17.
И все же, несмотря на скепсис английских адмиралов, океанская коммуникация, пролегающая в полярных водах, вскоре начала действовать. 21 августа из Хваль-фьорда вышел первый северный конвой, получивший кодовое название «Дервиш». Его составили шесть транспортеров и танкер, следовавшие под охраной авианосцев «Аргус» и «Викториес», крейсеров «Девоншир» и «Саффолк», еще шести небольших кораблей. Конвой доставил 31 августа в Архангельск 48 истребителей «Харрикейн», 50 летчиков, 550 человек наземного персонала, а кроме того, 32 грузовика, более 15 тысяч тонн других военных материалов.
2
Британское адмиралтейство и У. Черчилль оказались далеко не первыми, кто начал осознавать стратегическую роль Шпицбергена для коренного изменения военной ситуации в Арктике. Раньше других поняли и в Главсевморпути. Скорее всего, потому, что не забыли о докладной записке, подготовленной еще в октябре 1936 года ответственными сотрудниками Транспортного отдела ЦК ВКП(б) Е.Я. Евгеньевым и Фарбером по поводу работы треста «Арктикуголь».
«Остров, — отмечали они, имея в виду Западный Шпицберген, — представляет собой стратегический пункт. В случае войны наша концессия в первую очередь будет удостоена внимания как угольная база для снабжения углем военных судов». Заодно указали авторы записки и на столь важное значение острова Медвежий. По их мнению, он вполне мог стать базой подводных лодок. Либо немецкой, как в Первую мировую войну, либо английской18.
Еще 10 июля на имя Сталина поступила вторая записка, подписанная И.Д. Папаниным. Развивавшая и конкретизировавшая ряд положений, высказанных в первой, от 27 июня.
«Наиболее удобным путем из США в европейскую часть СССР — отмечала она, — является путь из североамериканских портов США или Канады (Нью-Йорк, Квебек) через Датский пролив вдоль кромки полярных льдов Гренландского и Баренцева морей… Плавание вдоль кромки в разреженных льдах обеспечивает судам защиту от подводной и надводной опасности. Частая повторяемость туманов у кромки в значительной мере прикрывает суда от нападения самолетов. Кроме того, осенью и зимой в самых опасных районах плавание будет происходить в условиях полярной ночи, продолжительность которой на 80° северной широты достигает трех с половиной месяцев». И тут же следовала весьма важная оговорка — «опасным участком пути является район Шпицбергена».
Записка, в том следует отдать должное ее истинным авторам, не только констатировала проблему, но и предлагала ее радикальное решение: «Для обеспечения безопасности плавания, а также для получения метеорологических данных, необходимо занять норвежский остров Медвежий и побережье Шпицбергена (выделено мной. — Прим. авт.), построив здесь радиостанции и создав достаточно надежное охранение последних. Наличие же угольных копий на Шпицбергене позволит, кроме того, обеспечить буксировку судов в море и избавит от необходимости сопровождать караван угольщиками. Кроме острова Медвежий и Шпицбергена, необходимо также организовать радиостанцию на острове Ян Майен, поскольку в зимнее время кромка льда проходит весьма близко от последнего»19.
Так как решение поставленного Главсевморпути вопроса выходило за формальные рамки полномочий Сталина как председателя Государственного комитета обороны, отвечавшего по этой должности за планирование и проведение операций на фронтах, записка поступила к В.М. Молотову — главе внешнеполитического ведомства СССР для обсуждения предложения с членами кабинета Черчилля и правительством Норвегии в эмиграции, находившемся в Лондоне.
Нельзя исключить, что одновременно Вячеславу Михайловичу как крайне важный и необходимый материал передали и прежние записки о необходимости высадки на Шпицбергене советских летчиков и моряков для создания там военной базы. От 28 августа 1939 года — наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова и от 3 августа 1940 года — заведующего Скандинавским отделом Наркоминдела П.Д. Орлова.
Уже 15 июля Молотов счел необходимым пригласить на очередную встречу с Криппсом наиболее заинтересованных в срочном решении шпицбергенского вопроса лиц — наркома Н.Г. Кузнецова и заместителя начальника Генштаба РККА Ф.И. Голикова. Начал Молотов беседу, как то делал с начала войны уже многократно, с напоминания об уже сделанном британскому правительству предложении открыть в районе Киркинес — Петсамо — Мурманск общий, советско-английский флот. Сразу же пояснил, что именно таким образом удастся не только ликвидировать угрозу для морских коммуникаций, должных связать две страны, но и приступить к освобождению Норвегии. Лишь после того заговорил о том, что в предвоенных политических условиях осуществить было не только опасно, но и просто невозможно.
«Советское правительство, — сообщил Молотов, — предлагает британскому правительству при активном участии английского военно-морского флота захватить острова Шпицберген и Медвежий с тем, чтобы создать на этих островах воздушные и морские базы. Организация таких баз, — подчеркнул Вячеслав Михайлович, — обеспечит создание надежного пути между СССР и Англией и между СССР и США».
На этот раз Криппс не стал ссылаться на неизвестную ему позицию Лондона. «Заявил, что согласен с предложениями Молотова, вполне их одобряет и что сегодня же вечером он доведет до сведения министерства иностранных дел поставленный перед ним вопрос»20.
И все же, несмотря на всю важность и срочность проблемы, посол Великобритании только пять дней спустя смог сообщить Молотову о принятом, наконец, положительном решении. «Английское правительство, — сказал он, — в ближайшее время предпримет операции на Севере»21. Такие слова обнадеживали. Однако вскоре оказалось, что под ними имелось в виду иное, нежели ожидали в Кремле. 21 июля в Лондоне состоялось лишь совещание представителей британских, советских и норвежских вооруженных сил. На нем же приступили к обсуждению самой возможности проведения совместной десантной операции на Шпицбергене22.
Но даже просто постановка такой темы встревожила, насторожила министра иностранных дел правительства Норвегии в эмиграции Трюгве Ли. Породила у него беспочвенные опасения. Он поспешил пригласить к себе И.М. Майского и ошарашил его странным требованием — отказаться при подготовке каких-либо официальных документов о употребления несущественного при данных обстоятельствах, малозначимого термина. Мол, «никто не должен использовать слово «оккупация», поскольку нельзя оккупировать территорию собственной страны». И потому, «в связи с переговорами военных об обороне Шпицбергена», предложил «добиться политической договоренности, где было бы ясно определено, что норвежские и русские войска (почему-то Ли забыл упомянуть британские войска. — Прим. авт.) вместе бы обороняли норвежскую территорию от нападения немцев и препятствовали использованию Шпицбергена в качестве базы для военных операций».
Явно надуманные выражения, а точнее — просто придирки, попытался подкрепить ссылкой на возможную реакцию… Осло и Хельсинки. «Такой договор, — объяснил Ли, подразумевая готовившееся советско-норвежское соглашение, в основу которого Москва намеревалась положить уже подписанный Советско-Чехословацкий договор, — не может быть использован в качестве политического аргумента против норвежского правительства ни в квислинговских кругах в Норвегии, ни во влиятельных кругах Швеции или Финляндии». Привел и еще одно, не менее странное обоснование своей позиции: задуманный договор двух стран должен быть таким, чтобы Финляндия не смогла бы его использовать «в качестве предлога или разрыва дипломатических отношений с нами»23.
Складывалось парадоксальное положение. Чисто формальные отношения с Финляндией, воюющей на стороне Германии, уже оккупировавшей Норвегию, для т. Ли оказались слишком значимыми. Во всяком случае, важнее тех действий союзников, которые могли положить начало освобождению его родины от нацистских захватчиков.
И все же восторжествовала именно такая точка зрения. Возможно, тому в немалой степени способствовала позиция предельно осторожного адмирала Д. Тови, не испытывавшего особого желания отправлять корабли вверенного ему флота метрополии в малознакомые воды Арктики, да еще и отвечать за всевозможные последствия такого рейда. Нельзя исключить и иного — мнения контр-адмирала Ф. Вайена. Уже побывавшего 31 июля на рекогносцировке у берегов Шпицбергена и категорически заявившего после возвращения, что этот полярный архипелаг никак не годится для создания военно-морской базы.
Как бы то ни было, 12 августа в Лондоне, при отсутствии У. Черчилля, находившегося в США, состоялось важное совещание. Принявшие в нем участие министр иностранных дел Великобритании А. Иден и несколько членов норвежского кабинета, в том числе т. Ли, решили отказаться от высадки союзных сил на Шпицбергене24. И.М. Майский, также приглашенный на встречу, ни повлиять на ход обсуждения, ни изменить ее итоги не смог. Ему оставалось лишь одно — информировать Москву о произошедшем.
Между тем на самом Шпицбергене советские шахтеры готовились отразить возможное нападение немцев. Они «организовали круглосуточное дежурство из членов партии, в задачу которых входило наблюдение за морем и за всеми подходами к рудникам, установили две секретные радиостанции вне пределов рудников, продовольствие и теплую одежду спрятали в шахту, из охотников организовали два партизанских отряда. Механическая мастерская начала изготавливать стаканы для гранат, которые при испытаниях показали превосходные результаты. В случае прихода немцев население было подготовлено для ухода в горы, для чего каждому выдали шестидневный запас продовольствия»25.
Тревожное ожидание завершилось 20 августа. В тот день на радиостанцию Баренцбурга поступила телеграмма, подписанная В.М. Молотовым. Она известила о том, что правительство приняло решение об эвакуации советского населения Шпицбергена, которую осуществит на английском пароходе под конвоем британских же кораблей