ность закрепления их за одной из иноземных держав…
Основной задачей проектируемой экспедиции является установление очертаний, нанесение на карту и всестороннее научное исследование земли, известной под названием Земля Николая II, и других, могущих быть открытыми во время работы экспедиции земель, лежащих на северо-восточной окраине Карского моря, и окончательное закрепление этих земель за Союзом ССР»37.
Такие доводы Полярной комиссии Академии наук сочли в Наркоминделе убедительными, а потому коллегия наркомата решением от 17 марта 1926 года поддержала предложение: «Считать экспедицию политически полезной и желательной, но вопрос о средствах предоставить на разрешение Наркомфина»38.
Однако денег на изучение Северной Земли, несмотря на всю важность и значимость проблемы, найти даже и не попытались. Правда, на том ни сотрудники НКИД, ни члены Полярной комиссии, Географического общества не очень-то и настаивали. Полагали, что архипелаг, расположенный в самом центре советского сектора Арктики, вряд ли станет в ближайшем будущем объектом серьезных притязаний какой-либо державы.
Не изменилась позиция Наркоминдела и после первых сообщений о намерениях У. Нобиле и Р. Бартлета, ибо тогда под давлением обстоятельств пришлось серьезно обеспокоиться судьбой другого архипелага — Земли Франца-Иосифа права на которую у СССР были сомнительны. Ведь открыли Северную Землю русские моряки, а официально присоединили ее к России нотификацией 1916 года. Земля Франка-Иосифа же была открыта в 1873 году австрийской экспедицией, и в течение почти полувека ее рассматривали как владение Австро-Венгрии. Именно потому находившийся на зверобойном боте «Герта» капитан 1-го ранга И.И. Ислямов в августе 1914 года, когда судно подошло к этой Земле, поспешил поднять на мысе Флора, русский флаг как символ захвата хотя никем и не заселенной, но все же вражеской территории. Но его действия остались без последствий. В нотификации 1916 года Землю Франка-Иосифа не упомянули.
Не вспомнили о ней и позже — при подготовке и подписании Сен-Жерменского договора 1919 года, при разработке и ратификации Парижского соглашения по Шпицбергену. И потому обширный по площади полярный архипелаг в соответствии с международным правом оказался ничейной территорией. Вот ее без каких-либо правовых или иных оснований, даже не назвав конкретно, и включили в число арктических владений Советского Союза. Именно это обстоятельство и породило серьезнейшие опасения, и не только во внешнеполитическом ведомстве.
26 апреля 1928 года заведующий отделом научных учреждений при Совнаркоме СССР Е.П. Воронов направил в НКИД записку следующего содержания: «За последнее время в иностранной прессе («Эпока» — Варшава, № 97 от 06.04 с. г., «Тан» от 05.04, «Нойе фрей прессе» от того же числа, «Коррьере делла сера» № 60 от 10.03 т.г. и т. д.) начали появляться сведения и намеки на то, что экспедиция Нобиле преследует не только научно-спортивные цели, но и будет использована для прокламирования присоединения к Италии принадлежащего Союзу архипелага Франца-Иосифа и, возможно, других советских владений… Отдел научных учреждений при СНК СССР просит НКИД обсудить этот вопрос в возможно срочном порядке ввиду предстоящего в ближайшее время полета Нобиле»39.
Подкрепил Воронов настойчивое обращение еще и приложенной к нему выпиской из отчета Р.Л. Самойловича о командировке в Берлин: «…Земля Франца-Иосифа входит в сектор владений СССР, но это вхождение до сего времени не было закреплено за нами, с другой стороны, международное общественное мнение все еще не считает Землю Франца-Иосифа, которая была открыта австрийцами и исследована англичанами и лишь отчасти русскими (экспедиция Седова 1912–1913 гг.), принадлежащей СССР, поэтому к вопросу о закреплении ее за нами следует подходить в высокой степени осторожно. Самым лучшим способом была бы постройка этой станции нами совместно с немцами, но под нашим флагом»40.
Так вновь было высказано мнение об использовании эффективной оккупации как наиболее надежной мере для защиты арктических владений страны. В Наркоминделе подобный шаг посчитали вполне приемлемым. Но из-за того, что решение данного вопроса явно выходило за рамки компетенции внешнеполитического ведомства, коллегия НКИД 27 апреля ограничилась предложениями вынужденно-паллиативного характера: «Признать, что принадлежность Земли Франца-Иосифа к СССР сама собой вытекает из постановления ЦИК от 1926 г. о полярных пространствах, и рекомендовать отделу научных учреждений Совнаркома путем интервью с каким-нибудь ученым в нашей прессе указать, что Земля Франца-Иосифа, бесспорно, принадлежит СССР как входящая в полосу земель, подходящих под постановление ЦИК от 1926 г., и что СССР собирается в ближайшее время воздвигнуть на этой Земле радиостанцию»41.
Проект интервью с пока еще не определенным конкретно советским ученым поступил для согласования в НКИД, в отделы печати и экономико-правовой, довольно поздно — 14 мая, почему и был завизирован лишь 17 мая. Тогда, когда и сам новый дирижабль конструкции Нобиле «Италия», и его экипаж не только давно уже находились на Шпицбергене, в Кингс-бее, но и еще 15 мая начали свой первый полярный полет. Обогнув Землю Франка-Иосифа, взяли курс на Северную Землю. Однако обнаружить ее из-за сильного тумана, как позже объяснил Умберто Нобиле, не смогли, почему и повернули назад.
Спустя неделю, ушедшую на проверку воздушного корабля и отдых команды, «Италию» вновь подняли в воздух, чтобы выполнить наиболее ответственную, откровенно идеологическую часть плана экспедиции: прославить фашистский режим Муссолини, его успехи и достижения. 23 мая над Северным полюсом сбросили гигантский итальянский флаг, а заодно и крест, специально освященный ради такого случая самим Папой Пием XI. Выполнив это поручение правительства, генерал Нобиле отдал приказ возвращаться в Кингс-бей.
Через день, 25 мая, радиосвязь с «Италией» внезапно прервалась. Для всего мира она просто исчезла. Затерялась в бескрайних просторах Арктики. И отныне оставалось только гадать, что же произошло с дирижаблем, сумеют ли добраться до Шпицбергена воздухоплаватели, не имевшие навыка выживания в полярных льдах. Если они, конечно, не погибли.
Потому-то Е.П. Воронов в записке, направленной 6 июля на имя Чичерина, и объяснил свой решительный отказ передать в прессу согласованные интервью этическими соображениями. Помещать в газетах, указывал он, наряду с информацией о происшедшей трагедии, «утверждение о принадлежности Земли Франца-Иосифа к СССР было бы, в лучшем случае, совершенно непонятным». И предложил более приемлемое решение: дать «указание о безусловной желательности посещения нашими судами во время научно-исследовательских рейсов вод и, по возможности, самой территории архипелага Франца-Иосифа». Заодно он информировал НКИД и о подготовленном в его отделе проекте постановления СНК об организации на ЗФИ геофизической обсерватории»42.
Наркоминдел согласился с Е.П. Вороновым, тем более что претворить это в жизнь оказалось не столь уж и сложным.
Так как по предположениям дирижабль потерпел катастрофу скорее всего в советском секторе Арктики, 28 мая по решению Совнаркома СССР при Осоавиахиме образовали Комитет по оказанию помощи экипажу «Италии». Руководителями его утвердили двух заместителей наркома по военным и морским делам И.С. Уншлихта и С.С. Каменева43.
Это решение, как выяснилось, приняли весьма своевременно. 3 июня советский радиолюбитель Шмидт, живший в селе Вознесенье-Вохма (Северный край), первым в мире поймал сообщение рации потерянной было экспедиции. И понял его так: «Италия… Нобиле… Франц-Иосиф… SOS… SOS…». Спустя двое суток комитет направил для спасения итальянцев ледокол «Малыгин», находившийся относительно недалеко от возможного места катастрофы, в порту Архангельска. Возглавить спасательную операцию поручили В.Ю. Визе и гидрографу А.М. Лаврову.
6 июня наконец удалось установить постоянную связь с Нобиле. Оказалось, что «Италия» не разбилась. Воздушный корабль в результате сильного обледенения внезапно резко снизился и, зацепившись за высокую льдину, потерял главную гондолу, в которой в тот момент находилась большая часть экипажа. После этого дирижабль взмыл вверх, унося семь человек.
В тот же день получили и координаты лагеря спасшихся полярников: 28° восточной долготы, 80°30′ северной широты. Иными словами, к северо-востоку от Шпицбергена. Но состояние льдов в тех водах не позволило «Малыгину» пройти дальше острова Надежды, расположенного к юго-востоку от архипелага. Поэтому комитет срочно направил в Арктику еще одно судно. Самый мощный по тем временам ледокол «Красин». А руководителями его похода утвердили Р.Л. Самойловича и заместителя председателя Большой морской комиссии П.Ю. Ораса.
Далее события развивались столь стремительно, что стали напоминать голливудский боевик, заставляя кричать о них газеты всего мира. 15 июня из Ленинграда в свой ставший героическим поход вышел «Красин». 18 июня для спасения экспедиции Нобиле из Тромсё на французской летающей лодке «Латам-47» вылетел Амундсен. Вместе с ним были его земляки Дитрихсен и Вистинг, французский экипаж машины Гильбо, де Кюнервиль, Валетт, Брази. Спустя четыре часа радиосвязь с ними была потеряна. Великий норвежец и все его спутники, несомненно, погибли.
25 июня лейтенант шведских ВВС Лундборг сумел сесть в лагере итальянцев и вывез в Кингс-бей Умберто Нобиле. При втором полете разбил свою небольшую машину и оказался среди тех, кого спасал. 12 июля «Красин» подобрал двух членов экипажа «Италии», Цаппи и Мариано, покинувших основную группу уцелевших еще 31 мая. Судьба вышедшего вместе с ними шведского ученого Мальмгрена осталась неизвестной. В тот же день советский ледокол подошел к лагерю воздухоплавателей и принял на борт остававшихся там — Вильери, Трояни, Чечиони, Биаджи, чешского ученого Бегоунека. 19 июля все спасенные были доставлены в Кингс-бей, на базовое судно экспедиции Нобиле «Читта ди Милано».