Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года — страница 129 из 158

[876]) (см. док. 11). «Каждый вопрос, обсуждаемый на съезде, предварительно обсуждался во фракциях, где составлялись проекты резолюций» (К. Гандурин)[877]. Как вспоминал не примыкавший тогда ни к кому Троцкий, «каждая из фракций и национальных организаций собиралась в перерывах между официальными заседаниями особо для выработки своей линии поведения и назначения ораторов»[878]. Таким образом, члены фракций должны были ближе познакомиться между собой, следовательно, Иосиф Джугашвили лучше узнал сотоварищей-большевиков со всей России и регулярно на этих собраниях вблизи наблюдал и слушал Ленина.

Грузинских делегатов на этот раз было еще больше. Ной Жордания насчитал 29 человек[879]. Новым было то, что видные русские меньшевики баллотировались от закавказских организаций, а некоторые грузины, наоборот, вышли на общероссийский уровень. От батумской организации на съезд приехал работавший до того в Уфе и Самаре Б. И. Николаевский (на съезде Голосов, Волосов), от гурийской – А. Н. Потресов (Старов) и П. Б. Аксельрод (был под своей фамилией), В. Н. Крохмаль, от тифлисской – ни много ни мало сам Г. В. Плеханов. Г. И. Хундадзе был делегирован Московской партийной организацией.

Очевидно, укреплению связей грузинских меньшевиков с центром способствовала работа в социал-демократической фракции Государственной думы, где вследствие принятого на IV съезде решения баллотироваться в тех местах, где выборы еще не прошли (а это как раз и была Грузия), оказалась значительная доля грузин. Из шести представителей думской фракции, присутствовавших на V съезде с совещательным голосом, четверо были грузинскими меньшевиками: И. Г. Церетели, А. Л. Джапаридзе[880], С. М. Джугели, К. Е. Канделаки (тот самый Константин Канделаки, который прежде был близким товарищем Сосо Джугашвили в Батуме).

От Тифлиса на съезд прибыло 10 делегатов во главе с Н. Н.Жорданией (Костров), среди них В.Д. Мгеладзе (Триа, Н. В. Рамишвили (Борцов), Г. Эрадзе, С. Баркосадзе, П. Цулая, А. Чиабришвили и два делегата, псевдонимы которых (Григорьев, Арский) остались нераскрытыми. Как и в прошлый раз, Джугашвили-Иванович был одиннадцатым делегатом от Тифлиса и единственным большевиком, но теперь он получил только совещательный голос. Возросло число представителей от районов Грузии. От гурийской организации их было уже не трое, а девятеро, включая упомянутых Потресова, Аксельрода, Крохмаля, отметим среди них В. Б. Ломтатидзе (Хасан); от кутаисской – трое (Ф. Киквидзе, М. Нинидзе, Г. С. Лордкипанидзе-Спиридонов), один от мингрельской (К. Чачава), один от потийской (Г. И. Уратадзе-Вано[881]), один от телавской и Б. И. Николаевский, избранный от батумской организации, итого 26 меньшевистских делегатов с решающими голосами, плюс четверо грузинских депутатов Государственной думы.

Н. Жордания непринужденно признавал, что среди русских делегатов большевики преобладали, но появление грузин «восстановило равновесие», уравняв численность фракций”. Действительно, если посмотреть на состав наиболее многочисленных делегаций, то из Москвы приехали 14 человек, из них 11 большевиков, плюс пятеро от московской окружной организации, все большевики; 9 партийцев от Иваново-Вознесенска были большевиками; из 17 делегатов от петербургской организации большевиков было 12. От таких промышленных центров и крупных городов, как Киев, Екатеринбург, Горловка, Луганск, Нижний Новгород, Одесса, Нижний Тагил, Пермь, Саратов, Харьков, Юзовка, на съезд приехало от одного до трех делегатов. Количество грузинских меньшевиков и на этом съезде было непропорционально и неадекватно большим.  [882]

На этот раз грузинские большевики попытались поступить по примеру своих оппонентов. Трое из них – С. Шаумян, А. С. Кахоян и М. Цхакая – прибыли в качестве делегатов от борчалинской партийной организации, заявив, что за них проголосовало более тысячи человек. Это вызвало активный протест грузинских меньшевиков, яростно оспаривавших законность их мандатов. Слово «законность» употреблялось участниками съезда применительно к их мандатам и порядку избрания, хотя оно вызывает естественное недоумение, учитывая, что партия была нелегальной.

Дискуссия по поводу борчалинских мандатов началась в мандатной комиссии и была вынесена на рассмотрение участников съезда. На восьмом, утреннем, заседании в пятницу 4/17 мая выступил докладчик мандатной комиссии большевик В. К. Татарута (Вилиамов). Как и на предыдущем съезде, мандатная комиссия работала параллельно общим заседаниям, и вопросы об утверждении мандатов делегатов, чье право на участие в съезде вызывало сомнения, или решались в самой комиссии, или же в наиболее сложных и спорных случаях выносились на заседания съезда. Созывая съезд, старались обеспечить, насколько это возможно в условиях подполья, справедливое и пропорциональное представительство местных организаций. Партийцы вполне резонно не хотели, чтобы какая-нибудь группа гимназистов, несколько месяцев назад объявивших о своей принадлежности к РСДРП, получила право голоса при обсуждении серьезных для партии вопросов. О возможности проникновения на съезд полицейских агентов вслух не говорили, но, несомненно, также имели в виду. Процесс рассмотрения мандатов шел медленно, и зачастую они утверждались или отвергались, когда съезд уже был в разгаре, а то и клонился к завершению.

На восьмом заседании Таратута от имени мандатной комиссии предложил делегатам отвергнуть один мандат из Владивостока, принять без дальнейших прений один мандат от Петербурга и два от Борчалинского уезда, дать право решающего голоса Суренину (С. Г. Шаумяну) и Борчалинскому (А. С. Кахояну), а также совещательного Ивановичу (И.Джугашви-ли) и Барсову (М. Цхакая). Таратута сообщил, что в борчалинских выборах участвовало более тысячи человек, что группа была утверждена в 1906 г. Тифлисским комитетом и имела право провести от себя выборы на съезд. По-видимому, говоря это, он отвечал на возражения, высказанные в мандатной комиссии и пока остававшиеся за кадром (см. док. 12).

Вслед за выступлением Таратуты возникла оживленная и беспорядочная дискуссия не конкретно об этих мандатах, но о порядке рассмотрения съездом предложений мандатной комиссии: утверждать ли ее решения без дальнейших прений либо заслушивать и обсуждать вопрос о каждом сомнительном мандате. Н. Рамишвили возмущался, что мандатная комиссия, преимущественно большевистская по составу, «увеличила голоса одного направления», Г. И. Крамольников заявил, что она злоупотребила своими полномочиями, и требовал высказать ей недоверие, большевики в ответ говорили о некорректном поведении меньшевиков и напрасной трате времени съезда.[883] Показательным для этой дискуссии было выступление члена мандатной комиссии меньшевика С. И. Бердичевского (Елкин), делегата от Крымского союза РСДРП. Он соединил характерное для позиции многих меньшевиков на V съезде начетническое стремление к скрупулезному соблюдению форм, будто речь шла о формально-юридических процедурах, а не о деятельности революционного подполья, с плохо скрытыми и не вполне справедливыми обидами на оппонентов. «Когда я, член мандатной комиссии, предлагаю обсуждать мандаты съезду, – сказал Бердичевский, – то не потому, что думаю, что отвергнутые мандатной комиссией голоса будут утверждены съездом или обратно. Слишком понятно, что это вряд ли может быть, но важны прения, важно запротоколирование обсуждения мандатов. В прошлом году на Стокгольмском съезде, как это, вероятно, помнят все делегаты, мандатная комиссия была составлена иначе – по 2 от каждой фракции и одного нейтрального. И все же, – это живо встает передо мною, – когда мы, делегаты, возвращались еще только со съезда, нам в пути попалась, с позволения сказать, с.-д. газета, которая позволила себе говорить о „кавказских“ голосах. Пусть же теперь прения и оглашенные факты дадут возможность по протоколам знать, был ли и поскольку съезд действительным представителем организованного с.-д. пролетариата разных мест России»[884]. Бердичевский имел в виду статью «Съезд РСДРП» за подписью «Б-к» (очевидно, «Большевик») в петербургской большевистской газете «Волна»[885] №3 от 28 апреля/11 мая 1906 г. Автор статьи писал по поводу преобладания меньшевиков на съезде: «Их большинство  было ничтожно и притом достигалось исключительно «кавказскими» голосами, удельный вес которых во всяком случае не равен весу представителей промышленной России».

Вопрос о непомерно большом количестве делегатов от кавказских меньшевиков подспудно витал на V съезде. Его более не ставили напрямую, как бы удовлетворившись объяснениями, полученными на предыдущем съезде, однако большевиков он, конечно, раздражал и прорывался в дискуссиях. Формального повода оспорить нормы кавказского представительства не было. Более того, тогда потребовалось бы дезавуировать заявленную численность членов партии в Грузии. Но то, что количество грузин на съезде неадекватно велико, а меньшевистская фракция этим пользуется, было довольно очевидно. Отдавали себе в этом отчет и русские меньшевистские лидеры. Реплика в написанном несколькими месяцами позднее письме Ф. И. Дана Г. В. Плеханову свидетельствует, что в кулуарных разговорах меньшевистской верхушки цена декларациям тифлисских сотоварищей была прекрасно известна. В январе 1908 г. Дан сообщал, что, по словам кавказских меньшевиков-эмигрантов, некий промышленник готов спонсировать их партию, прибавляя, что «в Тифлисе, как известно, врут в 10 раз больше, чем Плевако, и потому я отношусь к этому известию несколько скептически»[886].

Возможно, с этим подтекстом следует связать переданную в воспоминаниях Ноя Жордании реплику Ленина. Будто бы однажды после заседания Ленин окликнул его на улице и предложил, чтобы грузины перестали мешаться в русские дела, а русские, со своей стороны, готовы дать им автономию и не мешаться в дела грузинские (см. док. 17). Нет полной уверенности, что Жордания не сконструировал этот эпизод задним числом, желая показать, что Ленин тогда был готов предоставить Грузии независимость. Ничего невероятного в этом эпизоде нет, Ленин в то время последовательно выступал в поддержку национально-освободительных движений, именуя Российскую империю «тюрьмой народов». Но, описывая этот эпизод, Жордания сделал вид, будто слова Ленина никак не были связаны с избыточнос