которых появилась в печати как Советского Союза, так и Великобритании, и заставили Форейн-офис занять наконец вполне конкретную позицию: определиться по проблеме, которая два года являлась источником недоразумений между двумя странами.
В ходе Русско-Британской конференции, проходившей в Лондоне осенью 1924 года, заместитель министра иностранных дел Великобритании Артур Понсонби сделал то заявление, которого так долго дожидались в Москве. Сказал: «Правительство его британского величества не имеет никаких претензий на остров Врангеля»57.
Официальное признание Понсонби явилось безусловной победой советской дипломатии. Но все же в НКИДе приходилось учитывать и иное. К примеру, то, что 18 августа того же года из Нома вышла американская паровая шхуна «Херман». Ее зафрахтовала крупная меховая фирма «Братья Ломак», действовавшая преимущественно на Аляске, для того, чтобы забрать пушнину, заготовленную колонистами Врангеля, а заодно и поднять над островом флаг США. Тяжелые льды помешали осуществить это, и все же «Херман» сумел подойти к острову Геральд и водрузить американский флаг на нем58.
Не исключая в дальнейшем очередных аналогичных аннексионистских действий, 20 октября Г.В. Чичерин подписал циркуляр, призванный лишний раз напомнить о суверенных правах Советского Союза в Арктике: «Союзное правительство ССР, неоднократно имевшее случаи констатировать попытки посягательства со стороны иностранцев на территориальные права СССР в отношении некоторых островов, расположенных близ северного побережья Сибири, вынуждено заявить всем державам нижеследующее.
В сентябре 1916 года российское правительство нотифицировало как всем находящимся с ним в союзе, так и нейтральным державам, что нераздельную составную часть российской территории составляют острова… составляющие вместе с островами Новой Сибири, Врангеля и другими, расположенными вблизи азиатского побережья России, северное продолжение континентального сибирского плато (шельфа. — Прим. авт.). Одновременно тем же державам была сообщена карта, на которой были отмечены территории, составляющие предмет вышеупомянутого заявления российского правительства».
Не ограничиваясь лишь таким напоминанием, НКИД, по примеру Канады, установил данным циркуляром и восточную границу советских владений в Арктике: «Подтверждая еще раз, ввиду ряда обстоятельств последнего времени, территориальную принадлежность к России вышеуказанных островов, правительство СССР, кроме того, указывает, что перечисленные острова, расположенные в омывающих северные берега Сибири водах, лежат к западу от линии, которая в силу статьи 1-й Вашингтонской конвенции 18/30 марта 1867 года определяет границу, западнее которой Соединенные Штаты Америки обязались не предъявлять территориальных претензий».
Подтвердив столь законным образом свои исторические права на земли и острова в Северном Ледовитом океане, циркуляр предупредил: «Союзное правительство ССР обращает на вышеуказанные факты серьезное внимание всех тех держав, коих правительственные, или частные исследовательские группы, или отдельные суда посещают или впредь посетят упомянутые воды и упомянутые территории Союза. Правительство СССР ожидает, что со стороны всех правительств, коих это касается, будут приняты все необходимые меры к предупреждению посягательств со стороны их подданных на суверенитет СССР над вышеуказанными территориями. На основании полноты своих верховных прав над этими территориями Союзное правительство ССР будет требовать удовлетворения от правительств, которые оказались бы замешанными в поддержке или организации таких посягательств или которые оставили бы таковые безнаказанными вопреки международным общепризнанным правовым началам или тем более формально принятым договорным обязательствам»59.
Циркуляр сразу же был вручен всем дипломатическим представителям, аккредитованным при правительстве Советского Союза, а послу Великобритании была выражена просьба довести циркуляр до сведения правительств доминионов, в том числе, разумеется, и Канады. Кроме того, данный документ телеграфом передали в Вашингтон на имя госсекретаря США Чарлза Хьюза (в русской транскрипции — Юза), а также в Париж.
5
Операция по восстановлению суверенитета СССР над островом Врангеля привела Наркоминдел к необходимости установить границу страны в восточной части Арктики. Ту самую, проходящую по 168°49′30″ западной долготы, определенную еще в 1867 году, при продаже Соединенным Штатам Русской Аляски. Ну а острая нужда в шпицбергенском угле заставила Наркоминдел сделать еще один шаг в том же направлении: вырабатывать смягченную позицию по отношению к правовому статусу Шпицбергена и Парижскому договору, — принципиально иную, нежели была выражена в ноте от 12 февраля 1920 года. Позицию, не отвергающую с классовой и революционной точек зрения общепризнанные международные правовые нормы. Позволяющую, таким образом, «мягко» вернуться в мировое сообщество, и только для того, чтобы защищать интересы страны, не прибегая к силе, к оружию.
Поначалу, в 1923 году, поиск наиболее простого и быстрого выхода из того тупика, в который НКИД невольно загнал себя нотами и от 12 февраля, и от 7 мая 1920 года, довольно скоро выявил два весьма отличных друг от друга варианта решения одной и той же задачи. Вариант наркома и вариант его заместителя.
Чичерин не без оснований полагал, что прежнюю, жесткую позицию вполне возможно сохранить. Только использовать ее как средство дипломатического давления. Исходить из несомненной, очевидной заинтересованности Норвегии в том, чтобы Москва смирилась с установлением той своего полного суверенитета над Шпицбергеном. Обещать такое — правовое — согласие, но в обмен на признание Кристианией де-юре Советской России. Затем же, в качестве следующего шага, уже на вполне законных основаниях, присоединиться к странам, подписавшим Парижский договор. Гарантировать тем возвращение российским гражданам и обществам принадлежавших им до революции угленосных участков60. Обеспечить, наконец, топливом остро нуждающихся в нем Ленинград, Мурманскую железную дорогу, промысловые суда, приписанные к Архангельску и Мурманску.
М.М. Литвинов же придерживался более пессимистической точки зрения. Был уверен в том, что ожидать в ближайшие годы признания Советской России Норвегией, а тем более ведущими странами Запада не следует. А потому настаивал на принципиально новом соглашении по Шпицбергену. Более узкому по составу участников, даже — если потребуется — двустороннего, только с Кристианией. И выразил свою позицию в ноте от 6 января 1923 года, направленной министру иностранных дел Норвегии Мувинкелю.
«Отсутствие определенного режима на островах Шпицбергена, — сразу же подчеркивал Максим Максимович тот факт, что Парижский договор все еще не был ратифицирован всеми подписавшими его странами и потому не вступил в действие, — серьезно затрагивает жизненные интересы северных и северо-западных областей России, промышленность и средства сообщения коих всегда находились в зависимости от ввозного угля». Так, вполне откровенно объяснив нетерпение своей страны в решении проблемы, Литвинов перешел к главному: «Единственным средством для установления правового режима на Шпицбергене является совместное соглашение всех государств, участвовавших в развитии производительных сил означенной территории»61.
Однако Кристиания стремилась к совершенно иному — международному, а не нескольких стран, признанию своего суверенитета над Шпицбергеном. И лишь во вторую очередь — восстановлению всегда бывших добрососедскими отношений с Россией. Потому-то Мувинкель в ответе, направленном в Москву 2 марта, настойчиво разъяснял, что «не может быть речи о непризнании русских интересов на архипелаге». Подтверждал это наличием в Парижском договоре статьи 10, обеспечивающей «русским подданным и предприятиям такие же права, как и подданным договаривающихся сторон». Тем пытался подтолкнуть Москву прежде всего к безусловному признанию соглашения от 9 февраля 1920 года, окончательному отказу от каких-либо российских прав на полярный архипелаг, даже в форме объявления его вновь «ничейной землею», как предлагал А.Б. Сабанин, в Кристиании не могли не обратить внимания на то, что он являлся весьма высокого ранга сотрудником НКИДа. И дабы не возникло никакого сомнения в норвежской позиции, Мувинкель выразил надежду, что советское правительство «не будет продолжать поддерживать точку зрения, которую оно считало своим долгом выразить в радиограммах в феврале и мае 1920 года, а также в вашем письме от 6 января сего года относительно решения вопроса о Шпицбергене». А в конце ноты настойчиво повторил: «Я осмелюсь выразить надежду, что советское правительство… не будет поддерживать своего протеста»