рамму для крестьян, и потому всякое требование крестьян должны поддерживать во что бы то ни стало. На самом же деле мы пишем программу для пролетариата по отношению к вопросу о земле»[785]. Взявший слово на следующем (восьмом) заседании делегат от Гурии В.Ломтатидзе (Воробьев) высказался довольно путано. Он признал, что крестьянство желает раздела земли, что оно добьется своего и вряд ли согласится отдать земли государству или муниципалитету. При этом объявил, что сам лично за муниципальную собственность, но что «если мы побеждали социалистов-революционеров в деревне, то главным образом потому, что нашему крестьянству мысль о социализации, об общем пользовании благами, кажется дикой». Отсюда следовало, что осуществим только раздел земель между крестьянами. Однако признать этого Ломтатидзе не мог в силу фракционной позиции, а также, похоже, потому, что представитель грузинских меньшевиков в принципе не мог сознаться, что хоть в чем-то согласен с Кобой. Основную часть своей речи Ломтатидзе посвятил опровержению сказанного Ивановичем о Гурии, в его словах много запальчивости, обиды, мелочных придирок, а может быть, и передергивания (см. док. 9). О последнем сложно судить, так как протоколы не зафиксировали тех слов Ивановича, на которые ссылался Ломтатидзе. Или они не были сказаны, тогда оратор передергивал, или же не попали в протокол. Главным образом гурийца возмутили слова о том, что «в Гурии революционного самоуправления не было, а были революционные самоуправления». Возможно, он слабо владел русским языком и просто не понял, что имел в виду Коба. Тот возразил Ломтатидзе на следующем заседании запиской, пояснявшей смысл его слов (см. док. 10).
Для нас самым важным в съездовских дебатах об аграрном вопросе является, конечно, несогласие Сталина с ленинской линией. Как писал позднее Л. Д. Троцкий: «В центральном вопросе революции Иванович разошелся с Лениным. Он решительно выступал на съезде против национализации, за раздел конфискованной земли между крестьянами»[786]. Неожиданной эта его позиция не была, ровно то же самое и с той же аргументацией он писал накануне съезда в статьях «Аграрный вопрос» (см. док. 2) и «К аграрному вопросу». Знал ли он тогда, что Ленин выдвигает требование национализации конфискованных земель? Сам Сталин позднее ответил на этот вопрос совершенно определенно и положительно: «Знали ли мы, практики-большевики, что Ленин стоял в это время на точке зрения перерастания буржуазной революции в России в социалистическую, на точке зрения непрерывной революции? Да, знали. Знали по его брошюре «Две тактики» (1905 год), а также по его знаменитой статье «Отношение социал-демократии к крестьянскому движению» в 1905 году»[787].
Любопытный аспект дебатов по аграрному вопросу доносит до нас в своих воспоминаниях советский академик, экономист и статистик, один из авторов плана индустриализации СССР
С. Г. Струмилин, делегат IV съезда. Струмилин рассказывал, что уже по дороге на съезд на пароходе, везшем большинство делегатов, «в предсъездовской дискуссии сразу же зазвучали мятежные фракционные страсти. Чтобы их умерить, оказалось, однако, совершенно достаточно направить беседу в русло наиболее дискуссионной аграрной проблемы. В пределах этой проблемы чуть ли не каждый из собеседников занимал особую позицию и отстаивал свое собственное ее решение. Но именно поэтому дискуссия по аграрной программе никак уже не укладывалась в общеизвестные фракционные шаблоны и, возбуждая острый интерес к себе, отнюдь не возбуждала того особого полемического азарта, который всегда так разгорался в пылу фракционной борьбы»[788]. Увлечение спорами было так велико, что, когда ночью пароход наткнулся на риф и дал течь, лишившиеся намокших кроватей и кают партийцы, стоя по колено в воде, провели долгие часы ожидания помощи все в той же дискуссии об аграрной программе[789]. И.Джугашвили, по-видимому, на этом пароходе не плыл и не был участником столь живописной ночной сцены.
В советское время расхождения с Лениным стали политически компрометирующим фактом. Изобличение в них, как показал Р. Такер, было одним из приемов дискредитации соперников в борьбе за власть[790]. Сталин, наверное, мог бы попытаться сделать вид, что этого эпизода не было, стереть память о нем. Характерно, что написавший статью-воспоминание о IV съезде А. В. Луначарский предпочел изложить суть полемики по аграрной программе упрощенно, сведя ее к противоречию большевиков с меньшевиками и обойдя молчанием возражения Ленину из среды самих большевиков[791]. Статья была опубликована в 1926 г., когда использование фактора былой близости к Ленину уже служило актуальным аргументом в борьбе за лидерство в партии и государстве.
Сталин же, напротив, эти выступления на съезде переиздавал, причем в составе сборников, предполагавших широкое с ними знакомство. Так, в 1936 г. речи на IV съезде вошли в первый том «Ленин и Сталин. Сборник произведений к изучению истории ВКП (б)». Затем Сталин включил статьи 1906 г. об аграрном вопросе и выступления на IV съезде в первый том своего собрания сочинений. Мало того, в авторском предисловии он сделал акцент на этом эпизоде, специально остановился на нем, назвав противоречие Ленину ошибкой «молодого марксиста, еще не оформившегося в законченного марксиста-ленинца» и подчеркнуто заговорил о себе как об одном из революционеров-практиков: «мы, практики, не вникали в это дело и не понимали его великого значения ввиду нашей недостаточной теоретической подготовленности, а также ввиду свойственной практикам беззаботности насчет теоретических вопросов»[792]. К моменту выхода первого тома сталинских сочинений борьба за власть и партийная полемика 1920-х гг. были далеко в прошлом, а большинство тогдашних оппонентов стараниями победившего вождя покинули этот мир. В массовых пропагандистских изданиях история партии беззастенчиво улучшалась. Зачем же Сталин вернулся к давнему несогласию с Лениным и переиздал полемику по аграрному вопросу, почему он не предпочел обычную тактику умолчания? Ответ следует искать в обстоятельствах не 1906 г., а зрелого сталинского режима. Видимо, дело было в нежелании Сталина оставлять кому-то даже малую возможность найти это его давнее выступление и противопоставить политике насильственной коллективизации. Советский диктатор предпочел не давать предполагаемым противникам такого оружия, превентивно высказавшись о прежнем своем мнении как ошибочном. Этот момент должен найти свое место в исследованиях идеологического оформления сталинской диктатуры.
Противоречие с Лениным большевики лишь задним числом решили считать недопустимым и компрометирующим. Тогда же, на IV съезде РСДРП, несмотря на принадлежность большинства делегатов к одной из фракций, они пользовались определенной свободой выбора позиции. Быть большевиком не означало автоматически и всегда голосовать так же, как большевистская верхушка. На съезде при общей лояльности Ивановичу тем не менее случалось голосовать не так, как Ленин. В зафиксированных протоколами поименных голосованиях 13 раз они голосовали одинаково, три раза—различно, в еще четырех случаях один из них по каким-то причинам в голосовании не участвовал. Резолюция по аграрному вопросу вотировалась шесть раз – особо каждый обсуждавшийся проект, плюс отдельные поправки, плюс перебаллотировки. Несмотря на то что в выступлении Иванович высказался вразрез с Лениным, пять раз из этих шести он проголосовал солидарно, но один раз – по-другому.
В повестке съезда аграрный вопрос был поставлен первым, за ним следовал вопрос об оценке текущего момента и классовых задачах пролетариата. В сущности, именно споры о том, что на специфическом партийном наречии именовалось «оценкой текущего момента», и составили основное содержание дебатов на IV съезде РСДРП. Дискуссия была чисто схоластическая. Предполагалось, что в России происходит революция и революция эта, согласно принятой в РСДРП марксистской доктрине, является буржуазной; далее следовал вопрос, может ли партия, отстаивающая интересы класса пролетариев и называющая себя социалистической, поддерживать и участвовать в буржуазной по сути революции. От ответа на этот «основной вопрос» зависели и прочие: о вооруженном восстании, о том, нужно ли участвовать в думских выборах и пытаться провести своих кандидатов в Думу, аграрная программа и даже вопрос об участии в грядущем временном правительстве. На протяжении съезда делегаты на все лады упражнялись в софизмах, высказывая все новые варианты комбинаций своих скудных «теоретических положений»: революция буржуазная, но прогрессивная, так как направлена на ликвидацию докапиталистических пережитков, нужно использовать ее для перехода к революции социалистической; от победы буржуазной революции может произойти только усиление класса буржуазии, то есть врага, никакого сотрудничества с буржуазными партиями и т.д. В целом меньшевики склонны были придерживаться первого варианта, предполагавшего участие в буржуазной революции и использование ее плодов; большевики настаивали на втором, называя эти плоды «подачками царизма» и иными уничижительными словечками. Ни на какой более реалистичный, предметный анализ происходящих событий, судя по содержанию дебатов, никто в РСДРП способен не был. Ленинская риторика известна, но имеет смысл обратить внимание на то, что говорили его оппоненты. Например, Ной Жордания (Костров), выступивший на пятнадцатом заседании с большой речью, изобличавшей большевистскую линию (см. док. 12).
Жордания заявил, что «Ленин и его сторонники плетутся в хвосте движения», идя вслед за меньшевиками и заимствуя с опозданием их тактику. При фактической сомнительности его слов это значит, что Жордания почитал меньшевиков более радикальными, чем большевики, и считал это поводом для гордости. Не очень стесняясь в выражениях, особой критике он подверг большевистские представления о революции, которые считал романтическими, утопическими и крайне упрощенными. «Восстание – временное революционное правительство – республика, – вот вся политическая схема большевиков». Этой схеме оратор противопоставил свою модель «действительного хода революции», почерпнутую из статьи Карла Маркса «18 брюмера Луи Бонапарта». По мнению Жордании, Маркс вывел «алгебру революции», он учит, что «непобедима та революция, которая постепенно развивается по восходящей линии снизу вверх, переходя от одной ступеньки на другую и достигая таким образом своего апогея. В пояснение этого он приводит Великую Революцию Франции, […] во время которой революционная инициатива переходила от более умеренных партий к крайним партиям». Удивительно, что, вычитав это у Маркса, грузинский марксист сумел не заметить того обстоятельства, что приведенный пример относится к революции отнюдь не непобедимой, но, напротив, закончившейся как раз тем самым переворотом 18 брюмера, вынесенным в заглавие статьи, которая и была-то посвящена второму бонапартистскому перевороту. Читал ли Жордания эту статью целиком или знал ее фрагментарно по каким-то рефератам? Знал ли он, что такое собственно «18 брюмера» в истории Франции? Не менее удивительно и характерно для всех дискуссий на IV съезде РСДРП, что, оперируя цитатами из Маркса, русские марк